Притворись моей
Шрифт:
Он садится, на меня не смотрит. Я вскакиваю и бегу в ванную, пытаюсь как-то удержать то, что по мне разливается и капает на пол. Такое себе признание в любви получилось. Романтичным не назовешь.
Долго стою под водой. То погорячей делаю, то попрохладней. Два раза намыливаюсь. Надо сначала привести в порядок тело, а после браться за голову. В ней такая каша!
Я призналась искренне, а он ответил на автомате. Смотрел на меня, говорил будто не мне. Что если думал о Злате? За десять лет не раз признавался ей в любви в такие моменты.
Дергаю смеситель, на всю включаю холодную.
Закутавшись в халат, выхожу. На улице жара, а меня знобит. Ревность – гадкое чувство, ранит больно и изощренно. Как не закрывайся от него, сколько не окатывай себя ледяной водой, найдет способ помучить.
Гарик на террасе, разговаривает по телефону.
Сажусь на диван, жду.
Проходит полчаса. Он все болтает. С кем в такое время и так долго? Как не прислушиваюсь – не могу понять. Но говорит по-русски.
Заходит. Не глядя на меня, проходит в кабинет. Улавливаю несколько фраз. Судя по интонации, говорит не с девушкой. Я-то себя уже накрутила.
Глупо, конечно. По факту он признался мне в любви после улетного секса, а я думаю о его бывшей и боюсь, что с ней разговаривает.
– Ник звонил, – выходит через пять минут. – У него там караул-беда случилась. Девушка сбежала. – смеется, – Впервые в жизни Гордиевского продинамили!
– Невеста? Ты говорил, он женится скоро.
– Нет, другая. Золушку себе нашел. Сердце разбила, телефон вместо туфельки оставила.
– С телефоном найти проще, чем с туфлей, – улыбаюсь.
– Он севший и заблоченный, но этот найдет! Если Никите Гордиевскому что-то надо, он землю перевернет, но получит. А ему капец как надо!
– Как же невеста?
Белецкий разводит руками.
Хочется ляпнуть, что они с другом – два сапога пара, но я сдерживаюсь. О бывших невестах лучше не напоминать.
– Идем спать? – Гарик зевает и кивает в сторону спальни, а потом вдруг вспоминает. – У тебя какой день цикла?
Я пожимаю плечами. Достаю телефон, открываю женское приложение для отслеживания. Мира подсказала удобное, с июня я им пользуюсь.
– Показывает, что завтра овуляция.
– Черт, – выдыхает, – Не очень хорошо.
– Не очень?! Это катастрофа, Гарик! – я подпрыгиваю на диване и хватаюсь за лицо.
До меня только теперь доходит, что означает незащищенный секс во время овуляции.
Он садится рядом, обнимает.
– Не паникуй раньше времени, бэби. На такие случаи есть таблетки, завтра купим.
– Это не опасно?
Я совсем балда в таких вопросах. У гинеколога ни разу в жизни не была.
Он берет мой телефон, вбивает запрос в поиск, быстро просматривает несколько страниц в интернете. Я хорошо работаю с информацией, но по сравнению с ним – полный лох. У него это в десять раз быстрее получается.
– Вполне безопасно и действенно, если в первые сорок восемь часов выпить. Завтра в аэропорту купим.
Я соглашаюсь. Что еще остается?
Мы засыпаем, обнявшись. О своем нелепом признании и его спорном ответе я стараюсь не думать. О возможной беременности – тем более. Но всю ночь меня одолевает гадкое предчувствие беды.
Утро начинается сумбурно: мы просыпаем почти на час.
Собираемся впопыхах. Носимся по квартире, скидываем в чемоданы все, что попадается под руку. Оба взвинченные и невыспавшиеся. Кофе выпить не успеваем.В аэропорт приезжаем впритык перед рейсом. Я жутко нервничаю, Гарик делает вид, что у него все под контролем. Впереди у нас шестнадцать часов перелета.
Уже на посадке вспоминаем про таблетки и несемся в аптеку. Там меня и застает звонок от мамы.
– Ты сегодня улетаешь? – спрашивает она севшим голосом.
– Что случилось?
Предчувствие беды падает, как огромный камень с высоты. Меня внутри подбрасывает от ударной волны.
– Папу арестовали, Ариша. Он пошел на очередной допрос, ему предъявили обвинение. Все очень серьезно. У Владека нет связи. Я не знаю, кому еще позвонить.
Гарик берет меня за руку, тянет к гейду. Я резко останавливаюсь, одергиваю руку.
– Сейчас приеду, мам. Мы что-нибудь придумаем, – обещаю, потому что иначе не могу.
Новость ужасающая, она окончательно выбивает меня из нормы. Белецкий наклоняется, испуганно заглядывает мне в лицо. Должно быть, я побледнела.
– Что?
– Прости, я не лечу.
Глава 28. Повзрослела на целую жизнь
Следователь молодой и учтивый. Похож на известного актера, имя которого я не могу вспомнить.
Он задает вопросы и вбивает в компьютер ответы. Напротив нас стоит камера, она фиксирует разговор. Мы общаемся под протокол, я даю показания.
Два месяца назад папа переоформил на меня свою долю в компании. Законность отчуждения акций вызывает у старательного следователя сомнения.
В середине разговора на телефон приходит сообщение от Белецкого. Он на пересадке.
«Что там?»
Отвечаю емко:
«Меня допрашивают»
Он набирает – я сбрасываю.
– Отключите телефон, пожалуйста. Я отнесся к вашей ситуации с пониманием, проявите и вы, Эрин, уважение.
Улыбка следователя похожа на оскал. Актер, которого он напоминает, играл вампира. Четко вижу этот образ, но имя напрочь вылетело из головы.
– Конечно. Спасибо, что пошли на встречу, – говорю смиренно. Внутренний голос подсказывает в этом кабинете не протестовать.
Когда я приехала, папу уже увезли в изолятор, а у него с собой ничего: ни одежды, ни зубной щетки, ни лекарств. Мама не сообразила и примчалась из дома с пустыми руками. Нам сказали, что все можно будет передать, но завтра.
С мамой случилась истерика. Он же там голодный, холодный, без куска мыла и таблеток, которые все равно не принимает. Пока я успокаивала ее на ступеньках, наш следователь курил неподалеку и поглядывал, а потом предложил передать все необходимое. В расплату я дала ему показания без повестки.
– Нельзя разговаривать с обвинением без адвокатов, Арина! – ругается Белецкий, как только я перезваниваю. – Я сбросил тебе два номера. Сейчас же набери и договорись о встрече. Чем скорее вступит защита, тем больше шансов на мягкий приговор.