Прислушайся к музыке, к звукам, к себе
Шрифт:
Одно «исследование», проведенное репродуктивной клиникой в Барселоне и легкомысленно растиражированное прессой и радиостанциями вроде Classic FM, утверждает, что эмбрионы обожают «Маленькую ночную серенаду» Моцарта, равнодушны к песне Адель Someone Like You и терпеть не могут композицию Y. M. C. A. коллектива Village People.
Я уверен, что решающий фактор в этом исследовании – не то, что думает о Village People плод, а то, что думает мать. В конце концов, именно ей пришлось слушать их музыку, а не мешанину абстрактных телесных шумов. Если уж выбирать какую-то спекулятивную теорию о том, что и как воздействует на еще не родившихся детей, я скорее поверю в ту, которая утверждает: на плод влияет настроение матери.
Так
Даже если оставить в покое саму идею тестирования интеллекта, к которой есть вопросы, результаты этого исследования были спорными и довольно сырыми. Сама Раушер была поражена тем, что ее имя стало появляться в газетах и журналах по всему миру, и чем больше становилось статей, тем дальше они были от реального исследования. Ее студенты постепенно превратились в детей, потом в младенцев, и наконец в эмбрионы. Открытое ею врeменное (и, возможно, случайное) улучшение способностей к сгибанию бумаги мутировало в устойчивое повышение общего интеллекта.
Последующие исследования показали, что эффекта Моцарта на самом деле не существует, и даже сама Раушер утверждала: «Нет доказательств, что прослушивание детьми классической музыки приведет к какому бы то ни было улучшению когнитивных способностей. По моему скромному мнению, это просто миф». Когда ее спросили, почему ее эксперимент подвергся такому чудовищному искажению и распространился повсюду, точно вирус, она предположила: «Думаю, родители очень хотят дать детям все возможности, какие только могут».
В бестселлере бывшего музыкального критика и необыкновенно успешного предпринимателя Дона Кэмпбелла «Эффект Моцарта для детей: как пробудить ум, здоровье и творческие способности вашего ребенка с помощью музыки» (The Mozart Effect® for Children: Awakening Your Child’s Mind, Health, and Creativity with Music) есть глава под названием «Гори, гори мой нейрончик». Очевидно, читателям / родителям пытаются внушить мысль, что нейроны в головах их детей так и засветятся интеллектуальной энергией. Однако рекламная стратегия книг и компакт-дисков Кэмпбелла строится не только на идее, которая была модной в 1990-х, его бизнес-модель гораздо более продуманна. Второй столп, на котором держатся продажи, – извечное и такое же древнее, как самая первая колыбельная, желание новоиспеченных родителей сделать так, чтобы их маленькое сокровище наконец перестало кричать и уснуло.
Рондо, аллегро и вариации Моцарта, собранные Кэмпбеллом на первом диске Music for Newborns: A Bright Beginning предназначены для «пробуждения и стимуляции мозга»: изможденные родители могли утешиться тем, что их чрезмерно бодрый младенец хотя бы умнеет с каждой минутой. Эти оживленные композиции дополняются «умиротворяющими серенадами, которые нежно подготовят новорожденного ребенка (и новоиспеченных родителей) к глубокому, качественному сну…» Кэмпбелл выпустил широкий ассортимент компакт-дисков в таком духе – разнообразные серенады, анданте, адажио и ларгетто в подборках под названием Music for Babies Vol. 1: From Playtime to Sleepytime или Music for Babies Vol. 2: Nighty Night.
Такого рода предпринимательские идеи существовали еще на заре развития звукозаписи, а со временем был освоен весь классический репертуар – от Berceuse («Колыбельной») Шопена до Sandmannchen («Песочного человечка») и Wiegenlied («Колыбельной») Брамса. Все это волшебные мелодии, благодаря которым младенческие крики сменяются мирным посапыванием.
Существуют теории, что первой
музыкой в истории человечества были песни матерей своим детям и что эти колыбельные стоят и у истоков языка. Мы не можем наведаться к нашим предкам-австралопитекам и проверить, так ли это, но два обобщения кажутся вполне резонными: (1) люди стремились угомонить вопящих младенцев на протяжении всей истории и (2) музыка, имеющая какое-то практическое применение, всегда была приоритетнее той, чья главная ценность заключалась только в ее художественных достоинствах.Но вернемся в хипстерское кафе в Фолкстоне, где я наблюдал за «Мини-музыкантами». Без сомнения, родители, приводящие детей на такие занятия, искренне желают своим чадам развить повышенный интерес и любовь к музыке. Возможно, некоторую роль играет и необходимость ежедневно чем-то занимать детей, чтобы они куда-то выплеснули энергию и поскорее уснули вечером. С этой точки зрения пение и хлопание в ладоши эквивалентно посещению детской площадки в парке.
К тому же здесь отличный кофе и вкусные пирожные, не говоря уже о возможности пообщаться с другими людьми своего возраста и социального статуса, оказавшимися в той же лодке родительства.
Наблюдая за ними, я размышляю о принадлежности к определенному племени или классу, о моде, о разграничении между крутым и убогим. Взрослые видят в музыке очередное поле битвы за самоидентификацию и классовость. Как обреченно отметил Питер Гэбриел в интервью, процитированном ранее, музыка – «это часть артиллерии, с помощью которой вы сообщаете миру о себе». Любовь к правильной музыке обеспечивает признание и одобрение со стороны вашей социальной группы, а к неправильной провоцирует отчуждение и даже изоляцию.
Каждый взрослый становится ветераном этого воспитательного процесса, в котором он принимал участие много лет. Он получал награды или же, напротив, неодобрительные тычки, сигнализирующие об опасном отклонении от общего курса, если ему случалось увлечься музыкой, выбранной для отождествления с ней себя Людьми, Которые Не Мы. У каждого племени свое артиллерийское вооружение.
Малышам пока далеко до ветеранов. Их музыкальная диета, как и пищевой рацион, определяется семейным окружением, поэтому они сталкиваются с набором одних звуков и полностью ограждены от других, но, в отличие от своих родителей, впечатлительны, податливы и открыты для всего нового.
Другими словами, у них пока нет музыкального вкуса.
Однако вскоре их родные и друзья это исправят.
Рано или поздно наступает возраст, в котором ребенок начинает задумываться о своем музыкальном вкусе и сравнивать себя с более крутыми сверстниками. Сидя в кафе и наблюдая за «Мини-музыкантами», я думаю, что возраст от полутора до трех лет – это еще не оно.
Этим малышам не стыдно распевать «С нами становись в кружок» и «Мы ногами топ-топ-топ». А вот глядя на лица некоторых мам и пап, я замечаю, что тридцатипятилетним хипстерам это кажется неловким. Их смущение облегчается только тем, что в этом глупом занятии участвуют и другие взрослые. (Мы ведь собрались именно для этого, не так ли?)
Я и в самом деле частенько замечаю, что присутствие маленьких детей скрашивает социальную неловкость. Люди кажутся более расслабленными, опускают планку притязаний и ослабляют защиту, так как понимают, что нет никакого смысла поддерживать видимость – она все равно будет разрушена, поскольку дети не умеют играть в такие игры.
В ответ на это общество закрывает детям доступ в большинство мест, предназначенных для серьезного общения.
Я бы предпочел совершенно противоположный подход: разрешать детям присутствовать на политических дебатах, научных лекциях, вручении литературных премий и в новостных студиях на телевидении, на бизнес-конференциях, показах мод, в военных штабах – в общем, в любых местах, где принято строго придерживаться протокола, царит нервная обстановка, и людей вынуждают всеми силами отрицать и скрывать свою человечность. Подозреваю, многим мероприятиям такого рода пошло бы только на пользу, если бы там звучали полные детской непосредственности возгласы: «Это мой папа!», «Ты боишься щекотки?» или «Я покакал!»