Присягнувшие Тьме

Я затормозил, не заглушая мотора, на негнущихся ногах выбрался наружу и вытащил из багажника дорожную сумку. Потом снял плащ, натянул два свитера, непромокаемую куртку и поверх снова надел плащ. Затем надел шапочку и перчатки, настоящие, и несколько пар носков. Потом устроился на переднем сиденье у самой вентиляционной решетки, из которой вырывался горячий воздух, пропахший моторным маслом.

Наконец, согревшись, я нащупал в кармане мобильник и набрал номер Джованни Каллаччуры. Его телефон был на автоответчике, и после сигнала я прошептал по-итальянски:

— Когда получишь это сообщение, перезвони мне. Срочно!

Затем я свернулся на сиденье лицом к решетке с горячим воздухом. Я ни о чем не думал. Только одно ощущение владело мной — я жив! И этого было вполне достаточно. Я заснул, прижимая к щеке мобильник, как крохотную подушку.

54

Меня разбудил утренний свет. Я сел и с трудом разлепил веки. Вид был изумительный: между двух гор поднимался солнечный диск, похожий на кровавую рану. А над ним облака цеплялись за вершины горных хребтов. Снега вокруг уже не было, и проступили склоны, покрытые жухлой травой и опавшими листьями.

Часы показывали 7.30. Я проспал четыре часа, а Каллаччура мне так и не позвонил. Я снова набрал его номер. Теперь мой мобильник работал в зоне действия итальянской сети.

— Pronto?

— Это Матье. Ночью я оставлял тебе сообщение.

— Я только просыпаюсь. Ты что, уже в Милане?

Я рассказал ему о своих ночных приключениях и подвел итоги: машина изрешечена пулями, я сам смахиваю на бродягу и пересечь границу не смогу.

— Где точно ты находишься?

— На выезде из поселка Гондо. Сюда сворачивает тропинка на правой стороне шоссе. Я в самом конце этой тропинки.

— Я перезвоню через несколько минут. Capito? [20]

В кармане я нашел пачку «кэмел» и с наслаждением закурил. Ко мне вернулась ясность мысли, а вместе с ней — убийственные вопросы. Кем были нападавшие? И почему напали именно на меня? Только в одном я был уверен: мои преследователи не имели ничего общего с убийцей Сильви Симонис. С одной стороны, два профессионала, с другой — серийный убийца, одержимый безумием. Завибрировал мобильник.

— Сделай точно так, как я говорю, — велел Каллаччура. — Возвращаешься на основную дорогу, трассу Е шестьдесят два, и едешь два километра. Там увидишь цистерну с надписью «Contozzo». Паркуешься за ней и ждешь. Через час за тобой приедут двое полицейских в штатском.

20

Понял? (ит.)

— Почему полицейские?

— Они тебя доставят в Милан. А мы с тобой встретимся в одиннадцать, как договаривались.

— А как же моя машина?

— Ею займутся. Возьми свои вещи так, чтобы больше не возвращаться.

— Спасибо, Джованни.

— Не за что. Сегодня я получил еще кое-какие подробности по твоему делу. Мне обязательно надо с тобой поговорить.

Я отключился и снова закурил. Несмотря на порывы ветра, проникающие в салон, мотор все еще работал, и в машине было тепло. Но выйти помочиться мне все же пришлось. У меня ломило все тело, но жизнь брала свое. Пройдя несколько шагов, я почувствовал, как разогреваются кровь и мышцы. От голода закружилась голова. Под тропинкой протекала речка, я спустился к ней и долго пил ледяную воду, смакуя самый чистый завтрак на свете. Затем снова сел в машину и отправился к месту встречи.

Я остановился позади цистерны и стал ждать, не глуша мотора. Так прошел час, я выкурил уже три сигареты. Но не было видно ни таможенников, ни любопытных фермеров. Зато можно пораскинуть мозгами.

В голове у меня все смешалось. Виновность Сильви Симонис. Двойная личность Сарразена-Лонгини. Убийство Сильви. Аналогичное убийство, совершенное в Италии, причем в этом случае убийца известен и сознался. А теперь еще эти двое, напавшие на меня… Страшная путаница, и каждый ответ порождает новые вопросы.

Но одна деталь не давала мне покоя. Повинуясь внезапному порыву, я набрал номер Марилины Розариас, директрисы приюта Богоматери Благих дел. 7.45: должно быть, филиппинка только что окончила свои утренние молитвы.

— Кто говорит?

В голосе недоверие и враждебность.

— Матье Дюрей, — произнес я, откашлявшись. — Полицейский. Эксперт.

— У вас какой-то странный голос. Вы все еще где-то поблизости?

— Мне пришлось уехать. В прошлый раз вы не все мне рассказали.

— Вы обвиняете меня во лжи?

— В утаивании правды. Вы мне не сказали, что в восемьдесят восьмом году после смерти дочери Сильви Симонис обратилась в вашу обитель за утешением.

— Мы обязаны хранить тайну.

— Сколько времени она пробыла в приюте?

— Три месяца. Она приходила по вечерам, а утром уезжала на работу.

— В Швейцарию?

— Что вам еще нужно?

Внезапно у меня возникла уверенность: Марилина знала о детоубийстве. Либо Сильви ей призналась, либо она догадалась сама. Я рискнул:

— Быть может, она пыталась забыть о какой-то своей ошибке?

Молчание. Когда Марилина снова заговорила, ее голос прозвучал строго:

— Она была прощена.

— О чем вы говорите?

— Что бы Сильви ни совершила, она молила Господа о прощении, и Он ее услышал.

— Вы что, работаете в чистилище?

— Не иронизируйте. Сильви получила прощение. У меня есть доказательство того, о чем я говорю, понимаете?

Я заметил в пятистах метрах от себя серый «фиат», едва ли в лучшем состоянии, чем моя машина. Мой эскорт.

— Я еще приеду к вам, — предупредил я ее.

— Мне нечего вам сказать. Но я буду молиться за ваше спасение. В вас слишком много гнева, чтобы понять эту историю. Вам следует хранить чистоту, чтобы встретиться лицом к лицу с врагом, который вас ждет.

— С каким врагом?

— Он вам хорошо известен.

Она отключилась. «Фиат» был уже рядом. Общение с итальянскими полицейскими было сведено к минимуму. Оба они были хорошо проинструктированы. Ни слова о состоянии моей машины и том положении, в которое я себя поставил: бродячий француз, потерявшийся в нескольких километрах от границы. Я забрал сумку и мысленно попрощался со своей старушкой, посочувствовав страховой компании. Заявлю об угоне, не вдаваясь в подробности.

Итальянскую таможню мы прошли без проблем. Удобно устроившись на заднем сиденье, я любовался пейзажем. Он был тот же, что и со швейцарской стороны, но меня охватило чувство, будто я прошел сквозь зеркало и попал в итальянское отражение тех гор, видом которых наслаждался на рассвете. Меня приветствовали водные потоки. Туннели сменились попадавшимися все чаще мостами. Я уже ни о чем не думал, только ощущал всем своим израненным телом глухие толчки и не заметил, как глубоко заснул.

Когда я проснулся, мы проехали Варезе. Вокруг уже не было ни елей, ни горных потоков. Мы неслись по трассе А8. Казалось, что бесконечная Ломбардская равнина разворачивается перед нами до самого Милана.