Притворись моей
Шрифт:
– Ариненок, девочка моя любимая, – шепчет Гарик.
Берет в ладони лицо, целует подбородок, щеки, лоб… Зацеловывает.
Я опускаю веки. Растворяюсь в этой нежности.
Он приподнимает меня, укладывает на кровать, ложится сверху.
Снова целует в губы. Еще настойчивей, ненасытней. Просовывает руку под футболку, гладит грудь, живот, потом задирает ее. Мы соприкасаемся кожей. Я чувствую его жар и меня плавит. Истосковалась по этим ощущением. Обнимаю его за шею, прижимаюсь тесней.
Гарик возбужден предельно. Его движение становятся резче, требовательней. Он заводит мою ногу на себя, вжимается
Морок вожделения исчезает так же быстро, как появился. Бах – и снова только боль. Тупая, изматывающая.
– Пусти меня, – произношу низким голосом.
Делаю вдох и с силой отталкиваю от себя тело, в одну секунду ставшее чужим.
– Что такое? – встревожено спрашивает Гарик, скатившись на бок.
Я отползаю от него, хватаюсь за лицо, тру виски. Пульс зашкаливает, во рту сушит. Хочется сбежать, исчезнуть.
– Не хочу так. Не могу! – выпаливаю и спрыгиваю с кровати.
Гарик садится. Мы сталкиваемся взглядами. Он растерян. Еще не злится, но через секунду начнет. Его бесит неадекватность в любом проявлении, а я веду себя, как идиотка. Сама же просила целовать, раскрывалась ему на встречу, позволяя ласкать, показывала, что нравится.
Вылетаю из комнаты, из дома. Несусь через пляж к деревянному пирсу. Адреналин фигачит, сердце работает на износ.
Не видеть, не слышать, не чувствовать его. Ничего не хочу! Не надо было нам сближаться.
Теплые доски мягко проседают под ступнями. Я сбегаю не от него и не от себя – от нас. Нас быть не должно. Мы – это боль.
Набираю полную грудь воздуха и прыгаю.
Море раскрывает теплые объятия, прячет в себя, спасает.
Отплываю несколько метров. Футболка и шорты облепляют тело, оно становится неповоротливым, чувствуется особенно. Я тихонько покачиваюсь на волнах и смотрю в рыжеющее закатное небо. Из-за него море стало золотым и от этого кажется еще теплей.
Внутри становится тихо и спокойно. Длинно выдыхаю и прикрываю глаза.
Я есть. Я живая. Я у себя одна и должна себя беречь.
Мысли неожиданные, как инсайд. Они поражают и расставляют все по местам. Я больше не буду себя изводить. Запрещу себе прокручивать в голове детали его рассказа, забуду, как смеется его бывшая. Больше не дам себя на растерзание чувствам, перестану растворяться в этом мужчине. Я стану сильной, уже стала.
Когда возвращаюсь в бунгало, взъерошенный Гарик сидит на диване. Ждал меня.
– Я тебя не понимаю, – говорит серьезно.
Осматривает меня с головы до ног. Сейчас я олицетворение неадекватности. С волос капает вода, одежда прилипшая, а я тяну вверх подбородок и смотрю на него с вызовом.
– Не понимаешь – и не надо. Я не прошу. У нас не получается.
– Ты разлюбила? – давит тяжелым взглядом.
Подвисаю. Врать не могу. Сочинять, придумывать, играть – это пожалуйста, но не врать в любимые глаза.
– Мне нужно время, – ухожу от ответа. – Давай возьмем паузу. Работать с тобой хочу продолжить, если можно.
Он прикрывает глаза, сжимает челюсти и шумно выдыхает. Другой ответ ждал, этот
не устраивает.Молчит. Сопит.
Я начинаю заметно дрожать. Уверю себя, что из-за работающего кондиционера. Больше никаких эмоций, надоели эти качели, накаталась.
– Паузу, значит, – повторяет. – Как ты себе это представляешь?
– Нуу, – тяну, задумываясь. – Мы же можем общаться, как друзья?
– Дружить нам будет сложно. Будешь рядом – буду добиваться, – предупреждает. – В любом случае буду, – добавляет с уверенностью.
– Кто ж тебе запретит? – развожу руками.
– Никто, – соглашается. – Хочу и буду, – бесстыже разглядывает меня.
Быстро скрещиваю руки на груди, оттягиваю футболку. Она совсем тонкая, через нее все видно. Стою перед ним практически голая, изображаю непреступную.
– Пойду в душ, холодно, – двигаюсь в сторону спальни.
– Через полчаса привезут ужин, приходи есть. Исхудала ты совсем, подруга. Ребра вон торчат, – усмехается в спину.
Издевается. Говорит про ребра, а сам думает о моих торчащих сосках.
Дружба в нашем случае – утопия. Чувства есть у обоих, желание витает в воздухе.
____
Глава 35. Осознаю, что это финал
– Получилось поменять билеты. Завтра утром вылетаем, – оповещает Гарик за завтраком.
– Отлично, надо наплаваться напоследок, – отзываюсь, складывая треугольником блинчик, намазанный шоколадной пастой.
С прошлого вечера я нормально ем. Мы вместе ужинали, а потом смотрели романтическую комедию. Весь фильм Белецкий на меня косился, попивая местное пиво и уговаривая меня попробовать, но я не рискнула пить алкоголь после нескольких дней голодовки. Когда ушла в спальню, он вышел на пляж, завалился на шезлонг и долго с кем-то болтал по телефону. Шутил и смеялся. До меня долетали отдельные фразы, и я злилась, что ему весело без меня. В моем понимании сейчас он должен бесконечно страдать.
– Гордиевский там лютует. Заставил офис круглосуточно работать и закончить приложение. Будем запускать! Надо лететь спасать команду от этого монстра! – эмоционально рассказывает Игорь, придвигая мне капучино.
Это мой первый кофе на острове, до этого от одного запаха воротило. Я мило улыбаюсь и делаю глоток.
– Вау! Наконец-то запуск! Гордиевский крут! Мне не терпится познакомится. Алекс говорит, что Никита…
Вилка громко бьет по тарелке, прерывая на половине слова. Отложив ее в сторону, Белецкий раздраженно морщится. Ревнует, и явно не к Алексу. Не понравился мой восторг в адрес Ника. Привык, что восхищаюсь только им.
– Хочу выйти к рифам на катере. Прокатишься со мной? – смотрит в глаза, нервно тарабаня пальцами по столу.
– С удовольствием, – говорю подчеркнуто мило. – Заодно расскажешь мне побольше о своем друге. Он ведь тоже мой босс.
Во мне включается режим повышенной стервозности. Нестерпимо хочется злить его и провоцировать. Заставить сходить с ума от ревности, как сходила сама. Хочется сделать больно в ответ. Психологи говорят, что это одна из стадий принятия измены.
Катер мощно рассекает водную гладь. Белецкий уверенно им управляет. Он не новичок в море, у него есть яхтенные права. Рядом с ним мне не страшно, но по-прежнему до мурашек волнительно.