Приключения стиральной машинки
Шрифт:
Глава 20
Мы все еще сидели на кухне, и часы показывали три часа утра. Я чувствовала внутри себя какой-то космический вакуум.
— Знаете, девочки, — Николай задумчиво посмотрел на нас, — я думаю, что конец этой истории находится не очень далеко от нас. Но сейчас нам всем надо немного поспать, а потом я отвезу вас к тому человеку, который наверняка знает, чем все это может закончиться. Я говорю, Лена, о твоей маме. — Николай взглянул на меня в упор.
— О моей маме? — Растерялась я. — А почему о ней?
— Ты знаешь, что-то мое профессиональное следовательское чутье подсказывает мне, что она с самого начала была в курсе всего этого длинного дела. Но, видимо, она не думала, что я смогу докопаться до самой сути.
— А что теперь ей грозит? — Внезапно испугалась я.
Николай
— Лена, я веду это дело, и все в нем зависит от меня, понимаешь. А я думаю, что вся эта история никого, кроме вашей семьи не касается. Зубова я уже сдал с рук на руки моим коллегам еще там, на далеком севере. Чего же мне его, сюда, что ли, тащить? В данном конкретном случае никакого резона в этом нет. Дело-то очень тонкое, можно сказать, семейное. Думаю, мои коллеги подключат врачей — я сам им это настоятельно советовал. А когда врачи поставят ему соответствующий диагноз, то никого уже не будут интересовать истинные причины набегов на ваши жилища. Мало ли, что может наплести человек в таком состоянии?
— Слушай, а чего ты мне там про каких-то геологов по телефону говорил? — Вдруг спохватилась неугомонная Машка.
— А, это, — Коля пожал плечами. — Это я так, из любопытства. Ну, когда еще в те места попадешь? А тут случай такой подвернулся — экскурсия на заброшенный прииск. Туда геологи собирались — мне Валек сболтнул. Он вообще все про всех там знает. Не мудрено — то с тем выпьет, то с другим тяпнет. Вот и ходит потом, вещает, как местное радио. А мне интересно стало. Я же теперь про этот прииск столько всего наслушался. Можно сказать, живые картины перед глазами стоят. Вот я и соблазнился. А геологи — ребята веселые, компанейские. Мы там с ними два дня по заброшенным отвалам лазили. И хорошо, что напомнила, — Колька юркнул в коридор, где лежала, одиноко брошенная на полу, его дорожная сумка. — Вот, смотри, — сказал Колька, возвращаясь назад в кухню. В руках у него была грязная измятая бумажка. Он аккуратно развернул ее и высыпал на стол несколько желтых блестящих крупинок. — Это тебе, подарок. — Глаза у Кольки блестели, как у подростка, который только что поймал здоровенного блестящего ужа, и теперь хвастается им перед всеми дворовыми мальчишками. Машка с восхищением смотрела на желтые крупинки.
— Это ты сам добыл? — Спросила она, трогая пальцем золотые песчинки.
— Ага, — гордости московского следователя не было предела. Олег с иронией смотрел на приятеля.
— Получается, что ты там в черные копатели записался?
Коля отмахнулся.
— Какая разница. Черные, белые. Спортивный интерес — штука заразная. И ему наплевать, кто ты, следователь или аферист. — Машка вскочила и, обняв Кольку за шею, закружила его, чуть не сбив со стола несколько чайных чашек. На небольшой кухне вчетвером просто негде было повернуться.
— Добытчик ты мой, — ласково урчала Машка. А Коля довольно улыбался и краснел от удовольствия.
Утром мы погрузились в машину и даже не стали тратить время на завтрак. Все равно мама не поверит, что мы сытые и придется завтракать второй раз. Перед отъездом я ей позвонила, чтобы не свалиться как снег на ее любимую пожилую голову.
Когда мы приехали на дачу, все было именно так, как мы и ожидали. На столе дымились горкой горячие оладьи, и самовар пыхтел, расположившись между баночкой домашней сметаны и сгущенным молоком в глиняном горшочке.
— Вот сейчас позавтракаете, а потом все остальное, — сказала моя мама.
— Что остальное, мамусик? — Спросила я.
— А там видно будет, — уклончиво ответила она, и Колька глазами показал мне, мол, я ж говорил, Татьяна Петровна — гениальная тетенька.
Когда с едой было покончено, мама просто, безо всяких предисловий, сказала, обращаясь к Николаю:
— Леночка мне говорила, что вы, Коля, в Кишму летали. Ну и как там? — Мама была абсолютно спокойна. Колька покраснел и подавился оладушком, который он дожевывал — Машка ему, как самому крупному представителю нашей кампании, всегда оставляла пару лишних кусочков повкуснее. А может, и не только по причине его внушительных человеческих габаритов?
Когда он прокашлялся, то мама ласково погладила его по руке и сказала:
— Понимаете, Коля, когда за дело берется опытный человек, то он обычно всегда добивается успеха. Поэтому я и письмо из
Испании Лене передала, чтобы вы поскорее с ним ознакомились. Когда Лена мне сказала, что вы возвращаетесь из Кишмы и везете какие-то новости, я все сразу поняла. И мне теперь нет никакого смысла что-либо скрывать. Но, согласитесь, у меня были причины не сильно распространяться о наших семейных делах. — Мама поудобней расположилась в кресле и начала свой рассказ: — Когда этот воришка стал в наших стиральных машинках копаться, я ведь сразу все поняла. Я, когда мы из Кишмы приехали, уже совсем взрослая была, и отец мне все рассказал. Он с прииска в Москву несколько раз ездил, чтобы покупателя на золото найти и насчет квартиры разузнать. Золото — это всегда опасный товар. Но другого у нас не было. Все богатство, что наши предки нажили, было вложено в прииск, а его Советская власть экспроприировала. Вот и пришлось все заново начинать. Сначала дед, потом и отец мой золото понемногу мыли и копили. Они оба понимали, что при любой власти без приличных денег чедлолвеку не выжить. Вот отец и ездил в Москву, смотрел, что да как. Он там нашел одного еврея-ювелира. По рекомендации. С ним и договорился. Отец задумал в Москву перебираться еще тогда, когда Зубов-старший хотел на нашу семью ночью напасть. Тогда еще дед Кузьма был жив. Он отцу и присоветовал из Кишмы уехать. Понял Кузьма, что не отстанет от нас Зубов, и когда из зоны домой вернется, все равно постарается завершить то, что тогда начал. А оно вон как вышло, старый Зубов сыну дело это завещал. Такого оборота Кузьма предусмотреть не мог, но из Кишмы надо было все равно уезжать.Кузьма, еще когда Петр, отец мой, ребенком был, сказал ему, что скоро прииск иссякнет, лет десять-двадцать, и все. Он-то это лучше всех знал, поскольку на прииске главным инженером работал. Там надо было новые месторождения искать, только власть как-то не торопилась с этим делом. А все богатство астафьевское, что мы в ту землю вложили, было лишь малой толикой, не хватило его для новых изысканий, их же надо было непрерывно вести. Все эти революции-войны все равно бы не дали этому делу дальше нормально развиваться. Так что мы бы все равно оттуда уехали. Надо было бы раньше. Тогда бы и мама жива была, — Татьяна Петровна смахнула непрошенную слезу. Николай сидел, и молча слушал. Ему было неловко, что он вроде как по своей воле залез в чужие секреты, но в глубине души он понимал, что не своя это воля, а просто обстоятельства. Ведь не случись тогда этих нелепых происшествий с машинками, кто бы знал об этой удивительной истории.
— Мамочка, а почему ты мне никогда ничего не рассказывала? — Я встала со своего стула и подошла к маме, обняв ее за плечи.
— Понимаешь, доченька, есть вещи, которые лучше и не знать. А если и знать, то как можно позже. Ведь золота того уже давно и в помине нет. Отец его тогда быстро сбыл, и, слава богу! Но золота нет, а след от него всегда есть. Мы все тогда так тряслись от страха — не передать, но делать-то нечего. На эти деньги потом и квартиры всем купили, и дачу эту построили. Тогда с квартирами сложно было, но отец по очереди два кооператива потихоньку выплатил, чтобы внимания не привлекать — Тамарочке-то жилье надо было отдельное. Она тоже уже взрослой девушкой была.
— Так что же, получается, что на астафьевское золото и у меня жилплощадь куплена? — Машка округлила глаза.
— Получается, Маша, — улыбнулась моя мама. — И не только квартира. А выучить нас надо было, и вас потом.
— Ну, вы даете! — Только и смогла вымолвить Машка, и так и сидела теперь с круглыми от удивления глазами, переваривая всю полученную информацию.
— Да, ребята, — присвистнул Олег, который вообще только тихо сидел и слушал все эти удивительные рассказы, — сначала Колька нам полночи про всякие чудеса рассказывал, а теперь вот какая история получается. Вам бы, Татьяна Петровна, в разведчики. Только они так умеют секреты хранить.
— Нет, Олежка, не только разведчики. Если речь о собственной жизни идет, или о жизни детей, то лучше, чтобы все тайны так и оставались тайнами. Только, вот, говорят, что все тайное всегда становится явным. Наверное, так и есть. Когда для этого время приходит, то все тайны раскрываются. А о чем это, если не секрет, вы им, Николай, полночи рассказывали? Можно мне тоже об этом узнать? — Неожиданно спросила Николая моя мама. И он заново рассказал ей все, что мы уже слышали от него прошлой ночью.