Приорат Ностромо
Шрифт:
— Не верю! — фыркнула Инна, бледнея. — Народ в театре здоровый!
Фон Ливен энергично кивнула.
— Да уж! Плучек разорался прямо на репетиции. Звонит министру культуры, и орет в радик: «У нас, говорит, съемки новогоднего „Кабачка 13 стульев“ срываются! Инна должна пани Беату играть! Собрание?! Какое, к лешему, собрание?! Вы что, хотите, чтобы весь театр разбежался?!»
— Вот же ж молодец! — воскликнула Инна. — А еще сердился на нас, что на телевидении снимаемся! Только… — ее брови вздернулись в недоумении. — Хитрит что-то худрук — «Кабачок» еще в ноябре снят!
— У меня такое ощущение, —
— Надеюсь, что не навсегда? — серьезно проговорила Талия.
— Давайте, поступим так… — Елена осторожно шлепнула по корпусу «Луча». — Вас не будет ни видно, ни слышно… хотя бы до Нового года. Нам с Борюсиком надо во всей этой некрасивой истории спокойно разобраться. Подключим… Да уже подключили Марину Ершову… Мы еле уговорили ее не покидать Институт Времени! Нам же нужен свой человек… хм… в тылу противника. Очень надеюсь, что Панков — обычный мерзавец, а не враг! Так что… — она подпустила к губам улыбку. — Езжайте, девчонки, утешьте своего «султана»!
— И ничего не султан, — надулась Инна. — Просто мы любим его!
— Вот и любите, — мягко сказала фон Ливен. — Окружите Мишу тройной красотой и назойливым бесстыдством!
Талия, ощутив за словами княгини скрытую горечь, осторожно измолвила:
— Лена… Да вам еще и сорока… сорока пяти нет!
— Пятьдесят один, Наташенька, — кротко улыбнулась Елена.
Ивернева призадумалась. Глянула на Риту — та часто закивала — и вынула из сумочки маленький флакончик, наполовину полный тягучей золотисто-перламутровой жидкости. Фон Ливен решила, что это вязко покачивается лак для ногтей.
— Тут — молодильное зелье, — вполголоса объявила Ната. — Каждое утро добавляйте в чай или в кофе две-три капли себе, и столько же — Борису Семеновичу…
Княгиня недоверчиво нахмурилась, и на щеках Иверневой протаяли симпатичные ямочки.
— Юность эликсир не вернет, — молвила она с извиняющим оттенком, — но увядание отсрочит.
— Спаси-ибо… — растерянно протянула Елена. — Это… очень дорогой подарок.
— Вы достойны и большего, ваше сиятельство, — серьезно сказала Рита.
Суббота, 19 декабря. Ночь
Щелково-40, проспект Козырева
Марина Ершова, бывало, скучала даже по Григе, а уж по Искандеру ибн Джирджиру и подавно.
Григорий давно не вольная птица — встроившись в иракскую верхушку, он почти не покидает Багдад, а его давний оперативный псевдоним «Халид» пристал к нему, как второе имя.
В КГБ довольны — генерал Ершов возглавляет одновременно две могущественные службы: разведывательное ведомство «Мухабарат» и Управление общей безопасности. А это большая, очень большая власть, и в Кремле могут быть уверены — «в Багдаде всё спокойно».
В этом сентябре, правда, Джирджиру повезло — он сопровождал президента Объединенной Республики Ирака и Аравии, приехавшего в Москву с неофициальным визитом. Целую неделю «Мармарин»
пробыла вдвоем с «Халидом», часто и днем не покидая постели…А потом Грига умотал обратно в свой Багдад, и сына с собой увез — мальчику пора свыкаться с мужскими ролями в театре жизни. И осталась генеральша одна…
Марина усмехнулась. Вряд ли супруг обходится без местных гурий… Да и ладно. Раздельная жизнь не только обеспечивает ее безопасность, она еще уводит от мелкой лжи и больших, смрадных тайн…
Сосредоточившись, «Росита» включила подсветку радиофона — по стенам цокольного этажа шатнулись пугающие тени. Охрана НИИВ бдела, сторожа опустевший режимный объект — ни в двери, ни в окна извне не проникнуть. Но можно открыть ворота изнутри…
Марина включила свет. Неяркие светильники зажглись на низковатом потолке, роняя блики на автомашины — директорскую «Волгу» и пару «уазиков». Начохр проверила сигнализацию, и усмехнулась — отключена. Вздрючить бы бдительных стражей, но… Лучше не надо, пускай дремлют и дальше.
На всякий случай повторив «чек-ап», да припомнив, как расположены наружные видеокамеры, Ершова приоткрыла ворота. Двое мужчин в куртках бесшумно шагнули из ночной тьмы, откидывая шуршащие капюшоны.
Одинакового росту и сложения, они выглядели и вели себя по-разному. Алёхин был возбужден, как всякий взрослый мальчишка, и сильно нервничал, а вот Векшин осматривался со спокойным любопытством — опер и в засадах сиживал, и в ночных «догонялках» участвовал не раз.
— Доброй ночи, товарищ майор, — усмехнулся он.
— С чего начнем, товарищ капитан? — наметила улыбку Марина.
— С директорского кабинета. — Обернувшись к Алёхину, опер добавил: — Твой выход будет, а то я в этих ваших ЭВМ не «шарю».
Успокаиваясь, Антон кивнул.
— Установим прослушку, и — шпионскую прогу в комп! Мне Михаил Петрович скинул…
— Вперед! — скомандовала «Росита».
Незаметно подняться на «директорский» этаж труда не составило — видеонаблюдение закольцевали еще прошлой ночью, передавая на пост одну и ту же картинку — скучный, пустой коридор. Скучная, пустая лестница…
— Марин! — шепотом позвал Алёхин, на цыпочках взбираясь по ступеням. — Завтра надо будет обязательно перезапустить камеры, чтобы никто ничего не заметил!
— Без проблем… — прошелестел женский голос.
Пугающе громко хлопнула дверь этажом ниже, и невидимый охранник сказал, посмеиваясь и пуская слабое, быстро гаснувшее эхо:
— Свои надо иметь! Да на, держи… Вернешь в двойном размере!
— А это чё? — донесся приглушенный грубоватый голос. — «Ду-ун-нилл»…
— «Данхилл», неуч! Я — отлить…
Марина сделала жест — идем, только тихо. Холодные зрачки телекамер не видели их, как упыри — Хому Брута.
В директорском кабинете стояла духота, и несло табачищем. «Росита» не выдержала, открыла форточку. Векшин вопросительно глянул на нее. Женщина мотнула головой:
— Датчиков нет — четвертый этаж!
Кивнув, Геннадий аккуратно вдел в уши стетоскоп, и крутанул рукоятку сейфа, прослушивая щелчки механизма. Антон, уже малость освоившись, уселся за стол, врубая компьютер.
Панков, разумеется, поменял пароль в гаринском аккаунте «Ампарикс». Алёхин вошел, как администратор — и вуаля!