Приключения женственности
Шрифт:
Анна Каренина летит навстречу белокурому Вронскому. Рвется к счастью, а на сцене мечется станционный мужик — рок, судьба. Страстное стремление — взмах руки, прыжок, объятия. Неужели она понимает, что мчится к смерти? Нет, не только об этом танец. Настоящая жизнь — на этой сцене. Каждому исполнителю придумать движения, которые превратят их в действующие лица: Вронского, Каренина, Бетси, кавалеров на балу, офицеров на скачках…
Как сделана сцена «итальянская опера»! Жене показалось, что это из соседних лож уходят зрители, возмущенные присутствием Карениной.
И мигающий луч поезда,
Осталось счастье.
Спустились в партер, где Плисецкая под дождем из цветов, летящих с верхних ярусов, с балкона, левой рукой прижимала огромный букет, а правую плавно отводила в сторону и приседала в полупоклоне.
— Откуда они столько цветов взяли, зима же?! Дорого стоят, наверно! — С этими словами к ним протиснулся Борода. — Никак найти вас не мог! Вы что же, в буфет не ходили? А я шампанского выпил. Помогает преодолеть условность балета. Вообще-то не стоит тех денег — я за пятерку билет у спекулянта купил. Не так высоко, но место какое-то неудобное. Пришлось почти все время стоять — иначе ну прямо ничего не увидишь. Но зато я все закоулки облазил, на всех ярусах побывал, теперь имею полное представление о Большом.
Монолог был произнесен под аплодисменты, предназначенные актерам. Борода оттянул высокий глухой ворот толстого свитера с нелепым желто-синим орнаментом и сосредоточенно пытался программкой загнать туда прохладный воздух. Он даже не заметил, что несколько вежливых кивков Женя сделала, ни разу не повернув головы в его сторону.
— Время-то детское! Вы куда сейчас? — спросил Борода, когда все вышли на прозрачный мороз.
— Да вообще-то домой, — ответила за всех Алина подобревшим после спектакля голосом.
Остановились у колонны. Высоченные двери открывались все реже — последними уходили завзятые балетоманы. Промчался мальчик-лилипут, модно одетый южанин пропустил неуклюжую рыхлую женщину в резиновых ботах.
— Зайдем к одному парнишке, будущему Льву Толстому? — не унимался Борода.
— Неудобно, нас же не звали, — почти согласилась Алина.
— Я приглашаю, — высокопарно изрек Борода. И тут же по-простому пояснил: — Там каждый вечер компашка ребят-авангардистов собирается. Пошли, не пожалеете.
— Что у тебя с квартирой? — тихо спросила Алина у сестры, когда они свернули с Пушкинской в темный переулок.
— Сегодня утром звонок в дверь — хозяйка. Говорит, заскочила по пути. Глазки так и бегают. В шкафу покопалась, в туалет зашла, для вида воду спустила. Села чай пить. И вдруг, между делом, в придаточном, заявляет, что племяннице надо бы пожить здесь недельку. «Ведь есть же раскладушка!»
— За семьдесят рублей в месяц еще и племянница в нагрузку?! — возмутилась Алина.
— На этот раз удалось отбиться, — но чувствую, будет следующая агрессия, — с горечью призналась Женя.
— Девочки, вы где?
Алинин муж с Бородой ждали их у подъезда совсем провинциального обшарпанного дома. Пахло щами и кипяченым бельем.
— Вот видите, у них всегда не заперто. — Борода ощупью пробрался к квартире на первом полуподвальном этаже и открыл скрипучую дверь.
Стало чуть светлее, и ребята неохотно пошли следом. Слабая лампочка
освещала только вешалку, на которую была небрежно наброшена груда одежды. Из темного угла выскочила непонятного возраста худышка в джинсах и с чайником в руке, крикнула: «Привет!» — и побежала дальше. Алина с сомнением посмотрела на мужа.— Уже чай пьют, — огорчился Борода. — Раздевайтесь скорее!
Просторная комната, казалось, приготовлена для ремонта: голое окно во всю стену, деревянные некрашеные табуретки, на одной из которых валяется груда перепутанной проволоки, потертый дерматиновый диван, везде окурки. Несколько человек вокруг круглого стола без скатерти спорят о религии.
— Что за бред? Вера — эмоциональна?! — Лицо неопределенного возраста с длинными редкими космами вокруг большой лысины произнесло эти слова тоном, каким обычно спрашивают: «Ты меня уважаешь?»
Как ни в чем не бывало Борода пододвинул к столу табуретки и усадил на них Женю и Алину. Потом исчез и вернулся с вымытыми, но мутными стаканами и пузатой бутылкой гамзы в плетеной корзинке.
— Так и знал, всю водку уже уходили, — посетовал он, разливая красную жидкость по сосудам.
— Хотя бы скажи, кто эти люди, — шепотом попросила Женя.
— Я и сам толком не знаю. — Борода наморщил лоб и почесал затылок. — Длинноволосый — скульптор, а Коля, хозяин, в соседней комнате, танцует. Да вы пейте поскорее, а то и этого не останется.
— Откуда у него такая квартира? — Женя пригубила стакан и осмотрелась.
— Так он здесь дворником работает. Тут коммуналка была. Всем жильцам уже отдельные дали, у кольцевой, он один остался.
— Дворник… А говорил — авангардисты. — Алина строго посмотрела на мужа, как будто не она первая согласилась пойти сюда.
— Конечно, будущий Лев Толстой. А может быть, Достоевский. Он в Литинституте заочно учится и рассказы пишет, — с какой-то непонятной гордостью объявил Борода.
— Ни Лев Толстой, ни Достоевский, кажется, авангардистами не были, — поддела Алина.
Но Борода не ответил. Быстрым движением, предназначенным, правда, для жидкости другого цвета, он опорожнил стакан. Сморщился, наклонил бутылку и сосредоточенно стал ждать, пока упадет последняя капля.
На полу нахохлился типовой школьный дневник, заполненный взрослым почерком. «Нравственно то, что нравится», — углядела Женя. Дальше шли неразборчивые каракули.
Плотная блондинка ввела в комнату молодого человека с осоловелыми глазами.
— Коля сегодня не в форме, — констатировал Борода.
— Зато я в форме, — агрессивно заявила блондинка и села Бороде на колени. — А это кто такие?
— Ты что, мать! Сразу видно, в консерваторию не ходишь! Известный пианист с супругой, — объявил Борода, нисколько не смутившись.
— А это вторая супруга, что ли, точно такая же? — Блондинка попыталась ткнуть рукой в Женю, но покачнулась и чуть не упала на пол.
— Так только кажется. — Бороде пришлось обнять блондинку обеими руками. — Женя — она совсем другая, разве не видишь?!
Увидел скульптор. Он подошел к Жене и церемонно предложил показать ей свое творение. Им оказалось сооружение из проволоки, внутри которого виднелся фланелевый ком.