Прими как есть. Я рядом

— Ну, узнал? Нянька твоя! Теперь допрос окончен?

— А что с реакцией? Тонь? Это что, тайна за семью печатями? Я ведь уже не ребёнок? Почему мне теперь по несколько раз в день нужно тебе об этом напоминать? Говори уже.

— Да ну что тут говорить?! — принялась вздыхать и расхаживать по комнате. — Обижала она тебя. Так обижала, что сердце рвётся на куски. Как вспомню, так дышать нечем…

Остановилась и нерешительно взглянула на брюнета. Переплела пальцы в замок и, что-то запричитав, снова опустилась на край кровати.

Как хорошо, что он ничего не помнит…

— Обижала? — Он непонимающе посмотрел в светлые глаза Антонины. — Очень, знаешь ли, расплывчатое понятие…

Ничего не почувствовал. Просто… растерянность, сбивающая с толку. Облокотившись на одну руку, он попытался поправить под собой подушку. Но получалось плохо.

— Давай я. — Спохватилась Тоня и, обойдя кровать к другой стороны, помогла ему с подушкой. — А то до вечера будешь возиться, — кротко усмехнулась, подначивая Стаса.

Но тот, не замечая мягкого укола, перехватил женщину за запястье и потянул на себя, вынуждая снова сесть рядом.

— Ну… тебе самой этот допрос нравится? — Ласково улыбнувшись, он отпустил её запястье и большим пальцем провёл по тому месту, где остался маленький розовый след от его хватки. Не рассчитал. — Ты можешь мне рассказать? Тонь? Ну, что за тайны Мадридского двора? Неужели кто-то умрёт, если ты мне расскажешь?

— Да не умрёт никто, — она махнула рукой, — просто вспоминать не хочется. Аж тошно, ей Богу.

— Я ж не прошу о многом? Пробелы ведь нужно заполнять?

Заглядывая ей в глаза, состроил жалостливый вид. Это ведь сработает? Это же Тоня… конечно, сработает!

— Говорю ж: обижала! Не знали мы. Никто не знал. А потом синячки. То на ручках, то на ножках. А потом плакать начал. Воды бояться. Зашуганный стал. Никто ж тебя пальцем не трогал никогда, а тут… ручками закрываться стал, стоило резкое движение кому-то сделать рядом.

Да ну нахер?..

Отмалчиваясь, Стас смотрел на то, как в уголках глаз Антонины собираются маленькие прозрачные бусинки. А кончик её носа совсем слегка порозовел. Она нервно поглаживала край его подушки и поджимала подбородок. Сама как дитя.

— Мама твоя заподозрила неладное. — Продолжила Тоня, после недолгой паузы. — Попросила камеры поставить. А там… — перекрестилась и снова вздохнула. — И била тебя, а потом говорила, что такой уж ты непоседливый… вечно стукаешься обо что-то. Или просто капризничаешь. И водой ледяной успокаивала, чтоб не плакал. И запирала в кладовке тёмной наверху. И сидел ты там, пока родители не вернутся. Так она за полчаса до их приезда тебя выпускала. Умывала и кормила. А я дура слепая, на кухне своей возилась и ничего не видела. Моё дело — кастрюли да харчи. На второй этаж я не совалась…

Шмыгнув носом, Тоня нашла руку Стаса и сжала пальцы на его пальцах.

— Ты уж прости меня, Стасик. И моя вина в том есть…

— Да ну, — пропихнув по глотке ком, Стас дёрнул уголком губ. — Глупости… ты-то в чём виновата?

Он почувствовал как под кожей начало что колоть. От шеи игольчатая дорожка спускалась к плечам и медленно расходилась по рукам.

А он и не знал.

Не помнил. Вообще ничего не помнил. Просто чистый лист.

А… может это к лучшему?

— А как же я плаваю, если воды боялся? — вдруг. Почему же тогда сейчас он в воде себя чувствует лучше, чем на суше?

— Ну, так, — Антонина пожала плечами, — мама твоя тебя по специалистам водила. Приучали тебя заново. И к психологам каким-то… не знаю, был ли от них толк?.. Но к воде тебя приучили. Отдали на плаванье. Ты же у нас способный мальчик всегда был. Вот и поплыл как акулёнок. — Она тихо посмеялась, надеясь разрядить воздух.

— Понятно, — задумчиво прохрипел кивая. — А дальше? Что там с этой?.. Как её зовут хоть?

— Рената. — Злобно произнесла, поджимая губы.

— Так, а чем я ей не угодил? Просто так что ли она отыгрывалась? — Не отрывая глаза от лица Тони, он чувствовал, как ускоряется дыхание. А потому, поджав свои губы, перестал дышать вообще.

— Да чёрт её знает! — Гневно качнула головой. — Вроде как… к отцу твоему клинья подбивала. То ли он её отвадил сам, то ли мама твоя узнала… не знаю. Вот она и нашла козла отпущения. Дитя беззащитное. Надо было её сразу гнать поганой метлой! — Воскликнула, всплёскивая руками. — Ты ж потом всех рыжих девчонок шпынял! Лет до десяти! А потом поутих. Видимо, отпустило…

Что-что?

В его глотке словно взорвался нервный клубок. Едва не подавился, ощущая как грудную клетку заливает жар. Кипящее масло…

— Не понял?.. — медленно перевёл взгляд на экран. Губы застыли в немом вопросе.

Как? Как он раньше этого не замечал?

У женщины, что улыбалась им с экрана, волосы были туго собраны в аккуратный и тугой пучок. Но… чёрт… они были рыжими. Такими же рыжими, как и у Тины.

— Я ж потому и удивилась, когда твою подругу увидела, — Тоня успокоительным жестом провела тёплой ладонью по плечу Стаса, — Кристина. Ту, что ты привозил недавно к дому? Рыжая ведь…

Глава 13

Даже дышать стало легче. Просто… один глубокий вдох и такой же выдох. Она с тоской провожала автомобиль, в котором были её родители, и улыбалась. Этой странной и грустной улыбкой.

Наконец-то.

У отца уже долгое время прослеживалась положительная динамика. К нему вернулась способность не только свободно доносить ложку до рта, но и писать. Его почерк перестал быть неразборчивым, а рука перестала дрожать. Он может сдерживать слюну, улыбаться и не переживать, что его рот слегка перекошен. Всё налаживается. Это только начало пути, но всё же прогресс налицо. Папе лучше.

А маме уже пора было выходить на работу.

— Ты что, плакать собралась? — Танины руки легли ей на плечи. — Что за глупости, Крис?

— Да ну! Какой там плакать? — посмеявшись, Кристина провела кончиками пальцев по внешним уголкам глаз, стирая непрошеную влагу. — Просто радуюсь…

— Во-от! — Протянула Татьяна и, встав к Тине лицом, обхватила её щёки, — Значит сейчас, на радостях… мы с тобой идём в магазин, покупаем бутылку шампанского, фрукты и идём отмечать выписку твоего папы и моё возвращение!