Прикосновения Зла

– Ты затеял рискованную игру и, надеюсь, сможешь во время ее окончить.

– Разумеется! – заверил Мэйо. – Тема для нашего вечернего диспута: “Лучше иметь занозу в заднице, чем зануду в приятелях”. Можешь начинать готовиться, ведь тебе потребуется немало изворотливости против моих железных аргументов.

Лежать в одиночестве Нереусу быстро наскучило. Утолив голод, он отправился бродить по саду, заинтересованно разглядывая всякие диковины, вроде лабиринта кустов вокруг ротонды, посвященной богу лесов и полей, украшенного скульптурами из разноцветных камней грота, висячих мостиков и деревянных качелей.

Осматривая окрестности, геллиец добрел до невысокого забора и ловко перемахнул через него. По мощеной булыжниками дороге раб поднялся к конюшне. Уже стемнело и он рассчитывал дождаться хозяев близ повозки.

На площадке перед сенником надсмотрщики хлестали кнутами привязанного к столбу невольника. Присмотревшись, Нереус узнал в нем лысого парнишку. Мысленно браня себя за глупость, островитянин высыпал в ладонь несколько монет и решительно двинулся к “плеткам”.

Серебро убедило мужчин прекратить истязание и удалиться. Отвязав юношу, геллиец довел его до лавки, на которой лежали уздечки и нагрудники, нуждающиеся в ремонте. Рабы сели рядом, какое-то время тяжело молчали, раздумывая каждый о своем.

– Нереус из Сармака, – представился островитянин.

– Цитрин из Рон-Руана.

– За что тебя били?

– Понятное дело, за проигрыш.

Геллиец сердито сжал кулаки:

– Это не причина для наказания. Никто, кроме Богов, не ведает исхода скачки. Сегодня ты – победитель, а завтра останешься в песке, раздавленный копытами.

– Разве для порки нужны причины? – скривился Цитрин. – У нас частенько хлещут просто так, чтоб помнили о боли.

– Боль рождает страх и он питает ненависть. Я слышал разговор хозяина с отцом. Стая волков мала, а стадо велико. Хищники бояться, что взбунтовавшиеся быки растопчут их, и потому так грозно лязгают зубами, удерживая нас в повиновенье.

– Да у тебя язык философа, объездчик.

– Я не объездчик, а домашний.

– Тогда все ясно, – ухмыльнулся рон-руанец. – Но в скачках-то кое-чего смыслишь.

– Хозяин обожает лошадей и обучил меня искусству обращения с ними. Мы частенько выступали на ипподроме Таркса: я – в простых заездах, а он – в заездах для свободных.

– Да ладно? Здесь принято выталкивать невольников. Какому нобилю охота пачкать нежные ручонки и глотать песок, рискуя переломаться или свернуть себе шею?

– Мой господин – особенный. Мы вместе испытывали молодых лошадей, чинили колесницы и поправляли упряжь. Он огорчился бы, приди Апарктий вторым, но никогда не стал бы сечь за это жеребца или меня.

– Мы говорим о младшем рыболюде, верно? Запамятовал имя…

– Мэйо из Дома Морган.

Цитрин поморщился:

– Запомни раз и навсегда, если не хочешь иметь проблем, как звать хозяина держи от посторонних в секрете. Его привычек, увлечений и чудачеств вообще никому не раскрывай. В столице есть особый род людей, гнилых и мерзких, что шляются везде и всюду, собирают и разносят сплетни. Им щедро насыпают монеты за грязные истории о знатных и богатых горожанах. Мерзавцы с удовольствием оплевывают перед публикой таких вот «особенных» «волчат».

– Да, я заметил, что в Тарксе народ добрее и приветливей. Здесь все рабы как будто неживые. У них серые лица, пустые глаза, а рты словно залеплены смолой.

– Года не пройдет – таким же станешь. Скоро твой Мэйо прознает о местных нравах, избавиться от провинциальной темноты и будет награждать не поцелуями, а синяками и шрамами.

Островитянин горько шмыгнул носом:

– Я сохраню верность ему, чтобы ни случилось…

– Открыть один секрет? – кое-как скрючившись, Цитрин харкнул под ноги. – Если дорожишь своим хозяином, умоляй Богов отворотить его отсюда. Пусть позабудет дорогу в этот дом и держится подальше от Креона. Как говорят, он был несносным с детства, а теперь, вернувшись из Афарских джунглей, и вовсе померк разумом. В припадках гнева кидается на всех, терзает без разбора, насилует рабов, рабынь, даже сестру наказывает с излишней строгостью. Ты понял, о чем речь?

– Мой господин – не робкого десятка и может постоять за себя.

– Он – мотылек в ловушке паука Амандуса, которому потребен ихор. Ты видел нити лжи, но припасен и яд. Сначала затолкают в кокон, чтоб дернуться не мог, затем, поиздевавшись вдосталь, высосут все соки, а после вскроют вены и скажут, будто бы он, отравленный загадочною хворью, сам добровольно расстался с жизнью. Так неугодных нобилей их волчье племя отправляет к Мерту.

Нереус вскочил с лавки:

– Ты это выдумал!

– Креон хотел купить тебя за тысячу серебряных, но получил отказ.

– За тысячу! Меня?! Ну, и чушь! – рассмеялся островитянин. – Работорговцы с рынка продали за двадцать. Сейчас, наверно, запросили б пятьдесят. Всяко не больше сотни…

– Дело не в цене. Старый паук всегда берет, что пожелает любыми средствами. Его сынок такой же. Остерегайся его лап. Целым из них не выйдешь.

– Да ты горазд пугать! Зачем ему чужой домашний раб? Тут и своих в избытке.

– Пытать, – тихо сказал Цитрин. – Так пожелала Вида.

– Не верю, – фыркнул геллиец. – Клевещешь из зависти. Наш сар давно знаком со старшим Литтом. Креон – герой войны, об этом всем известно. Может, он строг, но точно не палач. Невеста Мэйо – кроткое создание с лицом прекраснейшей богини. Через полгода она составит счастье господина и войдет хозяйкой в его новый дом.

– Зря радуешься, потому что этот день станет для тебя последним.

– Сули другому беды! – островитянин сделал пальцами охранительный жест. – Убирайся!

Лысый раб медленно поднялся с лавки и побрел в темноту, чертя рукой по стене конюшни. Нереус проводил его гневным взглядом и, дойдя до повозки, сел, прижавшись спиной к колесу.

Спустя четверть часа подошли охранники и конюхи Макрина.

– Велено запрягать! – буркнул один из них, раздраженно косясь на геллийца.

– Так запрягайте! – огрызнулся сын Бальбы. – Не видишь, я занят.

– Чем это ты занят?

– Не песьего ума дело.

– Уж и спросить нельзя. По мне, торчишь тут без толку, звезды считаешь…

– Заткнитесь! – рявкнул человек в накинутом на голову покрывале, являясь из мрака сада. – Нереус, ко мне!

Островитянин подскочил, точно ошпаренный, и мигом предстал перед таинственным мужчиной. Незнакомец властно схватил юношу за руку, поволок в растекшуюся под пальмой мглу и насильно усадил на траву.

– Кто вы? – испуганно спросил геллиец.

– Я, кто же еще, – ответил сын Макрина, избавляясь от расшитой узорами накидки.

Голос поморца дрожал, а ладонь крепко сжимала пальцы невольника.

– Мэйо? – прошептал островитянин. – Трезубец Земледержца! Что случилось? Я тебя не узнал.

– Случилось… – нобиль закусил губу. – Смешная и трагичная история.

– Ты нездоров? Опять преследуют виденья?

– Увы, кошмары наяву!

– Ты, вправду, рассорился с Креоном из-за меня? В этом причина?