Приключения вертихвостки

Глава 13

Наутро я проснулась в прекраснейшем настроении. Шелковый балдахин нависал надо мной словно блестящая золотая чаша. Я понежилась в постели минут пятнадцать и с сожалением приняла неизбежность — надо вставать.

Спустившись в кухню, я застала Дэвика с повязанной полотенцем головой и совершенно кислой физиономией. Он страдал похмельем.

— И зачем я вчера так напился? — вопрошал он, глядя на меня страдальческим взглядом пожилого сенбернара. Я с совершенно невинным видом посочувствовала его горю.

— Не знаю, милый. Ты, наверное, хотел испытать все радости жизни за один день.

— А что было потом?

— Потом? А потом ничего не было. Ты напился, я вызвала такси, и мы поехали домой.

Дэвик грустно вздохнул.

— Жаль. Я так хотел сходить в оперу.

Я улыбнулась самой очаровательной своей улыбкой, опустив при этом важную подробность — опера в Вене действительно весьма стоящая штука! И, насколько я поняла, Андрон придерживался того же мнения. Во всяком случае, спектакль, на который мы вчера попали в самый последний момент, был выше всяких похвал.

Плотно позавтракав, Дэвик наконец получил небольшую индульгенцию у головной боли и смог соображать вполне внятно.

— Чем мы сегодня займемся? — спросила я его.

— У меня есть некоторые дела в центре города, — уклончиво ответил Дэвик и слегка покраснел. Моё чутье никогда меня не обманывало.

— И как зовут твои дела? — сделав наивные глаза, поинтересовалась я. Дэвик покраснел еще больше, но отпираться не стал.

— Ее зовут Ядвига.

О, господи, ну и имечко! «Хорошо, что не Баба Яга, — подумала я, вспоминая вчерашнюю ледяную даму. — Как она там?» — зачем-то подумала я дальше, мысленно посылая Андрону приличную порцию обыкновенной человеческой жалости. Общение с его женой было минимальным и не принесло мне никаких неприятностей. Но продолжать знакомство я как-то не стремилась.

Дэвик, чмокнув меня в щечку и приняв двойную дозу аспирина, «усвистел» к своей Ядвиге, и я осталась одна. Посидев на кухне еще ровно столько времени, сколько потребовалось, чтобы сварить одну чашечку кофе — современная плита все же обнаружилась внутри одного из здоровенных великанских шкафов. Она была надежно спрятана от глаз возможных экскурсантов, чтобы не навлечь на хозяев этого великолепного дома возмущение туристов. Туристы всегда платят деньги только за оригинальные вещи и терпеть не могут подделок! Это же общеизвестная истина!

Насладившись кофе, я решила, что теперь пришло время мне как следует заняться местной библиотекой.

Поднимаясь на третий этаж, я предвкушала томное шуршание старинных страниц в моих руках, необыкновенные открытия, ну, хотя бы, самую малость.

И я уже, было, расположилась в исполинского размера кресле с томиком Гомера в переводе самого Василия Андреевича Жуковского, который был добрым другом «наше всё — товарища АСПушкина» — так говорила мне моя училка по литературе там, в незабвенном Зауралье. И уже, было, я раскрыла его на первой, пожелтевшей от времени страничке, но моим мечтам не суждено было сбыться. По крайней мере, именно сейчас. Как всегда, невовремя зазвонил телефон. Посмотрев на дисплей, я с удивлением обнаружила, что мне звонит Ника. Он никогда не звонил просто так. А только по самым важным и неотложным поводам. Я немного встревожилась, и мое настроение, как шкала охлаждаемого термометра, побежало вниз.

— Алле, — сказала я нетвердым голосом, поднося трубку к уху.

— Привет. Как дела? — нейтральные Никины слова меня немного успокоили. Но, отдав дань вежливости, Ника, как всегда сухо и по-деловому, перешел к сути вопроса. — Тут Палыч звонил, — спокойно сказал Ника, ожидая, пока я осознаю смысл сказанного.

— Какой Палыч? — не поняла я.

— Ну, твой Палыч. Учитель физкультуры из Зауралья.

— Кто? — у меня все похолодело внутри. Сначала Ника, теперь Палыч. Что там у них происходит? — И чё? — совсем уже неуверенным голосом пискнула я в трубку.

— Да, в общем, ничего особенного. Говорил, что тебя какая-то «мадама» разыскивала. К нему забрела. Она из Москвы.

У меня внутри все оборвалось.

— Ника, не томи. Говори, что он тебе сказал.

— Да ничего такого особенного не сказал. Но, думаю, тебе бы лучше с ним встретиться. — Вот это номер! И как же я с ним встречусь, если я здесь, в Австрии, практически на осадном положении, а он там, в нашем любимом заснеженном «мухосранске». Но я недаром всегда гордилась собственной быстротой реакции.

— Слушай, пусть он сюда прилетит.

— Куда? — опешил Ника.

— В Австрию, Ника, куда же еще. Я же не на Луне. Я тут ему все организую. — Ника хрюкнул в трубку что-то неопределенное и отключился.

В следующий раз он перезвонил мне часа через полтора. Я только-только смогла немного погрузиться в замечательный гекзаметр древнего Гомера, переварив полученную от Ники информацию, когда противная проза жизни снова вернула меня в прекрасную Вену, в дом типа «дворец» и в самое замечательное собрание книг, которое я когда-нибудь встречала.

— Он прилетит завтра ко мне в Москву, и мы решим, когда и как он сможет добраться к тебе.

— Ника, ты чудо, жду, — только и успела воскликнуть я, и он снова отключился.

Я прочитала еще с десяток страничек занимательного древнего текста и слегка задремала. Мне снилось, что я в Москве и меня обнимает Эмик. Мне так понравился этот сон, что, очнувшись от этого забытья, я продолжала улыбаться. Ведь известно, что коротенькие дневные выключения сознания часто воспринимаются нами как самая настоящая явь. И мне именно так и показалось. Открыв глаза, я чуть было не начала разговаривать с Эмиком — так ярок и правдив был мой сон. Но реальность вернула меня из сказки в не очень радостное настоящее. Эмика не было и не могло быть. Мне стало грустно, и даже слезы навернулись на глаза. Я свернулась калачиком в огромном кресле, отложила Гомера и на меня, словно волны в спокойной реке, стали наплывать воспоминания. Они плыли на меня и плыли, качая меня в своих больших добрых руках. Я вспоминала, как замечательно мне жилось рядом с любимым человеком, какой счастливой я просыпалась каждое утро. От этой вселенской благости и её безвременной утраты мои глаза стали совсем мокрыми. Вот в таком полумокром состоянии меня и обнаружил Дэвик часа через три, когда вернулся со своих страшно важных дел со странным именем Ядвига. Мне не хотелось его ни о чем расспрашивать. Мне, честно говоря, вообще сейчас ничего не хотелось.

Взглянув на меня, Дэвик все понял без слов.

— Ты не расстраивайся так. Все наладится, — он присел рядом со мной и неуклюже попытался меня успокоить.

— Понимаешь, я, похоже, сама все испортила. Наверное, надо было ему все сразу рассказать, и тогда, может быть, все было бы иначе.

Я с надеждой взглянула на Дэвика, ища у него поддержки. Но его еврейское чутье, видимо, подсказывало ему что-то другое. Он упорно молчал, не подтверждая моей призрачной догадки. Я стала настаивать:

— Я сама виновата, накричала на него, обвинила черт знает в чем. А потом Фёкла с бабМашей нашлись, и я оказалась полной дурой.

Дэвик подал голос:

— Дурой. Факт. Ну, дурой-то ты оказалась не навсегда. Это с женщинами иногда случается…

— А ты откуда знаешь, — я ехидно сузила глаза, которые у меня моментально просохли от такой Дэвиковой нагловатости — тоже мне, утешил!

— А вот знаю, — Дэвик запыхтел, это у него было признаком уверенности в себе — я-то его знала как облупленного! Неужели за короткое время общения с австрийской пассией он научился разбираться в тонкостях женской внутренней организации? Раньше за ним такого не водилось.