Принцесса по приказу

Я задумчиво прошлась по комнате. Скорее всего, палитра относилась к художнику, но вот перо… и при чем тут всадник… Так ничего и не решив, я надела кулон и невольно вскрикнула. Голову пронзила боль, перед глазами все завертелось, а дыхание перехватило. Я пришла в себя, сидя на кровати и держась за изголовье.

Голова все еще болела, перед глазами то и дело вспыхивали яркие искры. Зато теперь я знала, что принцессе Кариссе восемнадцать лет, что ее брат три года назад вступил на престол, помимо брата есть еще дядя, который является первым советником принца. Более того, я даже знала, как этот дядя выглядит: точно такой же белесый, как и принц, они редко ладили, особенно что касается брака с д’орезом соседнего государства, на котором настаивала сама принцесса, по уши влюбленная в Лоренцио Гаудани.

По всей видимости, черный хрусталь каким-то образом передал мне те знания, которые Рой посчитал для меня необходимыми. Странно, но о нем самом я ничего не помнила, кроме того, что узнала за эту дорогу. Хотя он приходился двоюродным братом принцу и принцессе Риччионе: их матери были сестрами-близнецами.

– Замечательно, - фыркнула я, - Хоть бы предупредил!

Я с досадой посмотрела на кулон, словно он мог передать мой взгляд своему создателю, но снимать украшение не стала. Выждав, пока голова перестанет кружиться, я позвала служанок. Охая и ахая по поводу моей внезапной болезни, они принесли мне обед и попытались уложить в постель, но я настояла на том, что хочу выйти. Одна из женщин заикнулась было о докторе, но я оборвала её, слегка капризным тоном сказав, что устала сидеть взаперти, и если она хочет, то может спросить позволения для меня у принца. Женщина обиженно замолчала и покорно принесла мне платье.

Их оказалось два: одно, надевавшееся на белоснежную рубашку и уже ставшей привычной баску – бирюзовое, с глубоким вырезом, расшитое серебром, второе, верхнее – темно-синее, представлявшее собой, скорее, длинный жилет с узкими рукавами, в разрезах которых виднелось полотно рубашки. Насколько я уже успела заметить, именно белизне рубашки уделялось больше всего внимания.

Замшевые туфельки темно-синего цвета завершили мой наряд, служанка тщательно расчесала мне волосы, выплела замысловатые косы и отступила. Накрасить глаза и губы я отказалась, вспомнив, какими красителями пользовались во времена нашего средневековья, после чего, игнорируя причитания о приличиях и красоте, спустилась в сад, благодаря кулону безошибочно найдя туда дорогу. Тот же кулон вложил мне в голову знания помещений в замке и несколько стер восхищение, с которым бы я могла рассматривать комнаты, через которые шла. Расписанные фресками, украшенные позолотой и мозаиками, они не вызвали у меня того восторга, которого по праву заслуживали, и я добавила это к длинному списку претензий к графу Алайстеру.

При виде меня смех стих, девушки - теперь я знала все их имена, и к какому роду каждая из них принадлежала - повскакивали со своих мест и почтительно присели в реверансах. Боневенунто грациозно поклонился:

– Принцесса, рад вас видеть в добром здравии.

Я улыбнулась ему:

– О, вы все-таки доехали?

– Именно так, мадонна! Я прибыл просить оказать мне честь и написать ваш портрет! – он махнул беретом, который все еще сжимал в руках, в сторону мольберта, кончик пера попал в краску. Заметив это, художник горестно вскрикнул. Я невольно рассмеялась. Девушки сразу же подхватили мой смех. Я слегка нахмурилась, смех сражу же стих.

– Пожалуй, мэссэр Боневенунто, я окажу вам эту честь, - слова вырвались сами. Он вновь склонился в почтительном поклоне:

– Мадонна, ваша доброта может соперничать лишь с вашей красотой. Вы позволите начать сегодня?

– Только после обеда, дорогой Боно! Только после обеда! – раздалось у меня за спиной. Я повернулась. Принц Риччионе стоял на аллее. За ним толпились придворные.

– Дорогой брат, - я грациозно (откуда только взялось) присела, - Рада вас видеть.

– Дорогая сестра, - он подошел и протянул руку, помогая подняться. Руку, правда, не отпустил, - вы все еще бледны…

Я как можно более беспечно улыбнулась:

– Чепуха! Я устала быть затворницей!

– И чего же вам хочется? – принц улыбнулся, как обычно, его глаза остались холодными. Я дерзко посмотрела на него:

– Конечно, развлечений!

– Боюсь, что не смогу составить вам компанию, - вздохнул он, - Возможно…

– Полагаю, Боневенунто вполне справиться, - уверила я его, - Он же – мастер развлечений!

Несколько смешков сменившихся кашлем подтвердили мои предположения, в каких именно развлечениях специализировался художник. Сам он слегка покраснел, а я продолжала:

– Разумеется, все будет очень достойно, но, Козимо, пожалуйста, мне так скучно! – я скорчила умоляющее лицо. Принц чуть прищурил глаза, словно пытаясь понять, что у меня на уме, затем махнул рукой:

– Хорошо, если вам так будет угодно… Простите, Карисса, мне надо идти.

– О да, - глубокомысленно заметила я, чувствуя себя еще большей дурой, чем пустоголовая принцесса, - Государственные дела…

– Именно. Вы составите мне компанию за ужином?

– Непременно! – улыбнулась я, понимая, что до ужина необходимо дожить.

Довольный моими ответами, принц кивнул и направился к замку. Свита последовала за ним.

Я села на скамью у фонтана, девушки продолжали стоять. Их было четыре, наперсниц принцессы. Все из знатных родов Риччионе, приставленные к принцессе, чтобы той не было скучно. На большее знаний графа Алайстера не хватило. Видимо, бывая здесь, он не обращал на них внимания, или…

Я бросила быстрый взгляд на Бьянку дель Фиоре, пышногрудую блондинку, которая томно посматривала на Боневенунто. Или воспоминания графа были такими, что мне не полагалось о них знать… Я перевела взгляд на художника, с тоской рассматривавшего свой берет. Перо, воткнутое в палитру… Ну конечно же, Боно! Он не просто так остался здесь, тем более портрет принцессы был написан еще в прошлом году. Наверное, на моем лице все-таки была радость, потому что Бьянка как-то подозрительно посмотрела на меня.

– Это можно сделать новой модой, - подсказала я и, стараясь перевести внимание, обратилась к одной из девушек, на мой взгляд, самой безобидной, - Джемма, прикажи на моем берете покрасить пару перьев.

Та кивнула и, шелестя юбками, побежала выполнять поручение.

– Мадонна! – художник смотрел на меня со смесью растерянности и восторга на лице, - Это – гениально!

Я улыбнулась, когда услышала злобное шипение Бьянки:

– Малышка Джем как всегда рада услужить.

Следуя воспоминаниям из кулона, мне следовало рассмеяться или не заметить этой фразы, но меня всегда раздражало такое отношение. Нахмурившись, я посмотрела на блондинку:

– Прошу прошения, я не расслышала. Ты что-то сказала, Бьянка?

Она слегка смутилась, затем деланно рассмеялась:

– О, мадонна, лишь то, что Джемма всегда рада вам услужить.

– Как и вы все, не так ли? – я улыбнулась, - ведь именно в этом и состоят ваши обязанности?

– Да, мадонна, - она не могла возразить, лишь зло сверкала глазами, а я вдруг подумала, что в жизни принцессы есть свои плюсы.

Боневенунто предложил начать портрет прямо в саду, и я согласилась. Позирование ему отличалось от позирования Рою. Граф был сосредоточен, художник же постоянно сыпал шутками, размахивал руками, заставляя девушек прыскать со смеху и краснеть. Особенно старалась темноволосая Луиджина, призывно посматривая на художника. Почему-то мне подумалось, что эту ночь Боно проведет отнюдь не в своей постели. Немного обеспокоенная этим, я принялась размышлять, как же мне реагировать на это, и перестала улыбаться. Заметив это, художник высказал предположение, что я устала, и предложил продолжить завтра. Согласившись, я поднялась, сказала девушкам, что они могут остаться в саду, а сама направилась во дворец, в кабинет принца.

Как и остальные комнаты, он находился на втором этаже, по всей видимости, это было связано с тем, что на этом этаже ранее располагался вход в замок, и попасть внутрь можно было лишь по приставной лестнице, которую легко было разрушить в случае осады и не дать врагу войти.

С тех пор убранство комнат неоднократно менялось, но сам замок оставался прежним, теперь ко входу вела красивая лестница из голубого израма, на широких ступенях которой стояли кадки с растениями. Я прошла сквозь зал для приема послов и малую столовую, оба помещения были украшены фресками работы Боневенунто.