Принц со шрамом

Ее прелестная маленькая киска обнажена, она склонилась, словно в молитве, витражные окна рассыпают краски по ее идеальной кремовой коже, а темное дерево креста нависает над нашими грехами.

Я двигаюсь вперед, просовывая пальцы внутрь её, изгибая их вперед, чтобы найти то мягкое, губчатое место, которое заставит ее кончить.

— Должен ли я наказать тебя за недостаток веры? — спрашиваю я, разводя пальцы в стороны, а затем снова сводя их вместе и снова загибая.

Она стонет, ее голова опускается на тыльную сторону рук, которые толкают ее ягодицы ко мне. Они умоляют меня сделать их красными.

И я делаю это.

Я вынимаю пальцы из ее тела и этой же рукой, блестящей от ее соков, ударяю по ее коже, шлепок отдается в высоких сводах потолка церкви. Тепло скапливается у основания моего позвоночника, и я никогда не был так тверд, как сейчас, наблюдая, как ее кожа покрывается рябью и розовеет от моей руки.

Ее пальцы пытаются ухватиться за основание алтаря, а ногти царапают пол.

— Ты была очень плохой девочкой, Сара.

Моя рука потирает отпечаток моей ладони, и она мурлычет, еще сильнее прижимаясь ко мне.

Шлепок.

Я снова ударяю ее по заднице, предэякулят стекает из моего члена на пол.

Это грязно, и возбуждение пробегает по моим венам, когда я представляю, как люди стоят на коленях прямо здесь, принимая причастие.

Застонав, я обхватываю свободной рукой основание своего члена, сдерживая желание кончить от одной только мысли об этом. Я продвигаюсь вперед, пока фиолетовая головка не скользит по внешней стороне ее губ, задевая ее чувствительный бугорок. Я опускаю руку в третий раз, и она вскрикивает: из ее отверстия на кожу моего члена просачивается влага.

Мои губы проводят поцелуями по ее позвоночнику, я наклоняюсь над ней, беру ее волосы в руку и откидываю ее голову назад, заставляя тело приподняться, пока она не оказывается вровень со мной, мое дыхание щекочет ее ухо.

— Такая податливая и покорная, когда стоишь на коленях и умоляешь о том, чтобы я оставил свои следы на твоей коже, — шепчу я.

Ее тело дрожит, ее бедра напрягаются, когда она толкается назад и начинает дрочить мне губами своей киски. Она скользит вперед и назад, потираясь о мою эрекцию, заставляя мой живот напрягаться от желания погрузиться в неё так глубоко, как только смогу.

— Скажи мне, что ты моя, — требую я.

Моя рука переходит с ее волос на горло, ее спина касается моей груди, создавая восхитительное трение. Я подаюсь бедрами вперед, мой жаждущий член пульсирует.

— Я отчаянный мужчина, Сара.

Мои пальцы сжимаются вокруг ее горла, другая рука обхватывает ее талию и скользит вниз, пока мой большой палец не прижимается к этому идеальному сладкому, набухшему пучку нервов, который умоляет меня уделить ему внимание, пока она не потеряет сознание от удовольствия.

— Скажи, — повторяю я. — И я заставлю тебя кончить так сильно, что потом мне придётся собирать тебя по кусочкам.

Она вдыхает, и даже звук ее вздоха вызывает во мне такое сильное возбуждение, что я прикусываю щеку до крови.

— Твоя, — шепчет она.

Я проникаю в нее одним мощным толчком.

Мы оба стонем, и я начинаю двигаться в наказывающем темпе, мои яйца шлепаются о ее клитору, а бедра хлопают по её красным и нежным ягодицам. Мои глаза впиваются в нее, и тепло обволакивает все мое тело, заставляя дико желать кончить в нее, хотя бы немного, просто чтобы узнать, каково это.

Мои яйца подтягиваются, пока не оказываются почти на одном уровне с основанием моего члена, и я наклоняюсь вперед, вгрызаясь в нее как животное, мои колени скребут по каменному полу до крови.

— О Боже, — кричит она, ее тело вибрирует.

Можно ли ревновать к Богу? Потому что когда Его имя слетает с ее губ, мне хочется перерезать себе вены и полететь в его царство, чтобы сжечь его дотла.

Моя рука снова ударяется о плоть, на этот раз сильнее, в ярости от того, что она смеет называть Его имя, когда это я разрываю ее на части. Злюсь, что она думала убить меня, прежде чем дать мне удовольствие погрузиться в ее сладкую киску в последний раз.

— Ты будешь произносишь мое имя, когда кончаешь на моем члене, ma petite menteuse. И ничье другое.

Я обхватываю ее за талию, крепко сжимаю и провожу кончиками пальцев вниз, пока они не щипают ее клитор, и она не вскрикивает.

— Тристан! — снова вскрикивает она, ее стенки становятся мокрыми, когда она напрягается вокруг моего члена.

— Правильно, Маленькая Лань. Это я свожу тебя с ума. Только я.

И тут она взрывается, мое имя срывается с ее губ, и это все, с чем я могу справиться, мои мышцы напрягаются, а зрение отключается, когда густая сперма извергается из моей головки, пульсируя, пока я покрываю ее изнутри. Мои пальцы впиваются в ее бедра, и я смотрю вниз, наблюдая, как густые белые струйки вытекают из ее киски и скользят вниз по моему члену.

Это самое прекрасное зрелище, которое я когда-либо видел.

Задыхаясь и изнемогая, я опускаюсь на ее спину, оставляя ленивые поцелуи вдоль ее позвоночника и зная, без сомнения, что она — единственное, что когда-либо имело значение, и единственное, что когда-либо будет иметь.

46. Сара Б.

Тристан проводит пальцами по моим рукам, прижимаясь к моей обнаженной спине, когда мы лежим в его постели. Я впервые в его комнате, но она именно такая, какой я ее себе представляла: богатая бордовая мебель и черные шелковые простыни. Остатки его спермы прилипли к внутренней стороне моих бедер, но я слишком измучена, чтобы вытирать ее, мой разум и тело ведут войну внутри меня, собирая последние частицы моей энергии и перемалывая их в пыль.

Мои ягодицы горят, а мои эмоции растрачены. И я все еще чувствую себя неспокойно.

Но я не буду лгать себе. Я не могу убить его, хотя знаю, что должна. Делает ли это меня эгоисткой или слабой женщиной, я не уверена. Возможно, это делает меня и той, и другой.

— То, что случилось с Тимоти… — начинает он.

Мои легкие судорожно сжимаются.

— Я не посылал их туда, — продолжает он. — Я категорически запретил им прикасаться к тебе.

Его слова просачиваются сквозь меня и копошатся в моей груди, пытаясь найти место, где можно обосноваться. Я верю ему, и это, наверное, делает меня самой глупой женщиной на свете, но если он чувствует хотя бы часть того, что чувствую к нему я, то я ни на секунду не сомневаюсь, что он никогда не хотел причинить мне вреда.