Принцы Пограничья

Дэйви Морган лежал на спине, онемев; в ушах у него звенело. Лицо было влажным. Дождь? Кровь?

Он чувствовал запах горелой земли и жара. Это был запах, который он никогда не сумел бы забыть, запах 44-го года.

Он слышал потрескивание огня, звон стеклянных осколков, выпадающих из разбитых оконных рам.

Как-то ему удалось встать на ноги, держась за дверь. С улицы лился яркий свет, мерцающее оранжевое сияние. Сквозь проём, где когда-то была задняя дверь, просачивались струйки дыма.

Дэйви Морган подошёл к дверному проёму. Двор исчез. Дорожка тоже, равно как и дома и огороды вплоть до самой Коннолт-уэй.

Всё это сменилось адом.

Ночь была словно чёрная пещера, освещавшаяся огромными огненными озёрами. Земля за его домом была изрыта самим гневом Божьим, изрезана, истерзана, усыпана мусором, разбитыми в щепки штакетинами забора, искорёженными кусками металла и черепицы. В грязи валялись катушки проволоки. В воздухе кружился горящий пепел и хлопья сажи.

Дэйви стоял и наблюдал за взрывами на горизонте, от которых небо покрывалось рябью. Тут и там разгорался огонь. Ковровые бомбардировки [47] в радиусе пяти миль вокруг. Внутри всё неприятно сжалось.

47

Непрерывное, интенсивное, последовательное бомбометание по значительным площадям, как правило, населённым пунктам. При этом применяется большое число бомб (часто в сочетании с зажигательными) для полного уничтожения выбранного района, либо уничтожения личного состава противника и его материальной части, либо для его деморализации.

Он подумал о том, чтобы позвонить в полицию, но это было бы просто глупо. Как будто там и так об этом не знали. Об этом должны сообщить в новостях. Он весь день не слушал радио. Какая история прошла мимо него, какой международный кризис мог привести к систематическим бомбардировкам Катайс?

На расстоянии пятидесяти ярдов он увидел фигуру, освещавшуюся сзади огненным штормом, медленно шагавшую по изрытой земле в его сторону. Высокий, тонкий силуэт, угловатый, со стройными конечностями. И ещё одну фигуру, слева, чуть подальше. Худую, долговязую, словно какой-то чёртов подросток-хулиган.

Нет, это существо было слишком высоким. Слишком тонким. Восьми-девяти футов ростом [48] , руки — словно рукоятки мётел. Кисти рук — словно грозди бананов.

Теперь их было трое. Фигуры словно нарисованные, с тонкими телами и огромными руками. Огненный свет отражался от ближайшего из них. Бронза, латунь, сталь.

Откуда-то справа, из-за дома, послышались звуки стрельбы, как будто кто-то пытался расстрелять приближающиеся фигуры. Дэйви невольно пригнулся. Обстрел. Нужно найти укрытие.

48

Около 2,5 метров.

Пули подняли фонтан земли из-под ног ближайшей фигуры. Она немного повернулась в ту сторону, откуда стреляли, и в его голове — там, где должны были быть глаза — загорелись пульсирующие бледно-жёлтые огни. Дэйви почувствовал жар. Справа раздался взрыв, в небо взметнулись искры. Стрельба резко оборвалась.

Дэйви попытался пробраться назад в разгромленную кухню. Ближайшая фигура продолжила медленно идти в его сторону.

Когда она приблизилась, Дэйви смог лучше рассмотреть её в свете полыхающих на земле огней. Тонкие, костлявые ноги, в два раза длиннее человеческих, делали широкие, размеренные шаги по изрытой земле. Ноги несли высокое, узкое туловище из металла с облупившейся краской и голову — сидящую на длинной тонкой шее — напоминавшую наполовину череп, наполовину скульптуру. Полированные металлические черты, впалые, как у мертвеца, щёки.

— Уходи! — закричал Дэйви. — Уходи!

Существо перевело взгляд на него. Негромкий гул немного изменился в тональности.

Мерцающий бледно-жёлтый свет в его глазницах…

* * *

Дэйви Морган проснулся. Вокруг было темно. Светящиеся зелёные стрелки его будильника сказали ему, что уже четыре часа утра.

Он лежал в своей кровати в холодном поту, дрожа, слушая дождь, стучащий в окно его спальни.

Это всего лишь сон. Просто чёртов сон. Просто дурацкий…

Снова послышался шум, который разбудил его. Что-то настойчиво стучало и стучало.

Дрожа от холода, Дэйви встал. Колено заболело, когда он перенёс на него вес своего тела.

Стук раздавался где-то поблизости. Как будто дверь или ворота хлопали на ветру. Это уже было. Однажды это уже случалось, в его сне, и он не хотел нового поворота.

Прихрамывая, он поплёлся вниз по узкой лестнице. Бум! Бум-бум! Бум! Проходя мимо, он мягко дотронулся до фотографии, стоявшей на столике в прихожей. Он ощутил вкус мяты.

Он вошёл в кухню. Потоки дождевой воды, стекавшие вниз по окну, были такими сильными, что казалось, будто стекло плавится. Бум! Бум-бум!

— Кто это? — крикнул он. — Кто здесь?

Бум! Бум! Бум-бум!

Дэйви сделал шаг в сторону задней двери.

Форточка в окне кухни была приоткрыта. Должно быть, он забыл закрыть её. Буря сорвала её с петель, и теперь она болталась, стуча об оконную раму.

Бум! Бум-бум! Бум!

Дэйви закрыл форточку и проверил крючок на двери.

Он вошёл в ванную и включил лампу, зажмурившись от яркого электрического света. Вещь из сарая лежала в ванне, там, где он её оставил. Тяжёлая, угловатая труба из металла с облупившейся краской, длиной примерно в три фута, увенчанная яйцеобразной головой размером примерно с мяч для регби. Труба и голова были сделаны из одного и того же металла и соединены друг с другом с большим мастерством — Дэйви не смог обнаружить ни одного шва от сварки.

Дэйви опустил крышку унитаза, превратив его в стул, и осторожно сел, держась за раковину. В ванной пахло мылом и влажными банными ковриками.

Он посмотрел на вещь в ванне.

— Ладно, — сказал он.

Негромкий гул.

Он немного изменился в тональности.

Глава десятая

Оуэн проснулся, что-то бормоча, повернулся и упал с кресла.

— Твою мать, — простонал он и моргнул. Из спальни гремела отвратительно весёлая поп-музыка. Оуэн лежал на полу в гостиной. Он ничего не понимал.

Мгновение он не мог сообразить, что происходит. Боль сжимала голову, словно тиски, во рту было сухо, как в пустыне. Губа пульсировала от боли, и все остальные синяки и ушибы, полученные им в прошлый четверг вечером, болели намного сильнее, чем в тот день, когда они появились.

— Твою мать, — повторил он и закашлялся. Какой сегодня день?

Он огляделся. Занавески были распахнуты, и комнату заливал бледный дневной свет. Оуэн был по-прежнему одет. Один рукав рубашки оказался оторван, а одна брючина была испачкана. Он совершенно не помнил, чтобы ночью происходило что-то серьёзное. Фактически, он вообще ничего не помнил.

Он встал. Это было больно. Голова кружилась, и он покачнулся. Покачиваться тоже было больно. Он заковылял в спальню. Музыка ревела из его радиоприёмника с будильником. Из радиоприёмника с будильником, стоявшего на тумбочке рядом с его кроватью, на которой никто не спал.

Послышался тошнотворно оптимистичный голос ди-джея. «…и это несравненные „Four Play“. Сейчас вторник, половина девятого утра, и в эфире новости с Гейлом…»

Вторник. Хорошо, вторник. Это подходит.

Половина девятого? Его будильник играл два часа и не разбудил Оуэна. Даже с учётом, того, что он был в другой комнате, это было слишком круто.