Присягнувшие Тьме

— Вы всегда были уверены, что она одержимая.

— Это… как бы сказать… напрашивается само собой.

— Вы ее превратили в лабораторную крысу!

— Случай с Манон — особенный. — Замошский оставался невозмутимым. — Присядь. Мне еще надо тебе кое-что объяснить.

Я не двигался. Нунций заговорил нарочито усталым тоном:

— Мы не вправе ослабить этот… физиологический надзор.

Я саркастически рассмеялся:

— Что же вы ищете? Татуировку «666»?

— Ты притворяешься, будто не понимаешь. За Манон стоит дьявол. Каждый удар ее сердца — проявление дьявольской воли. Каждая секунда ее жизни — дар Сатаны. В Божьем мире Манон должна была умереть! Она — вызов законам Всевышнего.

Я вспомнил слова Бухольца об Агостине: «Физическое доказательство существования дьявола». Замошский продолжал:

— Манон возвращена к жизни дьяволом. Он вошел с нею в контакт во время ее комы. Она была спасена им и получила его приказы.

— Значит, вы думаете, это она убила свою мать?

— Конечно. И без чьей-либо помощи.

— Черт подери, — сказал я почти со смехом. — Вы говорили о вдохновителе, о человеке, остающемся в тени?

— Чтобы тебя не испугать. Но есть только один вдохновитель: сам дьявол.

Совершенно обессиленный, я рухнул на стул напротив письменного стола, зажав пистолет между коленей, и произнес:

— Я знаю досье досконально. Манон не в состоянии совершить такое убийство. Убийца — химик. Энтомолог. Ботаник. Даже обвинения против Агостины, несмотря на ее признание, не выдерживают критики, потому что у нее нет необходимых навыков. Но Манон — это еще более абсурдно!

Поляк снова улыбнулся. Мерзейшая улыбка! Я стиснул рукоятку «глока». Одно лишь прикосновение к нему успокаивало мне нервы.

Нунций поднялся, обошел стол и сочувственно произнес:

— Ты не настолько хорошо знаешь ее досье. Биология, химия, энтомология, ботаника — это как раз те предметы, которые Манон изучала в университете в Лозанне. Можно подумать, что она получала образование специально для этого убийства.

Эти новые факты могли бы меня заинтересовать, но я отупел от усталости. Слова прелата доходили до меня как сквозь вату. Он добавил как бы в утешение:

— У нас нет абсолютной уверенности. Но мы должны за ней наблюдать.

— Значит, вы верите в дьявола? В его реальность?

— Разумеется. Это отрицательная сила, Матье. Обратная сторона вселенной. Ты думаешь, что ты современный католик. Но ты полон предрассудков прошлого века. Века наук! Ты считаешь, что эту проблему можно решить с помощью психиатрии или биохимии. Ты скользишь по поверхности. Вспомни, что говорил Павел VI: «Зло есть не просто недостаток чего-то, оно — деяние живого существа, хитроумного, развратного и развращающего». Да, Матье, дьявол существует. Он даровал жизнь Манон. Жизнь, которую Бог у нее отнял.

— Но зачем все эти исследования? Анализы, пробы?

— Согласно нашей вере, дьявол — зараза, и Манон заражена. Болезнь захватила ее всю, целиком.

— Что же вы ищете? — продолжал я усмехаться. — Вакцину?

Он положил руку мне на плечо:

— Не шутите. Манон, Агостина, Раймо — это точки соприкосновения двух миров: физического и духовного. На помощь их телам пришел дух. И теперь в них бродят частицы этого духа. Темного духа Чудовища. В Манон заключено семя Зла!

Я поднялся, с меня было достаточно. Я направился к двери:

— Вы ошиблись веком, Замошский! В эпоху инквизиции вы бы имели огромный успех.

С удивительной скоростью нунций обошел меня и встал передо мной:

— Что ты собираешься делать?

— Мы уезжаем. Мы с Манон. Возвращаемся во Францию. И даже не пытайтесь нас задержать.

— Манон знает кое-что, — произнес поляк, бледнея. — Она должна нам это сказать!

— Она ничего не знает. Ничего не помнит.

— Она носит в себе информацию.

— Какую информацию?

— Об Обручении с Тьмой.

— И вы туда же? Вы ищете то же самое, что «Невольники»?

— Договор существует, — он повысил голос. — Мы должны узнать, как он заключается. Во что бы то ни стало!

— И для этого вы привезли меня сюда?

Улыбка. К нунцию вернулось его хладнокровие.

— Манон никогда нам не доверяла. Мы подумали, что молодой мужчина, приехавший из Франции… — Замошский замолчал. — И мы были правы. После этой ночи…

Я невольно покраснел, представив себе священников в сутанах, прильнувших к мониторам наблюдения. Я повернул ручку двери:

— Манон отнеслась ко мне с доверием, это правда. Но я использую это доверие, чтобы вырвать ее из ваших когтей.

— Если ты переступишь этот порог, я уже ничего не смогу для тебя сделать.

— Я достаточно взрослый, чтобы справиться самому.

— Ты ничего не знаешь. Ты не представляешь себе опасности, которые тебя ожидают снаружи.

— Мы провели день и вечер в городе. С нами ничего не случилось.

Замошский вернулся к письменному столу и взял вчерашний номер «Газета Выборча». Чуть не всю первую полосу занимало фото окровавленного трупа на тротуаре.

— Я не читаю по-польски.

— «Еще одно ритуальное убийство в Кракове». Менее чем за месяц убит пятый нищий. Затравлен собаками. Из его внутренних органов на тротуаре выложена пентаграмма. А на прошлой неделе ниже по течению Вислы были найдены двое детей-даунов. Вскрытие показало, что их заставляли насиловать друг друга.

— Предполагается, что это меня испугает?

— Они здесь, Матье. Они пришли за Манон. Может быть, это нищие на улицах. Или священники, молящиеся в соседнем костеле. Они повсюду. Они ждут своего часа.

— Хочу попытать удачу. Нашу удачу.

— Они совсем не похожи на убийц, с которыми ты обычно имеешь дело. Это солдаты, ты понимаешь? Наследники вековых мерзостей. Современный вариант демонов из свиты Сатаны, изображенных на каменных фасадах соборов.

Я показал кулак, сжимающий рукоять пистолета:

— У меня есть современные аргументы.

— Я тебя заклинаю: не выходи отсюда.

— Я возвращаюсь в Париж. С Манон. И не вздумайте нам мешать. Я могу пойти в свое посольство и рассказать о похищении, заключении, превышении власти. Я собираюсь продолжить расследование. Ведь именно этого вы хотите, не так ли?