Приорат Ностромо
Шрифт:
— Етта… — пошевелился Ромуальдыч. — Хреново!
В окна горстями лупили капли, анафемское свечение нагоняло тьму. Неожиданно шатнулись синие тени, на крыльце затопали, и в обширную комнату шагнули Володя с Антоном, веселые, шумные, увешанные пакетами да сумками.
— Здрасьте! — расплылся Киврин, опуская свою кладь, и заспешил, обращаясь ко мне: — Там всё в порядке, шеф! Малаховку только дождь захватил, да так, кое-где шифер посносило… Но твой-то домина крепкий, кровля железная, прибита — фиг сорвешь! Вон, нагрузили! Понадавали всего…
— А одна, там, мелкая, смугленькая такая, — подхватил Алёхин, выгружая
— Маруата! — поправил Вайткус, распуская улыбку.
— Во-во! Так она нас живо построила! Грозная такая! Куда, говорит, с грязными ногами?! По-нашенски еще плоховато лопочет, но мы ее поняли…
Хохотнув, Ромуальдыч потянулся к гостинцам.
— Етта… Ух, ты… Заливное! Живем…
Киврин, скинув дождевик, пригладил мокрые волосы, и присел за стол.
— Успели хоть? — обронил он, оглядывая собравшихся.
— Йа, — кивнул Бадер, не отрываясь от своих расчетов. — Группа товарища Рахимова вернуться… э-э… вернется через два часа. А мы выдвигаемся к Фрязино…
— «Собачья» вахта! — фыркнул Гирин.
— А техника? — деловито поинтересовался мой зам.
— Оба танка нам оставили, Владимир Федорович, — сказал я терпеливо. — Мехводы дрыхнут в амбаре… И «сто тридцатый» впридачу. Будут завалы, как вчера — танки растащат.
— Гут… — вздохнул Хорст Оттович. — Абер это не решать главной задачи…
— Да уж… — буркнул я. — Таких задачек нам еще не задавали…
Киврин смешливо прыснул, и объяснил причину позитива:
— Вспомнил, как вчера Генка Векшин сказал! Надо было, говорит, сразу этого гада Панкова кончать! И орудие убийства в руке, и возможность! Только, говорит, мотива не было. Зато теперь есть, да поздно… Вот же ж идиот был… — покачал он головой. — Помню, у нас, на ленинградском физфаке… Там, возле отдела аспирантуры, долго один плакат висел. Наизусть выучил: «Памятка аспирантам! Создавая Вселенные, не менять нижеперечисленные глобальные физические константы, найденные мной эмпирически: скорость света; гравитационная постоянная; постоянная Планка; заряд электрона; постоянная Больцмана. Если кто-то из аспирантов попытается это сделать, то будет проклят и отправится жить в созданной им необитаемой Вселенной вечно!» И подпись: «Зав. отделом Бюро Обитаемых Галактик». Поняли, да?
— Б. О. Г.? — ухмыльнулся Гирин.
— Ну!
Бадер вежливо улыбнулся, и снова оплыл в сумрачной тоскливости. Забормотав: «Сейчас я очень хорошо понимаю Оппенгеймера…», он негромко, но с выражением продекламировал:
— Ich bin die Zeit, die alle Welt vernichtet,
Erschienen, um die Menschheit auszuloschen;
Auch о hne dich sind sie dem Tod verfallen,
Die Kampfer all, die dort in Reihen stehen…
Киврин глубокомысленно покивал:
— Очень ёмко! Первые три слова я, кажется, понял…
Вайткус фыркнул, а я покрутил пальцами в воздухе, и выдал перевод:
— Аз есмь Время — всесильный миров сокрушитель,
Явился я племя сие уничтожить.
В битву ты вступишь иль поле брани покинешь,
Тебе так и этак пощады не будет!
— О, браво, Михаэль! Браво! — воскликнул Бадер.
— Всесильный миров сокрушитель… — пробормотал Корнеев задумчиво, и увял.
— А мне еттот рёв напомнил кое-что… — выговорил Ромуальдыч, погружаясь в недра памяти, и встрепенулся, энергично выразившись: — Чертов склероз! Федя же звонил в полпервого, Дворский! Они там, на Луне, одну идею обмозговали с Бур Бурычем: а если еттот «портал в инферно» заткнуть взрывом, как сбивают огонь с горящих нефтяных скважин?
— У нас «скважина» за сотню метров в растворе, — пробурчал я, — да больше уже…
Какая-то мысль проклюнулась в голове, сверкнув импульсом озарения, но додумать я не успел — со двора донеслось рычание мощных моторов, топот, и сильная рука рванула дверь.
Порог, сгибая голову в фуражке, перешагнул офицер в больших чинах. Его погоны скрывались под мокрой накидкой, но двойные лампасы выдавали немалое звание. Мундир плоховато скрывал изрядную упитанность военного, а седые бакенбарды указывали на возраст.
— Генерал Гремин! — трубно представился он, бросая ладонь к виску, обвел присутствующих маленькими голубенькими глазками, и остановил внимательный взгляд на моей скромной персоне. — Товарищ Гарин, мне приказано срочно доставить вас в Кремль. Вас хочет видеть товарищ Романов.
Мне оставалось только встать, да отряхнуть свой рваный костюм от портных с Севил Роу, измазанный в глине и саже.
— Я готов.
Тот же день, позже
Москва, Кремль
Мне подали темно-зеленый «Тигр» в полосатых разводах, порыкивающий мощным дизелем, и мы помчались. Ну, сначала, как водится, потряслись на валкой лесной дороге, а затем выскочили на шоссе. За нами следом катили еще два «Тигра» с пулеметными башенками наверху, а замыкающим несся БТР с десантурой.
Никому и никогда не признаюсь, что в те минуты я был рад и доволен, оставляя друзей. Им скоро выдвигаться к Фрязину, рисковать жизнью, чтобы спасти уцелевших, а мне выпало качаться на мягком сиденье, и сонно глядеть за окно…
Круговерть над устьем «прокола» виднелась за мокрым, заляпанным бронестеклом. Отсюда она казалась неопасной — расстояние скрадывало размер. Черный смерч разросся до размеров вулканической тучи, вздымаясь в стратосферу и обертываясь дождевыми полосами гороподобных кучевых кумулюсов, — грозный и неистовый, подсвеченный блистанием молний…
Но порой непрерывные, неостановимые потоки воздуха ощутимо качали броневик, заливая толстые ветровые стекла мутной водой с небес, и я мигом цеплялся за поручень.
Третья бессонная ночь давала о себе знать, однако я терпел, да и занят был, то так, то эдак обдумывая идею, подброшенную с Луны. Сбить взрывом воронку не получится, ведь сам «портал в инферно» останется, а тяга там просто сумасшедшая.
Но тут мне пришла на ум давняя авария в Узбекистане, у кишлака Урта-Булак, где вспыхнул гигантский газовый факел. Загасить его удалось лишь три года спустя — подземным ядерным взрывом… Вот оно!