Принц Раздора

Виоторду было далеко за сорок, но выглядел он крепко, словно годы опасались оставлять на нем след времени. Широким плечам короля мог позавидовать ярморочный борец, в коротко стриженных волосах цвета воронового крыла не пряталась седина, густая борода, обрамляющая всю нижнюю часть лица, расчесанная и смазанная маслом, почти что блестела. Государь был одет в простую белую рубаху, украшенную у сердца вышитым гербом Юларии, и коричневые охотничьи штаны, заправленные в черные сапоги. Корона, выполненная в виде сплетенных виноградных лоз, венчала его голову. Сделав несколько шагов вглубь двора, Виоторд остановился, оглядел гостей и улыбнулся.

– Вижу, что некоторые из вас уже замерзли! – провозгласил он зычным рыком. – Не пора ли согреться, друзья? Выпускай!

Паж, который нес мешок, положил его под ноги, развязал и перевернул. Освобожденный из плена ушастый заяц сначала замер, не понимая, что происходит, а потом резво метнулся между рядов гостей в поисках выхода. Раздался хохот, свист, некоторые из дам завизжали, словно паж на самом деле выпустил громадную крысу. Музыканты дружно завели развеселую мелодию, причем Дарлан заметил, что к трубачам и барабанщику присоединились дудочники и скрипачи, появившиеся в открытых окнах башен. Свесив ноги, они играли, призывая собравшихся больше не медлить. Гости, позабыв о происхождении, принялись ловить длинноухого, призраком носящегося среди них. Кто-то в первые мгновения забавы уже успел потерять пуговицы на камзоле или порвать чулки, а кто-то хорошо приложился о камень, но встал как ни в чем ни бывало, и продолжил увлекательную погоню. Слуги, толпившиеся на балконах и жмущиеся к оконным проемам, смеялись, наблюдая всю это чехарду. Сам король тоже принимал участие, не стесняясь в крепких выражениях, когда заяц ускользал от него. Ушастый зверь иной раз пытался укрыться за кострищами, но бдительная стража отгоняла его древками копий. Эта забава была знакома Дарлану, только в Фаргенете вместо зайца ловили курицу, а на Монетном дворе – свинью, да обязательно в грязи, чтобы веселее было.

– Не присоединишься? – спросил монетчик у Таннета. Кроме них лишь еще несколько гостей следили за творящимся весельем. Остальные окунулись в азартную гонку. Гастор, конечно же, тоже держался в стороне, не спуская глаз с Виоторда. На Дарлана он ни разу не посмотрел.

– Еще чего, зря я, что ли, за костюм переживал?

– А вот твой любовный интерес не боится порвать платье.

– Забери ее Малум! – воскликнул иллюзионист, не веря глазам. – Она действительно ловит этого проклятого зайца!

Сбросив плед, Илерия попыталась схватить зверя, шмыгнувшего у нее между ног, при этом ее грудь едва не выскочила из корсажа. Заяц увернулся от женских рук, и скакнув в сторону, поскользнулся на камнях. Илерия со смехом бросилась за ним, сталкиваясь с другими охотниками плечами. Таннет смачно выругался и рванулся вперед, словно благородный рыцарь, устремившийся на помощь даме.

Ловля зайца продолжалась даже когда сумерки опустились на Малый двор. Некоторые из гостей уже устали, и теперь, тяжело дыша и держась за помятые места, присоединились к наблюдавшим. Дарлан подозвал слугу, чтобы взять еще бокал вина, как вдруг музыка оборвалась, люди радостно закричали, а заскучавший на время герольд зычно объявил:

– Заяц пойман!

Когда толпа разошлась, монетчик с удивлением обнаружил, что Таннет стоит возле короля, и крепко прижимает к себе животное. Пуговицы его камзола по-прежнему были на месте, чулки целы, а вот платок с шеи пропал, и, скорее всего, был уже затоптан. На счастливом лице мага сияла довольная улыбка. Раскрасневшаяся леди Илерия, одобрительно смотрела на него сзади.

– Наш победитель амароков еще и славно отохотится на зайцев, - расхохотался Виоторд. Корона чудом всю погоню держалась у него на голове. – Честь и хвала ему!

– Честь и хвала! – дружно отозвались гости. Таннет учтиво поклонился, передал зверя пажу, который тут же запихнул его в мешок и унес в башню. Скорее всего, прямиком на кухню. По традиции, поймавший зайца должен был целиком его съесть. Зная аппетит друга, Дарлан за него не волновался. Иллюзионист отвесил еще один поклон, и направился к монетчику.

– И теперь настал момент проводить время Хиемса, ибо самая длинная ночь в году приближается, - продолжил правитель Юларии. Он хлопнул в ладоши, церемониймейстер вновь взмахнул жезлом, и музыканты протрубили сигнал. Гости замка, перешептываясь, начали выстраиваться в несколько рядов.

Из Королевской башни к этому времени уже показались мрачные служители храма Хиемса в черных сутанах. С собой они несли связки длинных витых свечей, приготовленных для ритуала. Их шествие замыкал старший клирик, на ладонях которого покоилась чаша со священным огнем. Языки красного пламени заметно дрожали на открытом воздухе, но были далеко от того, чтобы погаснуть. Особое масло на дне пиалы горело долго и даже внезапный снегопад не сумел бы его затушить. Молчаливо скользя по камню в почти полной тишине, монахи каждому из присутствующих выдавали по одной свече, а затем, когда клирик подходил ближе, гости зажигали их, опуская в чашу. Скоро очередь дошла и до Таннета с Дарланом, а спустя пару минут сгущающуюся темноту над Малым двором уже разгоняла почти сотня маленьких огоньков.

Двери на резном балконе над входом в Королевскую башню распахнулись, и в окружении служек, несущих свет-кристаллы на специальных подставках, перед собравшимися предстал экзарх Юларии. По традиции, он должен был находиться выше всех, даже короля. Драгоценные камни на его бело-золотой митре искрились будто снег на кусачем морозе. Экзарх опирался на серебряный жезл, оплетенный кожаными ремешками. Его одеяния как у всех высших священнослужителей сочетали три цвета: черный, зеленый и белый. Черный символизировал веру в Хиемса, зеленый – в Аэстас, а белый – в Колума. Длинная борода экзарха была подвязана шелковым поясом. Когда голос богов обвел людей пристальным взглядом, закончились последние из звучавших шепотков. Ударив трижды концом жезла в пол, экзарх начал говорить. Несмотря на старость, он звучал громко и уверенно:

– Как ночь сменяет день, так и зиму сменяет весна. Как луну сменяет солнце, так и время Хиемса сменяет время Аэстас. Самая длинная ночь уже на пороге, и мы должны восславить Хиемса, одного из наших владык, чье могущество будет вечным и неоспоримым. Услышь нас, хозяин Подземных чертогов!

– Услышь! – присоединились к молитве гости.

– Пусть твой суд будет справедливым, пусть каждый должно будет взвешен со всеми своими грехами и благодеяниями. Достойных же пропусти в Небесный дворец брата твоего, милостивого Колума! На недостойных же обрушь свой гнев, и пусть вечность они искупают зло, что творили при жизни! Услышь нас, о справедливый Хиемс!

– Услышь! – вновь хором повторили люди. Дарлан заметил, как одна из пожилых дам неустанно осеняет себя всеми знаками то ли в страхе перед судом Хиемса, то ли в порыве искренней веры. Сам же монетчик, глядя на огонек своей свечи, думал только о Тристин. Если боги не ушли из мира, ее душа прошла испытание и уже восседает в прекрасных садах Колума. Если не ушли, конечно же. Иллюзионист, крепко сжимая свечу, неотрывно смотрел на Голоса богов. Интересно, о чьей несчастной душе думал он?

– Но время твое над землей заканчивается, - продолжал Экзарх, снова трижды ударив жезлом. – Приходит время Аэстас, возлюбленной сестры твоей, богини жизни! Пусть весна придет еще не скоро, но день станет длиннее уже завтра. Таково мироздание, так было, так есть и так будет вечно! Восславим Хиемса! Восславим его, ибо долгая ночь уже рядом.

– Восславим!

Служки, оберегающий свет-кристаллы, тонкими голосками запели гимн Хиемсу, наполняя пространство печальной мелодией. Некоторые дамы сразу же заплакали, даже леди Илерия пустила слезу, Дарлан видел ее неподалеку. Гости слегка покачивались, подстраиваясь под ритм юных голосов. Огоньки свечей красной кистью разрисовывали воздух. Песня все длилась и длилась, но с каждой минутой становилась все тише, пока, наконец, не иссякла, словно родник.

Молитва завершилась, и гости дружно задули свечи. Монахи, не двигавшиеся с места всю церемонию, ожили и вновь зашелестели черными сутанами, собирая уже не нужные свечи. Стало гораздо темнее. На небесах появились первые звезды, слишком слабые, чтоб побороться с мраком. Балкон, на котором стоял экзарх Юларии, был теперь самым ярким сгустком света, островком надежды посреди приближающейся зимней ночи. Когда служители Хиемса скрылись в башне, экзарх высоко поднял посох и возгласил: