Приорат Ностромо

— Ах, вы меня балуете! — умильно улыбнулся пан Директор, целуя ручку пани Беате.

— Смотрите! — подскочила Лея. — Там наша Инна!

Все, стоявшие по эту сторону экрана, рассмеялись, и бессменный ведущий Державин как будто услыхал их — раздвинул улыбкой холмики щек, проговаривая:

— «Хочу избаловать тебя». Поют пани Беата — и Патрисия Каас.

В эфире заныла, мельтеша, знойная восточная мелодия, и сильный, наполненный, зовущий голос «мадмуазель Блюз» простонал:

— Je veux te gater…

У Инны, в отличие от Селезневой, был слух — она безошибочно попадала в ноты, шепотом пропевая текст, где надо — грустя, где надо — томно улыбаясь.

— Миш… — Рита прижалась к моей спине, губами щекоча ухо. — А ты заметил, как изменилась Инка? Не та, что на экране! Помогли-таки «слияния» — количество перешло в качество!

— Духовная эволюция? — шепнул я, чуть поворачивая голову.

— Да! Слушай… Давай, расскажем ей правду о тебе? Откуда ты, и вообще… А то… Знаешь, такое время на дворе… Нам всем надо держаться вместе, согласись! Но тогда и тайн быть не должно.

— А Инна не обидится? — складка у меня между бровей углубилась. — Скажет: «Все знали, а от меня скрывали?!»

— Не скажет! — Рита уверенно мотнула головой. — Обрадуется только. Мы с Наташкой уже третью неделю следим за нею. Сначала, знаешь, я Инку подозревала даже, думала, что она притворяется, но Талию-то не проведешь!

— Да уж… — протянул я. — Ну, ладно… Раскроем карты.

— Только ты сам! Ладно? Прямо в новогоднюю ночь, как подарок! М-м?

Я молча развернулся, и чмокнул Риту в подставленные губы.

— Хватит лизаться! — сурово молвила Инна. — Салаты киснут!

— Миша, наливай! — подбодрила меня «златовласка».

Вино расплескалось по пяти бокалам, а Лее налили соку. Все сели, и я встал.

— Девчонки! Давайте запомним этот год таким, каким он был — хорошим! Вспомните Негев, вспомните съемки… А они еще аукнутся вам! Премиями и наградами! И даже та подстава, из-за которой мы здесь… Кто знает? Может, и она к лучшему? В любом случае, помните…

Девчонки, большие и маленькие, хором, не сговариваясь, продекламировали:

— Всё будет хорошо!

** *

Лея подавила кнопки на пульте, перебирая немецкие программы, и снова вернулась к двум советским. По «Центральному телевидению» шел «Кабачок», где пана Профессора наряжали Дедом Морозом, вот только на место Снегурочки метили сразу пятеро — Катарина, Зося, Каролина, Беата и даже пани Моника. Объявили конкурс…

А «Всеобщее вещание» транслировало «Голубой огонек» — молоденькая Елена Ваенга исполняла «Цыгана».

Затрезвонила Ритина «Тесла».

— Алё? О-о, Борис Соломонович! С наступающим! Что? Все-все-все! Ага… Да что вы говорите?! Ну, конечно! А как же… И вас! — отложив радиофон, «главная жена» захлопала в ладоши, призывая ко вниманию, и громко передала благую весть: — Звонил Каплан! Поздравил всех с Новым годом… И велел пятого января прибыть в Звездный городок — наши тренировки продолжаются!

— Ур-ра-а! — звонко закричала Наташа, и рассмеялась, глядя на меня. — А Миша и не рад будто!

— Почему? — вяло запротестовал я. — Рад…

— Мы обязательно будем тебя навещать! — пылко пообещала Талия.

— По очереди! — хихикнула Инна, дурашливо лохматя прическу зардевшейся Юле.

— Вот здорово! — довольно воскликнула Лея. — Вы все уедете тренироваться, Юлька — на сессию… Я тогда одна у папы останусь!

Смех загулял по гостиной, люстра рассыпала искристые блики по фужерам, и их хрустальный звон продолжился медным боем курантов.

Истекали последние минуты старого года. Земля, кружась вокруг Солнца, вкатывалась в новый, тысяча девятьсот девяносто девятый…

Там же, позже

Ясной ночью стены солнечно-золотой спальни будто отражали тьму — зыбкая чернота колыхалась, подсвеченная обоями, уловившими тусклое звездное сияние. Однако ветра редко разгоняли тучи, а когда небеса затканы пухлой серой облачностью, в спальне царил мрак.

Сегодня же, в третьем часу нового года, выглянула луна — косое голубое свечение заливало всю комнату, наполняя ее таинственными, сказочными смыслами.

Бурное дыхание стихало, погас последний стон, и в безмолвии завис внятный любовный шепот:

— Не слезай, Миш… Полежи…

— Я тебя раздавлю своей тушей.

— Хи-хи… «Тушей»! Ну, Ми-иша… Мне совсем не тяжело! Мне приятно… У-у, какой ты!

Улыбаясь, я лег на спину и притянул Инну к себе — она была податлива и ласкова. Закинула ногу, уложила голову мне на плечо, а ладошкой плавно водила по груди. Мои губы дрогнули.

— Ты улыбаешься? — шепнула женщина.

— Угу…

— Тебе было хорошо со мной?

— Очень.

— Обма-анываешь…

— Никогда не обманывал девушек…

— Тебе только с Наташкой по-настоящему хорошо…

— Не путайся в разностях, Инночка-картиночка…

— Не буду, — толкнулся в ухо послушный голос.

— Инна…

— М-м?

— Мне надо тебе кое-что сказать, — затруднился я. — Раскрыть… м-м… мой секрет…

— Что ты пришелец из космоса? — хихикнула подруга.

— Нет, — промямлил я, — «гость из будущего». Мне довелось прожить долгую жизнь, довольно тусклую, а в две тыщи восемнадцатом…

Я монотонно излагал, Инна слушала мое признание, едва дыша, а в конце всхлипнула — и полезла целоваться.

— Спасибо… спасибо тебе… — бормотала она в перерывах между поцелуями. — Спасибо…

— Да за что же? — я облапил гибкую спину женщины, пальцами оглаживая нежную шею.

— За всё! За то, что веришь… Что любишь… Что простил…

Темнота скрыла мою коварную ухмылку.

— Ну уж нет! Одним «спасибо» не отделаешься!

Я перевернул Инну на спину, и она радостно взвизгнула, бесстыже раздвигая ноги, а мне пришли на ум строки из давнего Наташиного стихотворения:

Две ниточки сплелись…