Притяжение I

После этой чувственной атаки меня оставили, убедившись, что я обрела способность стоять на ногах. Мужчины ушли за следующей добычей, пока дамам полагалось готовить ужин. Но как я могла готовить, после такого? Глупо улыбаясь, я смотрела вслед уходящему в закат Генри Эллингтону, твердо понимая, что не смогу жить без него. Он обернулся и по-мальчишечьи помахал мне рукой, растянувшись в довольной улыбке. Невозможно было удержаться от ответного жеста.

– Ну, остались еще сомнения? – ласково проворковала мама, ловко расправляясь с рыбьей чешуей – моим самым нелюбимым занятием.

Довольно улыбаясь, вместо ответа, я чмокнула ее в щеку и присоединилась к готовке.

Мы приготовили стейки форели на гриле под сырно-томатной корочкой с чесночным соусом, а на гарнир, обжаренные на открытом огне овощи. На десерт испекли фирменную мамину шарлотку, которая получилась на удивление высокой и ароматной. Не удержавшись, я отковыряла небольшой кусочек и растаяла от блаженства. Убедившись, что никто не заметил моей шалости, принялась помогать управляющей и маме накрывать стол в столовой. Наш маленький ужин превратился в настоящее пиршество. Казалось, мы порезали лишь пару салатов, сделали несколько закусок, а ставить блюда было практически некуда. Наконец, мужчины вернулись с очередным уловом, который был сделан больше для удовольствия, чем из необходимости, и мы заставили их, наконец, присоединиться к столу, потому что кушать хотелось зверски!

Отец восхищался рыбалкой, клевом и размерами рыбы, которая водилась в прудах мистера Эллингтона, мама – изяществом дома и сада, по которому нам удалось прогуляться, пока мы ждали окончания рыбной ловли, мистер Эллингтон – кулинарным искусством меня и моей мамы, ну, а я набивала рот, стараясь не думать, что этот уютный уголок любви и спокойствия, который покоится за высокими стенами дворца мистера Эллингтона, скоро закончится.

– На этот раз вы превзошли сами себя, мои девочки, – довольно протянул отец, сыто откинувшись на спинку стула. – Помни, сынок, я отдаю тебе свою единственную кровиночку, свою малышку. Береги ее. Для меня она – самое большое сокровище!

– Папа, – возмутилась я. Когда отец выпьет, он становится излишне сентиментальным.

– Роберт, дорогой, кажется, нам пора отдыхать. Да и молодым следует побыть вдвоем. Пойдем.

– Подожди, я еще не все сказал, сядь. Да сядь же, дорогая. Мы с Сильвией, прожили долгую и счастливую жизнь. Конечно, у нас были потрясения, но так бывает в любой семье. Я потерял свою Лили. Младшую сестру Амелии. Потому ничего более ценного в моей жизни не осталось. Если кто-нибудь причинит ей боль… Я готов и на тюрьму…

– Папа! – настоятельно потребовала я. – Генри это не интересно.

– Нет, напротив, – заинтересовался он и поощрил моего отца продолжить.

– Мама, – взмолилась я, но родительница посчитала, что мистеру Эллингтону не повредит выслушать наставления моего подвыпившего родителя.

– Того засранца следовало проучить! Моя Амелия любила его всем своим маленьким добрым сердечком, а он решил, что спрашивать у девушки согласия совсем не обязательно, особенно, когда она влюблена.

Я одернула руку, когда мистер Эллингтон хотел сжать мою ладонь, и принялась убирать со стола грязные тарелки.

– Не думаю, что черные пятна моей биографии… – я заметно нервничала, слишком рьяно сгребая остатки еды в тарелку с отходами, – следует знать моему жениху, а, если повезет, будущему…

Выскользнув из рук, тарелка полетела на пол и разбилась вдребезги. Звук расколовшейся посуды в полной тишине оглушил на мгновенье, но я тут же кинулась убирать осколки.

– Посуда бьется на счастье! – заметила мама.

Не знаю, о каком счастье она говорила, но первым же осколком я распорола себе ладонь, из которой на белоснежный кафель хлынула алая кровь.

– Господи, Амелия, – уже через мгновенье Генри оказался рядом и сжимал в своих руках мою ладонь, а я хлопала большими глазами, полными слез и в отчаянии смотрела на него. – Сейчас мы все исправим.

Все выглядело гораздо хуже, чем было на самом деле. Он потащил меня на кухню и заставил держать ладонь под струей ледяной воды, пока доставал из аптечки бинт и дезинфицирующие средства. Обработав мою застывшую руку, мужчина плотно перевязал рану бинтом и сжал меня в объятиях.

– Далась тебе эта тарелка, ты же могла пораниться куда серьезнее! – его сердце колотилось так сильно, словно он пробежал марафонскую дистанцию.

– Ничего страшного не произошло, – отмахнулась я. – Просто устала…

– Тебя ни на секунду нельзя оставлять одну, – уверенно заявил он. – Идем.

– Куда?

– Я уложу тебя в постель.

Я осталась стоять на месте. Что может означать фраза «я уложу тебя в постель»?

– Что ты имеешь в виду? – робко протянула я.

– Что тебе необходим отдых. Да и мне тоже. Завтра будет слишком тяжелый день, а принимать серьезные решения необходимо на трезвую ясную голову.

Как ни крути, но он был прав в одном – для важных решений нужна холодная голова. Когда мы вернулись в столовую, родителей уже не было. Я позволила себя уговорить не убирать со стола, поскольку с этим прекрасно справляется горничная. Хотя порывалась я с одной целью – отсрочить неизбежное. Отчего-то в груди щемило от предчувствия, назвать которое по имени я не могла. Генри, удерживая меня за талию, проводил до спальни.

Когда дверь тихо отварилась, я замерла. Передо мной, прямо напротив входа располагалась широкая двуспальная кровать с высоким матрасом и теплым одеялом сверху. Несмотря на время года, я всегда любила укрываться теплым одеялом, чтобы чувствовать себя в уюте и безопасности. Могу ли я чувствовать себя в безопасности рядом с ним? Ни физически, ни эмоционально – нет. Не могу. Хочу ли я остаться одна? Да ни за что в жизни! Если это наша последняя ночь, я воспользуюсь сполна тем шансом, что предоставила мне судьба. А на завтра получу свой положенный дорогой подарок и навсегда исчезну. Нас больше ничего не будет связывать, ведь у фирмы, в которой я буду работать, нет действующих контрактов с Тринити, в которых по моей новой должности довелось бы участвовать. А, значит, наши дороги не скоро пересекутся. Если пересекутся вообще. От этой мысли мне стало не по себе, и я обернулась, подарив мистеру Эллингтону взгляд, полный грусти и непролитых слез. Им еще предстоит пролиться. Но не сегодня. Мужчина стоял рядом, обнимал и заискивающе вглядывался в мое лицо, пытаясь понять, о чем я думаю. Вряд ли ему это удастся.

– Что пугает тебя, Амелия?

– Мое будущее, – едва слышно прошептала я, проходя внутрь комнаты. Щелчок закрывшейся двери заставил обернуться. Он не включал свет. Полумрак комнаты заполнял мягкий лунный свет, льющийся из открытого во всю стену окна. А там – бескрайний пруд, удивительно молчаливый и спокойный в своем постоянстве. Почему же и мы, люди, не можем быть столь постоянны? Почему нас всегда что-то терзает? Мы как река – течем, изменяемся, местами весело звеним, а где-то тихой заводью исходим злобой или завистью, где-то тоскливо переливаемся, а где-то бушуем всей мощью стихии. Озеро же постоянно и неизменно. В моей жизни так мало вещей можно охарактеризовать подобными качествами.

– Твое будущее?

– Да. Мое будущее, – повторила я, уже уверенней, а затем, чтобы отсрочить неизбежное, принялась разглядывать убранство комнаты. Здесь все пропахло им. Каждая вещь дышала им. В рамках на тумбочке его детское фото с футбольным мячом. Задорный мальчуган с черными кудряшками и жгучими карими глазами. Бровь разбита и залатана пластырем. Значит, вот откуда взялся этот едва заметный шрам. Наверняка кучу маленьких сердечек покорил тогда. И сейчас ничего не изменилось. Я улыбнулась и взглянула на мужчину.