Присягнувшие Тьме
Шрифт:
— Конечно нет. Ничто, кроме смерти, не может приоткрыть дверь в небытие. Но «Невольники» все же пытаются туда заглянуть с риском потерять рассудок или даже жизнь. Черная ибога — чрезвычайно опасный продукт.
— Как действует этот наркотик? Я хочу сказать — на мозг?
— Я не специалист. Ибогаин — алкалоид, который блокирует некоторые рецепторы нейронов. В этом смысле он вызывает ощущения, близкие к тому, что переживают при удушении. Но подчеркиваю, этот искусственный транс не имеет ничего общего с настоящим негативным предсмертным опытом. Чтобы увидеть дьявола, надо рискнуть своей шкурой. Совершить настоящее путешествие
— Откуда именно происходит это растение?
— Из Габона, как и обычная ибога. Там ибогу используют в своих ритуалах народности группы фанг.
Из Габона, места происхождения скарабеев и лишайника. Меня снова осенило. Теперь я точно вспомнил, когда впервые услышал о наркотике из Габона. В тайном борделе в Сен-Дени. Молодой габонец в отключке. Ошалелое лицо Клода: «Он выпил что-то свое. Какое-то местное зелье». Тот человек наглотался ибоги.
Без сомнения, ниточки связывались в один узелок. Расследование убийства Ларфауи. Африканский преступный мир и специфические наркотики. «Невольники» в поисках этого продукта…
Я открыл карты:
— Люк Субейра расследовал убийство одного наркоторговца.
— Массина Ларфауи. Мы в курсе дела.
— Не приторговывал ли Ларфауи черной ибогой?
— Еще как приторговывал. Он был официальным поставщиком этого зелья. Поставщиком «Невольников». Мы за ним следили, поверь мне.
— Знаете ли вы, кто его убил?
— Нет. Еще одна загадка. Может быть, кто-нибудь из «Невольников». Может быть, клиент в ломке. С такими людьми опасно иметь дело.
— Ларфауи убил не любитель. Он был уничтожен профессионалом.
Замошский сделал неопределенный жест:
— Здесь мы зашли в тупик. Люк тоже не продвинулся, идя по этому следу. К тому же ничто не указывает на то, что причина убийства — ибога.
Замошский не высказал предположения, что наркодилера мог убрать кто-то из его подельников. А ведь та проститутка Джина, свидетельница убийства, упоминала священника… И снова мне представился нунций с автоматом в руках.
Я заключил:
— Все это окольные тропинки. «Невольники» прежде всего сосредотачиваются на «лишенных света», правильно?
— Правильно. В их глазах ничто не может заменить исповедь того, кто «видел» дьявола.
— Кто-нибудь вроде Манон?
Стальные глаза Замошского пристально смотрели на меня. Он пробормотал:
— До сих пор неизвестно, пережила ли Манон негативный опыт.
— Чтобы это узнать, надо вернуть ей память.
— Или заставить ее открыть карты.
— Вы думаете, она лжет? Симулирует амнезию?
— Это ты меня спрашиваешь? Ведь ты должен был ее допросить.
Его голос изменился. Появились начальственные нотки. Это было подтверждением одного подозрения, которое у меня возникло, как только я сюда приехал: Замошскому не нужно мое досье. Он меня «ввез» в Польшу только для того, чтобы выведать секреты Манон. Чтобы я завоевал доверие, которого он не сумел добиться.
— Что у тебя за игры с Манон? — спросил он с внезапным раздражением. — Вот уже два дня, как ты ее избегаешь.
— Вы за мной следите?
— В этом монастыре нет секретов. Я повторяю свой вопрос: что это за игры? — Он вдруг перешел на крик: — Ключ к расследованию хранится у нее в памяти!
Я отступил и уставился на розу над хорами. Ее блестящие лепестки слегка дрожали.
— Не
беспокойтесь. У меня своя тактика.88
Что касается тактики, то я все еще не преодолел свой страх, и, судя по всему, никаких изменений не предполагалось.
Я бросился к себе в келью и проверил мобильный.
Два сообщения — от Фуко и Свендсена. Я позвонил своему помощнику.
— Что ты успел сделать? — отрывисто спросил я.
— Юра ничего не дает. Жандармы в деле Сарразена топчутся на месте. Скарабеи по-прежнему прячутся. А габонцы не толпятся у порога. Во всем Франш-Конте я разыскал семерых. Все безобидные.
— А экспатрианты?
— Трудно обнаружить. Работаем над этим как негры.
— Ты раздобыл какие-нибудь сведения о «Невольниках»?
— Никаких. Никто не знает. Если это секта, то, видимо, самая тайная.
Я приказал Фуко оставить это направление, подумав, что лучше полагаться на сведения Замошского, который оказался специалистом по всем направлениям. Я продолжил:
— У тебя дело Ларфауи все еще под рукой?
— То, что из Наркотдела?
— Да. Может быть, оно связано с нашей историей.
— «Нашей»? У меня такое ощущение, что ты как-то не очень с нами делишься в последнее время.
— Подожди моего возвращения. Подними все, что у нас есть на этого типа. Попробуй встретиться с людьми из Наркотдела и расспросить их о поставщиках, способах поставки, регулярных клиентах. Просмотри его последние телефонные разговоры, его счета. Проверь банковский счет. И поинтересуйся, кто заменил его на рынке. Пусть тебе помогут Мейер и Маласпе.
— А что мы ищем?
— Особую сеть. Потребителей одного африканского наркотика — ибоги.
— Его ввозят из Габона.
— От тебя ничто не укроется! Ясно, что эта страна играет в деле определенную роль. Но я еще не знаю, насколько значительную. Перезвони мне сегодня вечером.
Я разъединился и набрал номер Свендсена.
— У меня новости, — сказал Свендсен взволнованно. — И какие! Ты был прав. Над телом Сарразена поработали.
— Я тебя слушаю.
— Внутренности этого типа почти полностью разложились. Как будто он умер по меньшей мере месяц назад. А трупное окоченение тела едва наступило.
— У тебя есть объяснение?
— Одно-единственное. Убийца напоил его кислотой. Он подождал, пока внутренности не разъело, и вскрыл ему живот сверху донизу.
Значит, убийца Сарразена тоже забавлялся со смертью. Был ли он также убийцей Сильви Симонис? Кто-нибудь из «лишенных света»? Или из их вдохновителей?
Я снова увидел надпись, вырезанную на коре: «Я ЗАЩИЩАЮ ЛИШЕННЫХ СВЕТА». Единственное, в чем я был уверен — а это уже было немало — Сарразена убила не Манон. В это время она находилась здесь.
Свендсен продолжал:
— Мерзавец работал по живому. Он терпеливо размотал кишки своей жертвы в ванне, в то время как парень был еще жив — и в сознании.
Знакомый лед в венах. Я вспомнил, что у жандарма не было на руках следов веревок.
— Сарразен не был связан.
— Нет. Но анализы на токсины установили наличие следов мощных паралитических средств. Он не мог пошевелиться, пока тот его кромсал.
Передо мной снова встала картина преступления. Скрюченное тело в позе эмбриона. Ванна, наполненная внутренностями. Жужжащие мухи в смрадном воздухе.