Приручить Сатану
Шрифт:
— Слушай, ты… — Ева так и не смогла придумать, кто именно. — Зачем ты забрал девочку? Хочешь поиздеваться — издевайся надо мной, но не над…
— Над кем? — лукаво прищурившись, спросил «человек в окне». Ева смерила его уничтожающим взглядом.
— Над Адой.
— Над Адой, говоришь? — хмыкнул «человек в окне», отправляя к небу целый караван серо-белых мутных колец. — А я её знаю как Аглая.
— Не знаю я никакой Аглаи, — вскинулась Ева, пытаясь подняться на ноги. Как только она попробовала это сделать, её тело в один момент ухнуло куда-то вниз, так что «человеку в окне» снова пришлось её вытаскивать
— Допустим, вот она. Тебя устроит?
Ева посмотрела туда, куда он показывал, и увидела, что из-под самой кромки озера на неё смотрит черноволосая зеленоглазая девушка и хитро улыбается; в девушке Ева признала ту, что сегодня утром сбила её с ног на самокате.
— Это не Ада.
— Ну, так а я о чём! — непринуждённо воскликнул «человек в окне» и, запрокинув голову, выпустил огромное облако белого дыма. С минуту оно повисело над озером, не теряя своей формы, а затем медленно расползлось в густой белёсый туман, в котором утонули и дубы, и берег, и всё остальное, кроме него самого.
Ева снова перевела взгляд на девушку под водой и непонимающе нахмурилась. Те же чёрные волосы, те же зелёные глаза… Может, это и правда Ада, только… Взрослая? Девушка под водой, заметив её внимательный взгляд, широко улыбнулась и, кажется, засмеялась. «Человек в окне», тоже улыбнувшись, сунул руку в озеро, и девушка, схватившись за протянутую ей руку, оказалась на поверхности рядом с пареньком и Евой.
— Потанцуем? — ласково улыбнувшись, спросил у неё «человек в окне». Девушка по-лисьи прищурила глаза и, положив ему руку на плечо, слабо кивнула.
Они танцевали красиво — Ева даже на мгновение забыла, где она и почему. На черноволосой девушке, как и утром, почему-то не было обуви, и Ева в мельчайших подробностях видела частые короткие порезы, оставленные дорожными камнями, острыми осколками стёкол и древесными щепками на бледной, если не сказать белой, коже ног. Что-то колдовское было в их танце, как будто огромная таинственная магия вселяла в Еву новые силы, дарила желание и смысл жить, и с каждым новым поворотом, с каждым резким движением в ней рождалась новая вспышка энергии. Будь её воля, она бы вечно смотрела на их танец, забыв, что она и где.
— Ты что-то хочешь спросить? — поинтересовалась мимолётом у Евы девушка.
— Есть такое.
— Спрашивай, не стесняйся.
— Кто Вы?
— Для тебя пока что никто.
— А для него? — Ева показала головой на «человека в окне». Тот, заметив это, про себя усмехнулся.
— Он делал мне предложение когда-то, — бросила девушка на очередном повороте танца. — Я отказала.
— Почему? Ах да, простите, не моё дело.
— Пожалуй и так. Ещё что-нибудь?
— Почему Вы без обуви?
— Прочувствовать каждый шаг долгого пути.
— Зачем?
Девушка вздохнула.
— Каждый шаг — это время. Когда ты стоишь на одном месте, не чувствуешь, сколько времени прошло: один только ориентир — солнце, да и то ненадёжный. А если его нет? Если ты один посреди вселенной и стоишь на одном месте? Время-то идёт, просто ты его не ощущаешь. А начинаешь идти, и время начинает идти с тобой. Но что такое время? Всего лишь единица ушедших часов. А вот если ты идёшь босиком, если каждый твой шаг стоит хоть каких-нибудь усилий, то время начинает иметь цену. Понимаешь, о чём я?..
Что-то
резко дёрнуло Еву вниз, под воду. Что-то тёмное, страшное, что-то, у чего были белые глаза-светлячки, схватило её за ноги и тащило на дно, заставляя задыхаться от нехватки кислорода. Лёгкие начинало жечь; казалось, ещё мгновение, и она не выдержит, сделает полной грудью один большой неосторожный вдох, и холодная озёрная вода вольётся в неё, уничтожая то единственное пустое, что было до этого в озере.Ева пыталась скинуть с себя цепкие лапы… чего-то, что представляло из себя нечто бесформенное, тёмное и лохматое, но, конечно, всё было тщетно: тьма держала её крепко, и страх, вселяемый её белыми слепыми глазами заставлял сердце биться чаще, почти что в конвульсиях. В конце концов, Ева почувствовала, что не выдерживает, и большие прозрачные пузыри воздуха поплыли прямиком от её рта к поверхности озера. Где-то наверху по водной глади разошлись широкие тонкие круги.
Ева почувствовала, как ледяное озеро вливается в её лёгкие, пропитывает их собой, как губку, страстно желая заполнить образовавшуюся пустоту, и мокрая одежда тянет её вниз, дальше ко дну. Ноги коснулись шёлкового, мягкого, бархатного песка. Тьма отпустила её и вынырнула прямо перед ней, практически сливаясь с окружающей мглой озера, только мерцали белёсые слепые глаза без зрачков. Ева подняла глаза: где-то там, наверху, большим светлым пятном расплывался по поверхности озера полупрозрачный солнечный луч, постепенно растворяясь в глубине и теряясь среди живой и вязкой мглы. Кто-то тронул её за руку.
— Ты как здесь? — спросил её певучий мелодичный женский голос. Ева обернулась и увидела Марию.
— Вы говорите по-русски? — почему-то первым делом спросила Ева. Пожилая женщина стояла от неё в паре метров и смотрела на девушку слегка раскосым, плывущим взглядом — впрочем, может быть, всё дело было в воде.
— Это ты сейчас говоришь на латыни.
— Я? Я не знаю латынь.
— Все, кто умирает, начинает говорить на латыни.
— Но я не мертва!
— Кто знает… — как-то флегматично заметила Мария и посмотрела наверх: там, на едва ощутимых волнах, качалось солнце. — Я тоже когда-то не сразу поняла, что случилось.
Ева пару раз сморгнула, чтобы убедиться, что ей не мерещится: лицо пожилой женщины постепенно начало преображаться, разглаживаться, молодеть, и вот перед ней стояла уже красивая дама лет сорока, если не тридцати, с крутыми бараньими рогами на голове.
— Что… Что случилось?
— Что случилось? — как будто сонно повторила женщина, качаясь из стороны в сторону вместе с течением. Она подняла связанные на запястьях руки с прицепленной к ним гирей и показала Еве. — Меня утопили. Взяли и утопили. Даже не спросили, хочу я этого или нет.
— Что Вы несёте?!
— Тяжкое бремя бесконечности существования, — равнодушно ответила женщина. Веки чуть опустились, и теперь она словно действительно спала с открытыми глазами, смотрящими и в пустоту, и на что-то конкретно одновременно. — Ты понимаешь меня.
— Нет, не понимаю.
— Понимаешь, не спорь! — вдруг вспыхнула женщина, и правда загораясь. — Врёшь сама себе. Всегда. Постоянно.
— В чём?! — практически со слезами на глазах воскликнула Ева, чуть отплывая назад. Она уже ничего не понимала. — Я ни в чём себя не обманываю.