Принц и Ника

А человек за дверью, надо признать, обладал упорством. Я же размышляла о далёком пути, пролегающем между мной и тапочками … Мобильник, мирно спавший около моего тюленьего тела, ритмично зазвонил. Эрик. Смахнув зеленую кнопку и, включив громкую связь, услышала:

— Может, откроешь наконец дверь? Или ты не одна?

Дальность тапок перестала видеться препятствием, и я, спрыгнув, пошла к входной двери, шлепая босыми ногами по полу.

— И чего ты тут делаешь? — буркнула, впуская одетого в темные джинсы и черный худи друга и тщательно скрывая радость. На спине принца модный рюкзак какого-то том-ям-ямомото-сан, о котором он мне верещал пару недель назад. И, конечно, белоснежно-белые кроссовки на ногах. Не хотела себе в этом признаваться, но мой друг, наверняка, продал душу тайду или мистеру проперу, раз его кроссы в любую погоду и зимой и летом светятся чистотой, как восьмое чудо света.

— Подумал, ты будешь рада меня видеть. — хмыкает он. — Но по тону…

— Очень рада, — впечатываюсь в него и тянусь обниматься.

Плевать на его дурацкие правила. Обниматься часто нельзя. Только в особых случаях. Сидеть на коленках у него тоже нельзя. Спать вместе нельзя. То есть, лежать и смотреть вместе фильм, можно. Но вот сон на одной поверхности — табу. Как у меня вообще, у девочки, такое в мыслях может быть? Ни-ни-ни. Мне кажется, он боится, что во сне я могу потерять контроль, представляя себе Джона Смита и случайно его изнасиловать. Его тонкая душевная организация не вынесет подобного коварства. Слабак…

Хотя, по части раздельного сна я вообще не против. Так как мою любовь к лежанию в позе распластавшаяся морская звезда без комплексов, не приходится модернизировать.

Эрик, как верный раб, устраивается обычно на небольшом диване.

— На сегодня тупое правило по обнимашкам аннулируется! — зло пресекаю его попытки отстраниться. Эрик пораженно вздыхает и, обняв, легонько целует меня в волосы. На минуту забываю обо всех обидах на темнейшество и мне становиться очень хорошо.

— А что у тебя в рюкзаке? — интересуюсь немного отстранившись.

— Особые жертвоприношения для твоей бездонной стороны, — он снимает рюкзак с плеч и достает из него свернутый крафтовый пакет. Не дождавшись продолжения, выхватываю добычу, заглядываю внутрь и начинаю улыбаться. Блюда из моей любимой кафешки. У-и-и-и. Ела я последний раз с Даниилом. После этого слишком была занята и отметала в сторону мысли о пицце о роллах. Представляла Вейдера лысеющим, с пивным пузиком и сломанным красным джедайским мечом, который ни одна межгалактическая мастерская не принимала для починки.

— Сейчас помою руки и расскажешь мне, что случилось. — произносит Эрик, двигаясь к ванной комнате.

— Ничего не случилось! — с вызовом кидаю в его спину. А потом тише добавляю. — Как ты узнал?

Он двумя руками поднимает плечи своего худи и картинно отпускает. Кидает на меня самодовольный взгляд:

— Принц датский считывает все точки и запятые в твоих сообщениях. Особенно, когда ты пытаешься сделать вид, что все хорошо.

Я глупо улыбаюсь, но…

— Э! Секундочку, Чиполино! Ты сейчас обвинил меня в предсказуемости?! Меня? Меня?! Нику Туманову?

— Не смей меня проклинать! — истерично кричит он из ванны. — Я не хочу идти на свадьбу Агаси с прыщом на носу!

Никаких угрызений совести при уничтожении утиной грудки с яблочным мильфеем ни я ни мой желудок не чувствовали, а Эрик заваривал себе молочный улун, который сам же мне однажды и купил, и терпеливо ждал, когда мой рассказ из острых пикировок на Дарта превратится в подобие понятного повествования.

Трансформация происходит через полчаса, когда мы перебираемся в комнату. Я ложусь на кровать, сворачиваюсь калачиком, а друг садится на пол, опираясь спиной о высокий матрас, и я, протягивая руку, поглаживаю его светлые мягкие волосы.

— Тебя злит, что он хочет с тобой познакомиться? — спокойно спрашивает мой личный психолог. — Что твои фотографии сильно задели его воображение.

— Неужели ты не понимаешь? — удивленно приподнимаюсь на локтях. — Со мной он уже знаком… но при этом его интересует какая-то полуголая деваха, которую он даже не знает. Он даже лица ее лица не видел! Может она страшна, как чупакабра! Или кощеиха на минималках!

— Тебя злит, что, после предложения совместного просмотра Покахонтас, он имел наглость не отказаться от предложения познакомиться со знойной форменной красоткой. — совершенно спокойным голосом продолжает Эрик. — Причем, предложение их представить друг другу исходило от тебя.

— Но Эрик…

— Тебе он настолько понравился… — глухо и задумчиво произносит принц датский, но не договаривает, обрываясь на середине. Голова поворачивается в мою сторону, и я вижу тепло в синих глазах, в которых плещется неожиданно возникшая усталость. — Ника, вы виделись всего два раза. Он обыкновенный мужчина. И вел себя с тобой вполне прилично. Если, конечно, ты ничего от меня не скрываешь. — ну, некоторые моменты действительно показались мне несущественными, как например, близкий контакт в коридоре или огромная лапища темнейшего на моей ошеломленной хамством ягодице. — Парень, по твоему рассказу, как бы ты не хотела его осквернять, совсем не плох. И ему интересна и ты, иначе он бы не сказал про эту Покахонтас. — Эрик закатывает глаза. — Умоляю, выбери для совместного просмотра, если он все же состоится, что-нибудь другое. Но не эту…нуднятину… И другая ты тоже. Мы оба видели твои фотографии и давай говорить откровенно… Надо быть полным идиотом или обреченным импотентом, чтобы отказаться от возможности познакомиться с той тобой. Признай это. И не хмурься, пожалуйста. Позволь Энакину быть обычным мужчиной и покажи себя со всех сторон. Уверен, это поможет избежать лишнего недопонимания и ускорит процесс постижения, твой ли это человек.

— Но ты же любишь меня не за внешность! — знаю, что он прав, но все равно бесит все им сказанное, поэтому высоко поднимаю подбородок и с вызовом скрещиваю руки на груди.

Принц датский немного хмурится.

— Странно сравнивать человека, которого знаешь с первого класса и того, с кем общалась не полных два дня. И тебе же нужна сейчас вовсе не моя любовь? — замечаю, как начинает собираться морщинка на его переносице, но он отворачивается и тянется к своей кружке с давно остывшим чаем, оставляя меня наблюдать за его макушкой.

Доползаю до края кровати и обнимаю его сзади.

— Я не хотела вас сравнивать. — прижимаюсь к его шее, игнорируя недовольное бурчание. — Не сердись, мой славный гномик.

— У меня рост один метр восемьдесят семь сантиметров! — возмущается светловолосый, бухтит и пытается расцепить мои объятия. — Один Восемь Семь!

— Ты так вкусно пахнешь. — и я снова зачем-то сравниваю. Но понимаю, что вслух лучше не озвучивать. От его запаха меня не бьет молния и нет в нем ни капли парфюма, который я так долго выбирала и морозных персиков тоже ни капли… Но запах принца заставляет блаженно улыбаться. Эрик пахнет лесом. Добрым и царственным. Готовым всегда укрыть от любого ненастья. Каким-то своим лесом, в который хочется зарыться с головой и забыть обо всем остальном, таком несущественном на свете.

— Не подлизывайся. — строго говорит друг, но я вижу, как появляется ямочка на щеке.

Мы сидим так пару минут, а потом он отстраненно спрашивает:

— Он тебе сильно понравился?

— Еще чего! Твое право на собственное мнение не обязывает меня выслушивать бред!

— Значит… да. — выносит вердикт Эрик. — Но разве с твоей стороны — это честно?

— А?

— Он тебе за чуткую душу понравился? Он, может, при тебе собачек бездомных спасал или мечты об очищении мирового океана слагал? — смотрит на меня хитро и ухмыляется. — No no no! Ничего подобного, господа! Пару косых мышц показал, и ты поплыла! Ника Туманова поплыла. — начинает ржать, как лошадь Пржевальского, только вот эта странная задумчивость из его глаз никуда не уходит, а я пинаю его руками и прошу валить в туман. — При этом требуешь от него не смотреть на тело!