Принцы Пограничья

— Рис!

Он сердито посмотрел на неё.

— Я не готова к этому, — сказала она ему. — Мне очень жаль, что это произошло сегодня, но пока я к этому не готова.

Чайник начал закипать.

— Мне нужно идти, — сказала Гвен.

— Так у тебя есть телефон? Куда я мог бы позвонить, если мне понадобится?

— Можешь позвонить мне на мобильный.

— Определённо нет, — сказал он. — Хотя, честное слово, я пытался.

— Я отвечу тебе, обещаю.

Она надела куртку и взяла свою сумку. На мгновение задержалась, чтобы поставить коробку с безделушками на место.

— Прости, — сказала Гвен. — Я тебе позвоню.

— Хорошо, — кивнул он, глядя в окно, избегая её взгляда. Мускулы на его челюсти были напряжены.

— Я позвоню. Скоро. Сразу же, как только смогу.

— Хорошо.

— Позаботься о себе, ладно?

— Да. Больше никто этого не сделает.

Она вышла и захлопнула за собой дверь.

Рис вздохнул и опустил голову. Он выключил чайник и посмотрел на входную дверь.

— О, и ещё, я люблю тебя, — прошептал он.

* * *

Она припарковала свою машину за углом. На мокрой дороге образовалась утренняя пробка: бирюзовый кардиффский автобус, такси-малолитражка, фургон «Альфа-курса» [51] , везущий переговаривающихся пенсионеров в церковь, курьерская машина, огромный внедорожник, за рулём которого сидела крошечная женщина. Где-то выла автомобильная сигнализация, что-то звякало. Двигатели работали вхолостую. Выхлопные трубы дрожали и дымили.

Гвен тошнило, она плохо себя чувствовала, и — самое главное — она чувствовала себя как-то неправильно.

51

Программа практического знакомства с христианством. Курс проводится на базе церквей, в домах (квартирах), на рабочих местах, в тюрьмах, университетах, школах и множестве других мест. Он распространён по всему миру и используется большинством христианских деноминаций.

Она села в чёрный «Сааб». Окна были запотевшими. Джеймс дремал на пассажирском сиденье.

— Всё готово? — спросил он, открыв глаза, когда хлопнула дверь.

Гвен бросила свою сумку на заднее сиденье, но та зацепилась за подголовник. Гвен раздражённо убрала её.

— Гвен? В чём дело?

Повозившись с ключами, Гвен откинулась на спинку сиденья.

— Там был Рис.

— Чёрт. Он был грубым с тобой?

— Нет, — мрачно ответила она. — Он не такой…

— Хорошо, хорошо. Я просто…

— Не надо.

— Извини.

Она обернулась к нему.

— Он был таким грустным. Таким растерянным.

— Гвен…

— Я сделала это с ним. Я. Это моя вина. Я попыталась объяснить, зачем пришла, но получилось плохо, понимаешь?

— Всё образуется, — сказал Джеймс.

— Это обещание?

— Да.

— Хотела бы я быть такой же уверенной. Всё это становится просто отвратительным.

— Всё будет хорошо.

— Я ненавижу врать.

— Ты говорила. — Джеймс немного помолчал. — Так что, ты всё ему рассказала?

— Что, например?

Джеймс пожал плечами.

— Нет. Об этом я ему ничего не сказала. Ещё слишком рано.

— Ладно. Ты права. Слишком рано. — Он выглядел немного подавленным, но в тот момент Гвен было всё равно.

Он вытер окно рукавом и выглянул на улицу.

— Йанто звонил.

— Да?

— Спрашивал, где я. И ещё спрашивал, не знаю ли я, где ты. Что-то случилось.

Гвен завела мотор.

— Хаб? — спросила она.

— Нет, — ответил Джеймс. — У меня есть адрес. Йанто сказал, что мы должны встретиться с Джеком там.

Гвен выехала на дорогу.

Глава одиннадцатая

Бьюттаун, старое сердце индустриального Кардиффа, когда-то находился у самых доков. По мнению самых консервативных местных жителей, он располагался там до сих пор.

Но теперь Кардифф вступил в постиндустриальную эпоху. Сажа и угольная пыль от металлургических заводов больше не скрывали дневное солнце. Грязные поезда больше не курсировали туда-сюда по линии Тафф Вейл. После модернизации стоимостью в три миллиарда фунтов доки больше не назывались доками. Теперь они стали заливом, сверкающим новизной и современным, где обедали люди в строгих костюмах, где процветали различные бистро, а за несколько сотен тысяч можно было купить пентхаус на набережной, с видом на дамбу. Однако те старые местные жители до сих пор называли этот район Бьюттауном, борясь с наступлением перемен, которые уже давно произошли.

Всё, что осталось от Бьюттауна, всё, что увековечило это имя, теперь было погребено в центре района, сдав позиции кирпичным многоквартирным домам и высоткам, построенным в 1950-е годы; и лишь кое-где улицы пересекались призрачными венами железнодорожных насыпей с постепенно рушащейся викторианской кирпичной кладкой.

Безукоризненный блестящий чёрный внедорожник нёсся по Анджелина-стрит, словно борзая, преследующая добычу. Мимо пролетели ряды домов и мечеть. Пробки на дороге, уличный рынок, витрины магазинов, в это утро вторника всё ещё закрытые металлическими ставнями, словно рыцари в шлемах с опущенным забралом.

— Церковь? — в седьмой раз спросила Тошико.

— Терпение. Мы скоро приедем, — сказал Джек.

Он свернул на Скин-стрит и ударил по тормозам, когда дорогу внедорожнику преградил мусоровоз. Джек повернул голову, опёрся рукой о спинки сидений и отъехал назад, затем направил автомобиль влево и снова вправо. Под колёсами захрустели камешки.

Он провёл внедорожник по узкому проезду между старыми магазинами и стремительно выехал на засыпанный гравием пустырь. Старые автомобили, стоявшие на кирпичах, смотрели на них ржавыми глазами фар.

— Это здесь? — спросила Тошико.

Джек потянул рычаг ручного тормоза.

— Это здесь. Что у тебя есть для меня?

Она пожала плечами и наклонилась к дисплеям на приборной панели, на одном из которых демонстрировался анализ даты, а в другой был встроен шаровой манипулятор.

— Ничего? — предположила она.

— Продолжай.

— Отсутствие фактов. Недостаток данных. Что, по-твоему, я должна сказать?

— Именно это, — сказал Джек. — Здесь ничего нет.

— Тогда зачем…

— Вообще ничего. Понимаешь?

— Э-э… нет?

— Здесь нет даже кирпичей и земли, — мягко сказал Джек.

— А, — протянула Тошико. — Теперь понимаю. Подожди. Нет, не понимаю.

— Давай пройдёмся, — сказал Джек.

Он вышел из машины, и Тошико последовала за ним. Когда она захлопнула дверь внедорожника, стайка голубей взметнулась в воздух и села на стропила расположенного поблизости разрушенного дома. Воздух был влажным и пах минералами. Земля была заляпана птичьим помётом. На фоне чистого белого неба железные стропила казались чёрными и напоминали рёбра огромного кита.