Притворство с привилегиями

Я хватаю его за плечи и толкаю. Он падает на землю, вскрикивая. В толпе раздаются вздохи, но я едва слышу их из-за звона в ушах.

— Держись от нее подальше.

Крепкие руки обхватывают меня и оттягивают назад.

— Сэр, — произносит мне на ухо женский голос. — Отойдите назад. Вам нужно уйти. Я не двигаюсь с места. Не могу. — Сэр… — повторяет женщина.

Донни драматично корчится на земле. У него кровь на лице.

— Охрана! Уберите его от меня к чертовой матери! — визжит он. Я слышу, как шепчется толпа, их голоса заглушаются звоном в моих ушах.

— Зак, оставь его в покое!

— Что происходит?!

— Боже мой, ты снимаешь?

Я стряхиваю с себя хватку охранницы, поворачиваюсь и начинаю проталкиваться сквозь толпу к пожарному выходу. Смутно я слышу, как Джош кричит мое имя в микрофон, его голос эхом разносится по залу. Я игнорирую это.

Мне все равно. Меня ничего не волнует. Все это — фанаты, подкаст, спонсоры — ни хрена не значат. Я выскакиваю в коридор и следую по нему к заднему выходу, рывком открываю дверь и выхожу на прохладный наружный воздух.

Позволяя двери захлопнуться за мной, я падаю на каменные ступени, пытаясь отдышаться. Смутно я осознаю, что сижу в маленьком переулке. Узкая улочка заставлена мусорными баками.

Мне все равно. Меня сейчас стошнит. У меня болит кожа. Хочется что-нибудь разбить. Желательно все. Хочется поднять один из кирпичей, разбросанных по земле, и швырнуть его в ближайшее окно.

Я провожу рукой по волосам и снимаю резинку. Ради Бога, я не знаю, почему так себя чувствую. Все тело болит, даже больше, чем чертова нога, когда я порвал связку. Это острая боль, но вместо того, чтобы исходить от мышцы или сломанной кости, она просто проходит сквозь меня мощными волнами, от которых замирает сердце. Я просто задыхаюсь.

Я едва успеваю заметить, как позади меня со скрипом открывается дверь. В поле моего затуманенного зрения попадают чьи-то туфли.

— О, Господи, — произносит Джош у меня над головой. — Зак. Ты плачешь?

Я вытираю лицо, отказываясь смотреть на Джоша.

— Отвали.

Наступает пауза, а затем он лезет в карман и роется там. Его рука появляется перед моим лицом.

— Вот. Это поможет?

Моим глазам требуется секунда, чтобы сфокусироваться на том, что он мне предлагает. В центре его ладони лежит маленькое серебряное колечко, поблескивающее в сером свете.

Гнев поднимается внутри меня. Я вскакиваю на ноги и хватаю Джоша за перед рубашки.

— Оно было у тебя? — кричу я. Мой голос эхом разносится по маленькой улочке, отражаясь от кирпичных стен. — Все это время я искал его, а оно было у тебя?!

Джош не двигается, когда я дергаю его за воротник, спокойно глядя на меня снизу вверх.

— Я нашел это кольцо только вчера вечером. Я не прятал его от тебя.

Требуется несколько секунд, чтобы его слова просочились в мой мозг. Медленно я ослабляю хватку.

— Ты… ты нашел его? Где?

— В отеле, — говорит он, как будто я идиот. — Как ты думаешь, куда я ходил каждую ночь, придурок? — Он отталкивает мою руку от себя. — Мужик, отпусти меня.

Я опускаюсь обратно на каменные ступени, прислоняясь к двери и тяжело дыша.

— В отеле? Я уже проверял там…

— Оно было снаружи, на территории вокруг. На фотографиях, где ты тащишь Лейлу в сад, кольцо еще было у тебя на шее, так что я решил, что именно там ты его потерял. Оно было в траве. — Его рот кривится в усмешке. — Тебе повезло, они планировали косить ее сегодня. Все было бы испорчено. Я собирался отдать его тебе после конференции. — Он снова протягивает кольцо. — Ну, держи.

Медленно я протягиваю руку и беру его, обхватывая пальцами.

— Я…

Джош вздыхает, подтягивает штаны и садится на ступеньку рядом со мной.

— Не благодари. Просто заплати за металлоискатель, и мы в расчете.

От удивления мои брови поднимаются вверх.

— Ты купил металлоискатель?

Джош фыркает:

— Ага, я ходил взад-вперед по лужайкам с металлоискателем, как сумасшедший в поисках сокровищ. Персонал подумал, что я ненормальный, но я пообещал отметить отель в Твиттере, и они позволили мне делать все, что я захочу.

Иисусе. Я закрываю глаза, проводя большим пальцем по гладкому металлическому изгибу кольца. Я был таким придурком.

— Я знаю, что облажался, — говорю я грубым голосом. — Знаю. Знаю, что причинил боль Лейле. И ненавижу себя за это.

Ненавижу — это еще мягко сказано. Я не спал целую неделю. Каждый раз, когда закрываю глаза, я вижу ее полное боли лицо, и это вызывает у меня желание вырвать собственное сердце и преподнести его ей на блюдечке.

А потом я вспоминаю, что, вероятно, потерял кольцо Эмили, когда был в Лейле по самые яйца, и чувство вины становится еще сильнее.

— Я так и предполагал, — сухо говорит Джош. — Раньше ты никогда не казался таким безмозглым. — Он наклоняет голову. — Почему ты не хочешь в этом признаться?

Я равнодушно смотрю на кольцо, сияющее у меня на ладони. Еще со свадьбы я чувствую странную пустоту в груди. Я думал, что, найдя кольцо, смогу заполнить ее. Но нет. Я все еще чувствую себя дерьмово. Мне все еще кажется, что чего-то не хватает.

— Ты помнишь, как она выглядела? — спрашиваю я в конце концов.

Джош замирает.

— Эмили?

Я киваю.

Он пожимает плечом.

— Да. У нас есть фотографии.

— Не на фотографиях. Ты помнишь, как она на самом деле выглядела? Когда разговаривала, смеялась, не знаю… завязывала волосы в пучок?

Он снова пожимает плечами, выражение его лица становится непроницаемым, и что-то во мне умирает.

Если бы кто-то и помнил Эмили, то это был бы Джош. Эти двое никогда не были очень близки, но они были друзьями. Оба обычно зависали у меня дома каждый день недели. Знаю, Эмили считала Джоша немного заносчивым, а Джош опасался того, как быстро развиваются наши отношения. Я переворачиваю кольцо, вспоминая.

Когда мне было семнадцать, за пару месяцев до экзаменов, я сказал Джошу, что собираюсь сделать предложение Эмили, и он меня отругал. Сказал, что мы слишком молоды, и это ужасная идея. Я так разозлился, что мы не разговаривали целую неделю. Потом у нас был родительский вечер в школе, и его мама появилась на нем, такая хрупкая, с покрасневшими глазами. Помню, как стоял с мамой и папой, наблюдая, как отец Джоша кричит на свою жену в присутствии других родителей. Помню замкнутое, пустое, совершенно бесстрастное лицо Джоша, пока люди поворачивались и пялились на него.