Притяжение
Шрифт:
Все рады.
Все довольны.
А эта?
Недаром он её царицей окрестил.
Гордая дрянь, живущая в своём тихом сладком мирке, не знающая настоящей жизни.
Да и плевать ему на неё. Плевать.
Она просто способ, получить своё.
Но она его задела.
Задела тем, что не сломалась.
Не собирался он её трогать, да только взгляд её гордый, высокомерный всколыхнул в его таком спокойном и равнодушном сознание, какую-то муть. Считает его дерьмом. Считает что он абсолютное зло. Хуже чем её муженёк гнилой. Да почему бы и нет. Она-то вон, за дочь вписалась, в подвале
Захотелось сломить её. Поломать. Растоптать. Чтобы не было больше этого гордого взгляда.
Но даже голая, и униженная, эта баба не была сломлена, накинулась на него, и это было вкусно, блядь. Очень вкусно. Он почувствовал дикий интерес. Тягу разгадать её. Любопытство раскрыть её. Узнать.
Она была, бесспорно, красива, несмотря, на то что, была не девчонка уже. Зрелая женщина. Пышные вьющиеся волосы, густой каштановой копной, обрамляли узкое личико с тонкими чертами, и глаза, яркие голубые, и темнеющие, уходящие в синеву, когда она злилась. Губы пухлые алые, даже после трёх дней сидения в подвале, на бледном лице алели, что вишни.
И фигура что надо. Женская, правильная, с пышной ещё упругой грудью, тонкой талией, и круглой задницей, крутыми бёдрами.
Он видел, как парни из его охраны, сообразившие сразу, что это спектакль, всё рано возбуждались при виде обнажёнки.
И только Тоха, потом укоризненно смотрел на Руслана. Его не вдохновляла даже инсценировка насилия. Больная тема у парня. Руслан это знал, но, тем не менее, ослушаться он не посмел, и сделал, наряду с остальными то, что требовалось. А требовалось унизить царицу, сбить с неё спесь, и Витьку организовать занятную запись. Если дорожит своей женой, то не посмеет юлить и поторопиться. И не наебёт.
Он продолжил пялиться в зеркало, к которому подошел, чтобы рассмотреть ранение, нанесённое её руками. Ухоженными тонкими пальчиками. И воскрешал и воскрешал в памяти отдельные картинки. Того как она сопротивлялась, как выгибалась, и кричала. Он не чувствовал не жалости, не стыда за то что совершал. Он чувствовал интерес, и не отказывал себе в смаковании того, что представлял её тело, изогнутое под ним. И того, как она будет кричать, пусть не совсем от удовольствия, пусть это будет и боль.
Он искренне, впервые за долгое время захотел женщину, по-настоящему. В нем проснулся охотничий инстинкт. В его случае, Руслану стало интересно, за какое время он её сломит. Ведь она полностью в его власти.
Но он не торопился.
Во-первых, Гордеев рвал и метал за свою жену, особенно когда он отправил ему запись того, как его охрана поразвлеклась с ней.
И надо отдать должное он ускорился.
Во-вторых, ему нравилось наращивать этот интерес, накручивать его. Он слушал доклады Тохи, который был приставлен к царице, что она отказывается от еды, и первые два дня после того, как они с парнями с ней поиграли, шугалась его, дрожа всем телом. Что на третий она напала на него с каким-то осколком, и оцарапала тому шею.
Руслан запретил её наказывать. Эта её жажда к жизни восхищала его. Это он уважал в людях больше всего. Потому что и сам порой оказывался в таких ситуациях, в которых можно было смириться и сдохнуть, но он выгрызал право на жизнь зубами.
После
того случая прошло пять дней.Витёк, заверял, что деньги собираются, умолял, срываясь на угрозы, чтобы Руслан не трогал его жену. Обещая тому все кары, которые он обрушит на него, если подобное повториться. А Руслан только удивлялся, тому, каким человек может быть лицемерным. Ведь он же сам загнал себя в эти рамки. Поставил под удар свою семью. Но винит всех, кроме себя.
Он и раньше понимал, с кем связывается. Чувствовал что Гордеев гнилой, но повёлся чего уж там. На бабло, на обещания, и вот теперь, как и он, сам виноват. Но только Руслан этого так не оставит. А теперь ещё и бонусом интерес к царице возник. И от этой игры становилось всё занятнее.
Она сидела на кровати, с ровной спиной, и даже не повернулась, когда он вошёл. На ней были великоватые для неё футболка, и спортивные штаны. После инсценировки изнасилования, её одежда приказала долго жить. А держать её голой…
Руслан вдруг представил царицу, без одежды, помогли обрывки воспоминаний, и ему понравилось, то, что принесло ему его воображение. Да пожалуй, стоит обдумать план как одомашнить эту бабу. Вытащить из подвала, и запереть её в своей комнате. Голой.
Руслан просто кайфовал, от того, как она его привлекает, потому что давно забыл, что такое влечение, интерес к женщине. Ему нравились те эмоции предвкушения, какого-то трепета, что дёргалось где-то в районе живота. Возбуждения.
— Твой муж, делает всё возможное, чтобы вызволить тебя отсюда, — проговорил он, обходя кровать.
Она повернула к нему голову, посмотрела на него, но промолчала.
Царица не выглядела не сломленной, не отчаявшейся. Пусть не гордо, но всё же спокойно смотрела в его лицо, словно ожидая, чего ещё он ей расскажет. Тонкие черты лица немного заострились. Тоха докладывает, что она плохо ест, и на ней это конечно отражается. Но губы… у неё просто офигенные. Пухлые, сочные, алые. Такие хотеться кусать и целовать. Чувствовать на своём члене. Возбуждаясь только от одного их вида. Неужели свои?
Руслан протянул руку, и бесцеремонно дотронулся до её губ, слегка сдавив нижнюю.
Царица тут же отклонилась.
— Убери от меня руки, — чётко проговорила она, и в её взгляде появилось напряжение.
Его рука застыла на мгновение, и опустилась.
Она вся напряглась, ожидая, что её ждёт за эту дерзость. Но Руслану заходила её непокорность, и смелость. Его торкало ещё больше.
— А что ты сделаешь, царица? — спросил он, и ловко толкнул её в плечо, повалив на кровать.
Женщина вскрикнула, и попыталась тут же отстраниться и подняться. Засуетилась, но он быстро накрыл её своим телом, захватив оба запястья её рук, и припечатал над головой, с интересом разглядывая, как её бравый вид стекает, трансформируется в панику, когда она понимает что в западне.
Он втянул её аромат, на изгибе шеи, и еле увернулся от клацнувших зубов, и с восхищением посмотрел на неё.
— Ты занятная, — усмехнулся он, пытаясь разгадать, тонкую нотку её запаха. Какой-то сладкий, цветочный, даже не запах, а тень аромата. Но он так ей шёл. Среди явно доминирующих ароматов мыла и пота, от её кожи пахло этой сладостью.