Принц Уэльский

Шли мы недолго. Перед одной полуоткрытой дверью, прячущейся за очередной портьерой, девушка остановилась и осторожно заглянула в кабинет.

– Заняты...- разочарованно вздохнула она.- Сейчас докладывать нельзя. Вы подождите, кто-нибудь из них выйдет, и тогда можно. А мне придется вас оставить! Там гости... До свидания.

И она исчезла.

Это, конечно, уже что-то. Но ведь мне их закон не писан... Я тихонько раздвинул портьеры, намереваясь воспользоваться любой паузой в разговоре, чтобы напомнить о себе. В небольшом кабинете все было прекрасно видно и слышно за исключением меня. Окна отсутствовали, и свет давала лишь неяркая люстра над столом черного дерева, да еще под бронзовой курильницей в углу тлел огонек. По периметру стола были расставлены пузатые фигурки каких-то божков, не то китайских, не то индийских. Самая большая фигура - многорукой Кали возвышалась на книжном стеллаже, под которым в кресле сидела госпожа Матусевич, дама лет пятидесяти, с некрасивым, оплывшим и не менее неподвижным лицом, чем лица ее божков. Нежно-сиреневое вечернее платье с черными кружевами у рукавов, из которых вытекали два морщинистых водопада пальцев с торчащими на них камнями всех цветов... Что напоминает ее платье? "А! Папилео Улиссес",подумал я. В ту же секунду дама шевельнулась, и в ее ушах вспыхнули слепящим голубым огнем хрустальные звезды, в центре которых плавали крохотные точки.

Я посмотрел на Петеньку, сидящего слева от увядшей бабочки,- и не узнал его. Да и не мог узнать, ведь это был не он! Вместо живого, подвижного, полудетского лица застыла такая же деревянная маска, как у всех "присутствующих"; глаза остекленели, и, что-то говоря, он слегка раскачивался.

– Муха Света,- тянул Петенька низким, грудным баритоном, совершенно не похожим на его обычный звонкий тенор.- Муха Земли, Муха Неба. По воле Тримурти вы слились бы воедино, когда бы не были едины всегда... Когда Вайшья Прадат Шандарахкапур вселил себя в ведические мантры, он еще не знал...- Петенька сделал паузу и требовательно покосился на госпожу Матусевич.

– Еще не знал...- глухо откликнулась та, опустив веки.

– Он еще не знал, что на него указал Палец.

– Палец... Какой Палец?
– боязливо спросила дама, задвигавшись в кресле.

– Палец Кармы! Махатма Вайшья увидел в пустыне Гоби голубой светоч над барханами и поспешил на его зов. И обрел...
– Пауза.

– Обрел...
– донеслось из кресла.

– Обрел Муху Неба. И ее устами с ним наконец заговорил гуру Шри Карандашрати!
– Петенька вдруг сменил тон и заговорил своим обычным голосом, вполне буднично и по-деловому.- Теперь вы понимаете, Зося Аполлинарьевна, чего мне все это стоило. Я, как и Вайшья Прадат, достиг седьмой степени самосозерцания, и лишь после этого мне было позволено видеть Муху и говорить с ней.

– Да все я, Петенька, понимаю, только... дорого уж больно. Скинь мне,робко шепнула дама, придвигаясь к нему.

– Зося Аполлинарьевна!
– только и сказал Петенька, отодвинувшись и глядя на нее с укором. Дама покраснела.- Не говоря уже о святости Мухи, вспомним, что мне угрожало! На меня вышла непальская мафия... Они в ярости. Звонят мне с утра до вечера, угрожают расправой за разбазаривание национальных святынь! Как будто я не знаю, что не святыни их волнуют, а то же, что и многих других корыстных людей, меряющих все деньгами! (Дама потупилась и придвинулась. Он отодвинулся.) Скажу больше. Там у них есть один брахман - сволочь, попросту говоря,- его дух вхож к Иисусу Майтрейе и потому решил, что ему все дозволено! Он грозит лишить мой дух нирваны и уже трижды ломал над ним сухой бамбук...

– Гос-споди!
– ахнула Зося Аполлинарьевна.

Петенька стеклянно глянул на нее и удовлетворенно продолжал:

– Но это мы поглядим. Я его самого лишу нирваны, если вид Мухи не смягчит меня. Нельзя быть слишком добрым сегодня! Возьмите же ее, я беру с вас не шестьсот фунтов, а пятьсот, и перечислите уступленное мной храму Махадэвы. Счет я укажу, и... Отодвиньтесь от меня, пожалуйста!
– вдруг вырвалось у него.

– Есть он у меня, этот счет, Петенька, есть, в сумочке ношу...- заверила дама, не отодвигаясь.- А я - войду к Иисусу Майтрейе?

– Вы больше скидок, скидок просите!
– фыркнул он.- Ну ладно... Я буду молить за вас.

– Кого, Петенька?
– со сладким ужасом спросила дама.

– Ананду Махабхарату! Просить, так уж Высшие Силы. И не забудьте нужд моего теперешнего воплощения,- добавил Петенька, быстро покидая кресло после нового приближения дамы.

– Ему нужно есть...

– Только знаешь что?
– тоже меняя тон, вполне по-земному заговорила Зося Аполлинарьевна и погляделась в индийское зеркальце с рукояткой, изображающей что-то многорукое и танцующее.- По-моему, левая муха мне не идет. А?

– Да,- энергично сказал Петенька, слегка побледнев.- Да! Я просто не успел сказать. Возьмите другую, у меня в контейнере - сколько угодно воплощений... Теперь он был сама любезность, даже угодливость.

И они вместе принялись рыться в алюминиевом футляре, напоминающем канистру с бензином, и долго чем-то звякали.

– Вот!
– Петенька вдруг торжествующе поднял над головой хрустальный шарик - по-моему, тот же самый, что и прежде,- и щелкнул по нему ногтем. Шарик вспыхнул, но не голубым огнем, а рубиновым. Петенька досадливо поморщился и щелкнул снова. Рубиновая звезда стала нежно-зеленой.- У, зар-раза!..

К счастью, дама, видимо, не услышала. Зато увидела.

– Нет, ну какая же это Муха Неба?
– заявила она совсем уже металлическим голосом...- Это, наверное, Муха... Тростника или несвежего чего-нибудь... Что же у меня - одно ухо будет голубое, другое - зеленое? Ты уж, мальчик мой, поищи получше!

– Да какое это имеет значение?!
– с мукой сказал Петенька.
– Всё равно они одним светом будут гореть только на едином цветовом фоне, а стоит вам отойти от стены или занавеса, и каждая из них загорится так, как ее левая нога захочет!

Это была правда; даже я это знал. Но дама капризно нахмурилась:

– А я хочу, чтоб у меня Мухи были самые лучшие, молитвенные!

– Они молитвенные...

– Они зеленые! Как крапива... Или ищи нужную Муху, или я таких серег не надену!

Петенька с отчаянием наклонился над контейнером, утирая пот со лба, но я видел, что он лишь делает вид, будто роется в нем, а сам лихорадочно о чем-то думает. Вдруг - не прошло и десяти секунд - он поднял голову, криво ухмыльнулся и бодро сказал даме, непреклонно уставившейся в потолок:

– Почти нашел! А вы пока достаньте ту бумажку со счетом. Могут быть изменения...

Дама открыла сумочку. Ей тоже потребовались считанные секунды, но Петеньке их хватило. Зажав пальцем отверстие для воздуха в том шарике, где сидела непокорная Муха Тростника, он поднес шарик к самому огню курильницы за своей спиной. Несчастное насекомое ответило на пытку серией вспышек всех цветов спектра и погасло. Петенька резко отвел шарик от огня и приблизил его вплотную к серьге с Мухой Неба, горящей спокойным голубым огнем. Миг страха и надежды и обе серьги засветились одинаково. Закрепляя эффект, победитель поспешно нагнулся к даминому шлейфу, лежащему под креслом, приподнял его и, ласково улыбнувшись госпоже Матусевич, поднес ей серьги, окутанные голубой тканью.

– Ах ты, развратный мальчик!
– пропела Зося Аполлинарьевна, щелкнув его по носу.- Скажи спасибо, что у меня шлейф такой длинный, а то бы я тебе задала перцу... Или задать?

– В другой раз, Зося Аполлинарьевна! А пока... меня ждут... да и вас, наверное...
– пробормотал Петенька и прикрыл глаза. Воспользовавшись этим, дама влепила ему в губы поцелуй. Затем, поспешно отодвинувшись от побагровевшего молодого человека, она заявила:

– Это я тебя благодарю за Мух Неба. Нет, нет, молчи, а то не скажу что-то важное! Для твоей фирмы - важное...