Приманка на кровь
Шрифт:
Полный сбор радует даже избалованных удачей артисток.
Воробьев взял в руки колокольчик.
– - Готова?
– - Готова!
– - ответила Стелла, оправляясь и хлопая по шее лошадь.
– - Тогда с Богом!
Он заболтал колокольчиком. Оркестр грянул. Занавес раздвинулся и Гелотти выбежал с лошадью.
Представление началось.
V.
Говоря по правде, представление
Гелотти выходил с дрессированными собакой и кошкой, братья Alex потешали публику оплеухами, а Франц Тонти изумил всех своей силой; затем скакала Вампа, беря барьеры и гикая, спрыгивая на арену и вскакивая с разбега на спину лошади; Стефания ходила по проволоке...
Все, как везде. С видимой бедностью выдумки, с невидимым, постоянным риском искалечиться.
Время приближалось к последнему номеру, к упражнениям Гаэтано, и напряженное состояние видимо подымалось среди зрителей.
Братья Alex в качестве музыкальных клоунов сыграли на гармонике и гитаре, проплясали казачка и удалились.
На время наступил перерыв.
Затем они же, уже переодетые и умытые, вышли на арену и молча, сосредоточенно, стали приготовлять приборы для номера.
Они отвязывали веревки, приводили в движение блоки и друг за другом с крепких стропил цирка, сверху из черной ямы, качаясь, спускались трапеции. Сперва одна, потом другая. Затем в противоположных концах цирка спустились две площадки, которые тотчас веревками, притянутыми к барьеру, были установлены неподвижно. И, наконец, опустился толстый канат и вытянулся, как огромный шест подле площадки.
Приготовления окончились.
В цирке наступила тишина. Губернаторша смотрела на слегка колеблющиеся в воздухе трапеции, и от них переводила взгляд вниз, на арену. И все делали тоже.
– - Это прямо ужасно будет, -- шептала уже без всякого жеманства Тимочка.
– - Да-с, номер!
– - озадаченно бормотал председатель управы.
Симочка теребила рукав поручика:
– - Как вы думаете, он сразу?..
– - Нет, вероятно что-нибудь покажет... Нельзя же так.
Вихрястый вертелся подле редактора и, шлепая губами, шептал:
– - Уж и статья! Муар-антик! Суперфлю! Я уверен, что меня в Петербург пригласят.
– - Ждите!
– - Тссс...
Раздался звонок, и на сцену двумя легкими прыжками выбежал Гаэтано.
Цирк огласился громом рукоплесканий. Дамы перевесились через борты ложь, чтобы лучше рассмотреть его, а он, подтягивая кушак и оправляя корсаж, весело кланялся на все стороны и задорно улыбался галерее.
На нем было оранжевое трико, охватывавшее его стройные ноги; красноватая мойка и черный корсаж в серебряных блестках.
Он поклонился еще раз, и легкими шагами подошел к канату.
Зрители жадно следили за каждым его движением. Вот, он поднялся на площадку и стал отвязывать шнурки, притягивающие
трапеции.На противоположной площадке, пройдя через оркестр, стоял Гелотти и делал то же самое.
Гаэтано вытер платком руки и ухватился за трапецию.
Он с размаху качнул трапецию от себя, и она стала плавно описывать в воздухе дугу.
Гаэтано подпрыгнул.
– - Галло!
– - и, метнувшись по воздуху, ухватил свободную трапецию и вскочил на площадку рядом с Гелотти.
– - Галло!
– - и метнувшись снова, он опять птицею перелетел над ареною цирка, и уже стоял на своей площадке, кланяясь и вытирая платком руки.
– - Браво, Гаэтано!
– - заревел кто-то сверху.
– - Браво, браво!
– - и со всех сторон стали кричать и хлопать.
Гаэтано снова притянул к себе трапецию и потер руки тальком.
Цирк замер.
– - Верно, теперь, -- прошептала Симочка, бледнея.
– - Галло!
– - раздался среди наступившей тишины возглас Гаэтано, и все зрители вскрикнули вслед за ним в один голос, но никакой катастрофы!
Он только перевернулся в воздухе, перелетая с одной трапеции на другую.
– - Галло!
– - и то же самое назад. Он выпустил трапецию, сделал в воздухе полный оборот и снова уже стоял на своей площадке, спокойный, улыбающийся, вытирая руки платком, а трапеции плавно качались в воздухе, то сближаясь, то расходясь.
Среди публики пробежал возбужденный шепот.
– - Что это?
– - спросила Римочка.
– - Смотрите, верно -- теперь.
Действительно, что-то готовилось. Гелотти ушел, и площадка была убрана.
Друзья суетились внизу, подняв кверху головы, а Гаэтано сверху, перегнувшись с площадки, отдавал им приказания.
И вот, друг за другом, сверху начали обрываться и опускаться трапеции, одна ниже другой.
Гаэтано крикнул и ловким прыжком сел на свою трапецию. Площадку, на которой он стоял, убрали в сторону, и он витал теперь над ареною на высоте 8 саженей, беспечно вытирая руки, приложась плечом к колеблющейся веревке трапеции.
Потом он решительным движением бросил платок вниз, сел посередине палки и ухватился руками за веревки. Музыка заиграла.
Он начал качаться, делая все большие и большие размахи.
– - Раскачается, и трах!
– - сказал носатый гимназист.
– - Молчи!
– - остановил его товарищ, и все замерло.
Размахи трапеции все увеличивались. Он вдруг перевернулся и повис на упругих руках, выгнул стройное тело, словно летая по воздуху.
– - Ах!
– - воскликнула генеральша и закрыла глаза.
Он оторвался от трапеции полетел вниз, а когда генеральша открыла глаза, он уже держался за другую и раскачивался на ней.
И снова перелет через всю арену и на конце широкого взмаха он снова полетел вниз, схватываясь за палку следующей трапеции, и раскачивался снова. Наконец, с громким возгласом он выпустил последнюю трапецию и, перевернувшись два раза в воздухе, стал на арену и поклонился публике, вверху раздались оглушительные рукоплескания, но сидящие внизу с недоумением переглянулись и деланно улыбнулись.
Губернаторша резво поднялась с места и оставила ложу.
Вихрястый с яростью поднял руку с зажатым карандашом.