Принц и инспектор Вест

Гризельда задумчиво смотрела на пакет. Этот почерк взволновал ее больше, чем известие о смерти Джима. Неожиданно до нее дошло, что это и есть та пленка про которую спрашивала полиция.

Затем она услышала звонок у входной двери.

16. ЛИЦО СТАРИКА

Гризельда по-прежнему стояла в коридоре с пакетом в руке. Получалось, что Джим написал ей из могилы. «Абсурд какой-то!» Пакет был не тяжелый; внутри, очевидно, находились коробка и твердый конверт. Черная надпись на наклейке из коричневой бумаги сообщала, что он был вскрыт для таможенного досмотра.

Раздался еще один звонок.

Но как раз в этот момент она никого не хотела видеть, почувствовав какую-то вину за то, что так легко отнеслась к смерти Джима.

Звонок повторился, на этот раз более настойчиво.

Гризельда стояла в двух шагах от двери, но ей не хотелось открывать; она хотела побыть одна. Но нельзя же было стоять вот так и делать вид, что ее нет дома; ведь это могла быть соседка, которая слышала, как открылась и закрылась дверь. Гризельда выпрямилась, «накинула» на лицо приветливую улыбку и направилась к двери. Открывая ее, она вспомнила, что забыла отложить пакет, но было поздно.

Перед ней стоял «ребенок».

Она узнала его по одежде. На голове маленького человека плотно сидела шапочка, сильно старившая его; очевидно, именно из-за нее у Гризельды появилось какое-то странное чувство, что это не ребенок. Он быстро оглянулся, и Гризельда, невольно посмотревшая в том же направлении, увидела неподвижно лежащего на полу электрика.

Внезапно Гризельду Барнетт охватил страх, но, когда она отступила назад, «ребенок» поднял правую руку, в которой был зажат маленький пистолет.

– Пожалуйста, я войду, – сказал он, – не двигайтесь.

Вид пистолета так напугал ее, что она не шелохнулась, а человек быстро проскочил в дверь и в одно мгновение оказался позади нее.

Пинком ноги он захлопнул дверь.

– Вы мисс Барнетт? – требовательно спросил он. – Пожалуйста.

Она обрела голос.

– Да, я мисс Барнетт, – сказала она. – Кто вы такой, что вы хотите?

Внезапно она почувствовала прилив отваги и бросилась на карлика. Взмахнув рукой, он больно вцепился в ее руку и злобно улыбнулся. Длинные и желтые зубы, обнажившиеся в улыбке, никак не могли быть зубами ребенка.

– Я пришел поговорить с вами. – По-английски он говорил сносно, хотя произносил слова медленно и явно с затруднением. Он старался следить за ее глазами, но один или два раза быстро взглянул на пакет, который она держала в свободной руке. – Пожалуйста, пройдите в комнату, – сказал карлик и перевел взгляд на ее руку. У нее не было иного выхода, и она покорилась.

Даже в этой высокой остроконечной шапке он был очень мал. Странно, но он мог заставить ее делать все, что хочет. Мысль о человеке, лежавшем снаружи, вселяла в нее одновременно и надежду, и страх: он мог прийти в себя или его мог кто-нибудь увидеть.

– У меня мало времени, – сказал карлик, глядя ей в глаза. – Я хочу знать, есть ли у вас письмо, а также пленка от вашего брата, пожалуйста.

Слово «пожалуйста» не имело никакого значения. Это был способ закончить фразу.

Она тяжело дышала. Страх усиливали внезапность случившегося, мысли о человеке, лежащем в коридоре, и о мертвом брате.

– Нет, о Джиме я ничего не слышала. Он… но он же мертв.

– Я это знаю. – Карлик протянул левую руку, такую маленькую, что с трудом можно было поверить, что ею он так больно схватил и втолкнул в комнату взрослого человека.

Гризельда ошеломленно смотрела, не понимая, чего он хочет.

– Пожалуйста. – Он ухватился за пакет и вырвал его из ее руки.

Они находились в маленькой комнате с тремя креслами, крошечным письменным столом и телевизором. Несколько прекрасных голубых ирисов стояли в изящной стеклянной вазе. Окно комнаты выходило на стену другого здания. Окна там были такие же и большей частью их прикрывали занавески. Внизу находился маленький зацементированный дворик с несколькими контейнерами для мусора и навесами для хранения велосипедов и лодок. Гризельда услышала, как кто-то шел через двор.

Телефон был под рукой, но она не могла шевельнуть рукой. Она боялась!

Сердце больно колотилось в ее груди, стало трудно дышать. Это нелепое существо, с крошечным пистолетом, выглядевшим как игрушка, стояло в комнате, вызывая страх силой своих рук.

Если бы она могла набрать девятьсот девяносто девять.

Карлик стоял спиной к окну. Он разорвал конверт как раз поперек написанного рукой Джима адреса. Какая-то странная, необъяснимая вспышка ярости охватила Гризельду, и в этом порыве она бросилась на него, надеясь обезоружить внезапностью нападения.

Он отпрыгнул в сторону и махнул правой рукой. Пистолет исчез, вместо него в руке блеснул нож. Короткое острое лезвие вонзилось в руку Гризельды.

Она остановилась, тяжело дыша.

– Ведите себя спокойно, – сказал он. – Или я… – Он замолчал, но сделал красноречивый жест ножом.

Роджер свернул с набережной на Бинг-стрит и снизил скорость, подъезжая к огромному мрачному кварталу из красных кирпичных блоков, известному под названием Бинг-Меншнз. Это был один из самых уродливых жилых кварталов Лондона, весь какой-то изломанный, с бесчисленными маленькими окнами. У здания было пять крыльев и по краю каждого проходили нескладные черные железные пожарные лестницы, выглядевшие на фоне бледно-коричневых стен особенно отвратительно. Дюжины телевизионных антенн на крыше рассекали углами серое небо.

На улице было тихо.

Три невысокие ступеньки отделяли вход в каждое крыло. Человек из Ярда находился около угла здания, наблюдая за входом в подъезд, где снимала квартиру Гризельда Барнетт.

Человек узнал Роджера и подтянулся.

– Добрый вечер, сэр.

– Привет, Мак. Что слышно?

– Все спокойно, – ответил Мак.

– Уверены?

– Да, Дулей там, наблюдает за ее квартирой. Входили или выходили очень немногие. Мисс Барнетт приехала около двух часов назад, потом отправилась за покупками и только что вернулась. Никто, кроме меня, за ней не следил. Никто не ждал.

– Хорошо, – сказал Роджер. – Как она выглядит?

– Не говорите моей жене, какую работу я выполняю, – ухмыльнулся Мак. Это был высокий, тощий, какой-то нескладный малый, одетый в темно-серый костюм. – Если она узнает, какое наслаждение я испытываю каждый раз, когда вижу сестру Барнетта, мне не жить.

– Такая симпатичная?

– Красавицей ее не назовешь, – ответил Мак. – Но что симпатичная – это верно. Все при ней. Какая фигура… – Он замолчал и весело улыбнулся. – В общем она в полном порядке.