Прикосновения Зла

Случалось, перед сильным штормом, что истово молящиеся моряки видели, будто мчит по волнам колесница, запряженная длинногривыми белыми конями, а в ней бородатый Небожитель с трезубцем, которым он и вызывал бурю, круша скалы и поднимая вихри до самых туч. Каждый знал, как яростен нрав этого бога, повелевающего буйной стихией, и с неумолимым гневом Вед преследовал тех, кто осмеливался его оскорбить. Вот почему к торжествам, устраиваемым в честь Хозяина Вод, имперцы готовились особенно тщательно, охотно принося ему щедрые жертвы.

Пока во дворце Рон-Руана накрывали столы для вечернего пиршества зесара, жители Таркса в белых праздничных одеждах с сосновыми ветвями в руках пришли на берег залива. Люди стали собираться у моря еще утром, задолго до начала церемонии. В толпе распевали гимны, обнимались и смеялись над детворой, которая залезала в воду, чтобы обрызгать друг друга. Юноши и девушки танцевали на песке под нежные мелодии свирелей, воздевая и опуская руки, сходились и расступались, подражая волнам и прибою. Жрецы окуривали благовониями место будущего жертвоприношения.

День выдался солнечным и спокойным. Небо отражалось в искрящейся глади воды, расчерченной белыми полосами пены. Просторное и по-особому тихое море напоминало заснувшего исполина, чье соленое дыхание едва уловимым ветерком долетало до пришедших поклониться древнему божеству поморцев.

Макрин, его жена и личные рабы стояли на небольшом пригорке, с которого открывался грандиозный и завораживающий вид, позволявший по достоинству оценить не только красоту серо-зеленого моря, чистейшего неба над ним, но и размах грядущего празднества.

Приветливо кивая знакомым, сар напряженно вглядывался в лица веселящихся людей, силясь отыскать родные черты:

– Ты видишь его, Пинна?

– Нет, мой драгоценный, – супруга градоначальника вдыхала аромат хвои, поднеся к кончику носа украшенную лентами сосновую веточку.

– Каков паршивец! Вздумал опять поиздеваться надо мной!

– Мне кажется, твои волнения напрасны, любимый. Мэйо не из тех, кто нарушает обещания. Он покинул виллу затемно, одетый в новую тогу, и сказал, что непременно поспеет сюда до полудня.

– Хотя бы одетый! – Макрин поднял ладони в молитвенном жесте. – Возношу за это хвалу Богам!

– Полагаю, он где-то поблизости, развлекается с друзьями и присоединиться к нам позже.

– Его склонность к развлечениям мне слишком хорошо известна… – буркнул сар. – Уверен, что наш сын забыл и о приближающейся годовщине своей помолвки, и о необходимости послать подарки семье невесты.

– Я хотела ему напомнить, но все не представлялось удобного случая, – Пинна поправила волосы, хотя они и без того были идеально уложены в высокую прическу. – Милый, позволь мне самой выбрать что-то по своему вкусу.

– Да, пожалуй, так и поступим… – неохотно согласился Макрин. – Лучше обезопасить себя от очередного скандала. Кто знает, что может учинить Мэйо, при его весьма прохладном отношении к Литтам.

– Мой дорогой, он презирает работорговцев, однако ты не пожелал принять это во внимание, когда давал согласие на помолвку.

– То есть мне надлежало отказать богатейшей семье Империи только потому, что наш сын угодил под влияние геллийских философов-вольнодумцев и защищает нелепые идеи о снисходительном отношении к невольникам? Здесь, в Тарксе, он может поступать, как заблагорассудится: пусть наряжает своего раба, катает в лектике, спит с ним. Через год я отвезу Мэйо в столицу, а там из него быстро выбьют дурь железной дисциплиной, обучат военному делу и вложат в голову те идеалы, без которых немыслимо само существование государства.

– Торговля невольниками – весьма прибыльное дело, – вкрадчиво произнесла Пинна. – Между тем, это не лучшее занятие для знатного Дома. И хотя юную Виду уже сейчас сравнивают с восхитительной Аэстидой, наш сын вряд ли сможет оценить ее красоту по достоинству. Девочка Литтов скромна, молчалива и застенчива, а таких Мэйо не водит к себе в спальню.

Макрин нахмурился:

– Разумеется, он предпочел бы обделенную умом блудницу, которая легко смирится с его постоянными пьянками, хамоватыми приятелями и многочисленными шлюхами. Кроме того, у Мэйо будет выбор: получив чин Всадника, он сможет остаться в легионе и без каких-либо последствий расторгнуть помолвку. Один из сыновей Литтов, Креон, в двадцать лет стал декурионом и служит во дворце. Это достойный пример молодого человека, подающего большие надежды.

– Существует много других способов принести благо стране, чем проливать кровь дикарей и окончить дни в песках Афарии или снежных пустошах Севера. Хочу напомнить тебе, мой желанный, знаменитое высказывание Плутара: «Наилучшие лошади получаются из самых диких жеребят, укрощенных с умом и терпением».

– Нашему сыну несказанно повезет, окажись его невеста почитательницей столь прославленных мыслителей, – Макрин положил ладони на пояс, стягивающий тогу. – Начинают! Я вижу первожреца! Где Мэйо, Мерт бы его побрал?!

Длинная процессия с песнопениями приближалась к кромке воды. Впереди шагал старший жрец в белом церемониальном одеянии и тончайшей накидке, словно сотканной из морской пены. За ним важно ступали прочие храмовники с наполненными яствами корзинами, молодые служки в голубых туниках несли кувшины и амфоры, а замыкали шествие девочки и совсем юные девицы, которых собирались подарить могучему божеству. Они стенали, заламывая руки, но никто не обращал на это внимания.

Сар наклонился к уху жены:

– Скажи, почему он так глуп? Неужели не понимает, что Вед – покровитель не только Поморья, Таркса, но и нашей семьи. Подобным неуважением он навлечет беду на свою пустую голову!

– Мы защитим его, ненаглядный, – ободряюще улыбнулась Пинна. – Даже от гнева Веда.

Первожрец остановился и, зачерпнув ладонями теплую морскую воду, начал читать по памяти длинное обращение к божеству. Он молил Растителя не забывать своевременно проливать дождь в засушливых землях, усмирять весной бурные реки, не топить военных, торговых и рыбацких судов, кроме тех, что принадлежат геллийцам, благословлять союзы новобрачных, хранить табуны от падежа и болезней.

Затем собравшиеся пропели один за другим «Двенадцать Гимнов», покачивая веточками над головами. И, наконец, в финальной части церемонии храмовник три раза громко спросил, обращаясь к морю:

– Вед, отец наш, угодна ли тебе эта жертва?

Толпа вздрогнула и застыла в суеверном страхе, когда, нарушив полную тишину, из-за выступающей над водной гладью скалы раздался многоголосый, усиленный эхом, ответ:

– Нет!

Спустя считанные мгновения, перед боящимися пошевельнуться людьми предстал в человеческом обличье древний бог, окруженный ореолом ослепительно яркого солнечного света, делавшего кожу Покровителя Морей подобной расплавленному золоту.