Принц
Шрифт:
Как он мог? Стернс дотрагивался до него. Слова отдавались эхом в голове: Стернс дотрагивался до него... Стернс дотрагивался…
Кингсли наклонился вперед и прижался губами ко рту Стернса. И на один прекрасный миг Стернс разрешил им находиться там.
Как только этот идеальный миг прошел, Кингсли оказался на спине, с руками над головой, с запястьями, плотно и прочно вжатыми в матрас. Стернс схватил его за запястья так сильно, что Кингсли, подумал, будто услышал, как что-то треснуло внутри его руки.
– Прости, - выдохнул он. – Я не знаю, что…
Он старался вырваться из железной хватки Стернса, но
– Прости, - повторил Кингсли.
– Я…
– Замолчи.
– Стернс выговаривал слова холодно, спокойно, и Кинг немедленно подчинился. Он приподнялся снова, и Стернс толкнул его обратно вниз с еще большей силой.
– Прекрати дергаться.
Кингсли замер. В ожидании.
Он осознал, что за всю свою жизнь никогда не был так возбужден. Глядя в глаза Стернса, Кингсли заметил, что его зрачки были чрезмерно расширены. И совершенно бледная кожа Стернса слегка покраснела. Старания на футбольном поле не вызвали у пианиста и половины той реакции, в сравнении с той, что появилась от того, что он удерживал Кинга на постели.
– Ты играешь в очень опасную игру, Кингсли.
– Понизил голос Стернс.
Когда он высказал прямую угрозу, каждый нерв в теле Кингсли напрягся.
Он молчал, как было приказано. Палец Стернса переместился и коснулся точки пульса на правом запястье Кингсли. Прикосновение было настолько удивительным, настолько неожиданно нежным, что Кинг застонал от удовольствия. Негромкий стон, едва слышный. Но Стернс ясно расслышал его; его глаза снова расширились.
– Ты не боишься меня.
– Утверждение без вопросительной интонации, но все же Кингсли услышал под этими словами вопрос.
– Почему?
– Нет ничего, что бы ты мог сделать со мной сейчас, чего я не хочу.
Стернс осмотрел Кингсли с головы до ног, будто понимая, что в данный момент перед ним лежит не человек, а инопланетянин.
– Что ты такое?
– Стернс задал тот же вопрос, который задавал ему Кингсли, но у того ответ был гораздо проще.
– Я француз.
Стернс сделал глубокий, но судорожный вдох. Закрыв глаза, он вдавил Кингсли на один миллиметр глубже в матрас, прежде чем, наконец, отпустил его запястья.
Кинг заставил себя принять сидячее положение, пока Стернс шел к двери.
– Ты действительно убил мальчика в твоей бывшей школе?
– крикнул он ему вслед, отчаянно пытаясь сделать что-нибудь, сказать что-нибудь, чтобы заставить его остаться.
– Да.
Стернс остановился на пороге.
– Что он сделал?
Кингсли зашагал к двери, но взгляд Стернса заставил его замереть на полпути.
– Он поцеловал меня.
Глава 11
Север
Настоящее
Кингсли
не мог оторвать глаз от Сорена всю дорогу до аэропорта. После того, что они видели в доме Элизабет, после того, что они обсуждали, после того, что Кингсли видел в глазах Сорена, он не мог заставить себя смотреть никуда кроме как, на его ближайшего друга, на его дражайшего врага. Что за безумие происходит с ними? За тридцать лет, Кингсли видел ярость в глазах Сорена, похоть, потребность, голод, благочестие, даже случайные вспышки любви. Но никогда прежде, он не видел страх, настоящий страх. Тот, который он увидел в доме Элизабет, на пороге детской спальни давнего школьного товарища.– Хватит пялиться на меня, Кингсли, - сказал Сорен, переводя взгляд от дороги за окном к лицу Кинга.
– Я пялюсь на тебя вот уже тридцать лет.Пора бы привыкнуть, mon ami.
Сорен слабо усмехнулся, что слегка разрядило тревожную обстановку, которая пугала Кингсли.
– Да, полагаю, что так. Тебе не следовало ехать со мной. Поездка вполне может оказаться бессмысленной. И я знаю, что у тебя не самые теплые воспоминания о школе Святого Игнатия.
Кингсли медленно выдохнул. Слова были и правдой, и ложью.
– Перед тем, как Мари-Лаура… - начал он и остановился, чтобы взять себя в руки. Разговоры о сестре давались ему труднее, чем любые другие. – До того, как она приехала, все было идеально. Воспоминания о школе Святого Игнатия, мои самые любимые. Мне хотелось бы, чтобы ты в это верил.
– Я верю в это.
– Вздохнул Сорен.
– Мне только хотелось бы, чтобы это было не так.
Кингсли наклонил голову. В прошлом Сорена внимание привлекала только бесстрашная дерзость. Именно благодаря ей, когда Кингсли поцеловал его, все получилось в тот день в комнате общежития. Может быть, она помогла бы и сейчас.
– Неужели тебя беспокоит то, что я до сих пор тебя люблю?
– Кингсли, серьезно.
– Сорен закинул ногу на ногу.
– Я есмь. Я есмь то что я есмь.*
– Богохульство ни к чему не приведет.
– Я уже оставил попытки привести куда-либо нас с тобой. Mais c’est vrai.
– Тридцать лет, Кингсли. Мы были любовниками тридцать лет назад.
– Non.
– Кингсли наклонился вперед на своем сидении. Он бросил взгляд на окно между ними и шофером, чтобы убедиться, что то было полностью закрытым. Последнее, что ему было нужно, чтобы их прошлое с Сореном, вышло наружу. БДСМ сообщество на словах очень даже уважало странности других, но он знал, что на мужчин сабмиссивов часто смотрели свысока мужчины Доминанты. И женщины Доминанты. И женщины сабмиссивы…
– Нет?
– Это было не тридцать лет назад. Это было четырнадцать лет назад. Это была ночь…
– Я помню ту ночь.
Оборвал его холодно Сорен и Кинг снова откинулся на сиденье.
– Bon. Рад, что ты помнишь. Я никогда не забуду ту ночь, даже если бы ты захотел.
Сорен еще раз отвел взгляд, уставившись в окно.
– Я не забыл. И не хочу забывать ту ночь.
Сердце Кингсли подпрыгнуло от слов Сорена. “И не хочу забывать ту ночь”. Та ночь…
В нескольких минутах езды до аэропорта, Кингсли закрыл глаза и позволил своим мыслям воспарить назад в прошлое. Та ночь… он будет помнить ту ночь даже на смертном одре.