Привнесённая память

 Ника остановилась, застыла на месте. Горло перехватило от обиды и горечи.

 -Ты действительно так думаешь? – судорожно сглотнув, сказала она.

 -Конечно, вы обе мне обзавидовались! – злорадствовала Лика.

 Лера удивленно вытаращила большие карие глаза, махнула рукой в ее сторону, но промолчала.

 Их догнала компания продвинутых одноклассниц.

 -Ну, что, Рыжова, получила? – хмыкнула жующая жвачку девчонка с всклокоченной креативной прической – одна из штатных красавиц Зилка Тюлькина. – Ты или дура, или святая, из-за чмошниц подставилась!

 -Отвали! – огрызнулась Крикова.

 -А ты молчи, крысятина, если не въезжаешь! Из-за вас, сучек, правильная пацанка срезалась! – Зилка демонстративно выдула розовый пузырь, который, лопнув, облепил ей едва ли не половину физиономии.

 -Она сама затеяла эту писанину,- сбавила обороты Лика.

 С Тюлькиной ссориться себе дороже – затюкает потом. В арсенале вредной девицы масса изощренных издевательств.

 -Ах, сама! Неужто поумнела, наконец? Сечешь, Рыжова, как она тебя топит?

 -Но я действительно сама… - тихо проговорила Ника.

 -Ну-ну, корчи из себя херувима, только потом не плачь! – заявила Зилка.

 -Зилок, ты чё матом ругаешься? – капризно протянула одна из ее подружек, субтильная блондинка Светка Сизова.

 -Херувим – значит, ангел, балда! Это ты с матюками встаешь и ложишься! – ответила Тюлькина, никогда не лезшая в карман за словом.

 Дома Ника не находила себе места. Казалось, стены давили со всех сторон, потолок коварно присоединился к ним, нависая прямо над головой. Она плохо переносила тесноту.

 На вещевом рынке, куда Людмила с дочерью ездили за покупками, девушке становилось не по себе уже в первом ряду.

 -Наверное, так выглядит ад, - вздыхала она, вцепившись в руку матери.

 -Не драматизируй, детка, обычная барахолка, - отвечала та. – Бери с подружек пример, они могут часами тут рыскать...

 -Не говори, мам! Однажды мы искали Лике кроссовки. Думала, с ума сойду! Она меня затаскала. И то ей не подходит, и это. У одних подошва не такая, другие дороги, третьи вовсе отстой…

 -Отстой – осадок в растворе, милая. А вообще, учись преодолевать трудности! – изрекала мать, врубаясь в очередной прилавок. – Глянь-ка, симпатичная блузочка!

7 Денис и Аня

 Из-за перипетий в школе Вероника чувствовала себя дискомфортно, как никогда. Если бы мама с папой были дома! Она рассказала бы обо всем, получила короткие, слегка циничные, а, в общем, жизнеутверждающие комментарии, и обязательно почувствовала бы себя лучше. Или нет, не призналась бы, к чему зря волновать родителей? Ника протяжно вздохнула и закрыла глаза. Моментально из глубин естества выплыла грустная девушка с анемично бледным лицом. Аня. Воспользовалась тишиной пустой квартиры. С некоторых пор они стали общаться друг с другом, словно сестры. В результате в голове постоянно крутился фильм с продолжением и нескончаемым диалогом.

 Усталая женщина в ситцевом платье и цветастом фартуке смотрела строго:

 -Чупаха чертова! Скоко раз говорила, пора лень сменить на ремень!

 -Прости, мама, - тихо проговорила девочка, опустив голову.

 -Чо ты мне простикаешь! Да не стой, как чагрыня, голову подыми! Думашь, не знаю, какого лешего ты мусор под половик замела? Подружки на улицу кликнули? Они гуляют, так, небось, все дела поделали! А тут пол плеснёй порос, а она дырка свись! Давай, уберись, тогда и подешь, я не доржу! – без тени жалости выговаривала Василиса Кучасова старшей дочери.

 -Мам, тут до ночи возиться, куда ж она в темень-то пойдет! – вступилась за сестру крошка Тамара.

 -Томка, а ты не защыщай! Давно я до нее, чертовки, добираюсь! Вон анадысь тетрадки Лидкины в макулатуру сдала, хто просил?

 -Но они старые и совсем ей не нужны! – снова возразила девчушка, сосредоточенно катавшая по столу картофелинку размером с грецкий орех.

 -Зато там одни пяточки, сердце материнское радовалось глядеть, а энта! Давай, за веник берись, Анька, не то тряпкой по хребтине отхожу! – женщина в сердцах махнула рукой в сторону девочки.

 Та сжалась, будто от удара.

 -Ишь, съежилася! Изверга из матари изображашь! – набирала обороты Василиса. – Плоха я тобе, чертовке! Уж не обессудь, кака есть! Ну - за уборку, и пока пол до порога не отчистишь, даже не думай удрать!

 Испуганная Аня схватила веник и принялась мести. Потом придется скоблить некрашеные доски тупым ножом – нудная работенка, но ее ежедневная обязанность. Сыроватое дерево, ежели запустить, засалится - вовек не ототрешь.

 -Мам, за что ты ее так! Вон Лидка в школу на спектакль убежала, ей можно, а Анька все по дому, да по дому, и отойти не смей! – вступилась Томка.

 -Она – старшАя! Ей положено все грехи ваши на себя брать! – совершенно спокойно, без нервов, пояснила мать.

 -Да вон, Мишка на скоко ее старше, ты с ним никогда не воюешь!

 Какая она храбрая, хоть и маленькая! Аня бы со страху померла после таких слов, да ей и не дозволено рот раскрывать!

 -Тю-ю-ю, Мишка! Он – мужик, а чо с мужика взять! Девка – друго дело, на ей все доржится, и дом, и земля нашенская! А ты вон не толкуй мне тут, заступница! Лидушка, она умнуша, чай после школы в нститут подет! – помечтала Василиса.

 Аня поставила веник и взялась за скребок. Слезы душили ее.

 -Видишь, Ника, а мне ни о каком институте, ни словом единым! Аньке учиться не надо! Ладно еще, быстро успокоилась, а то читала бы над душой битый час, с пяти лет всё припомнила! Вот бы еще раз дистрофией заболеть или воспалением легких! Тогда она ласковая была, не бранила! Поди, испугалась, помру, некому станет по хозяйству хлопотать да за младшими следить!

 -Господи, не мучай же меня, мне итак несладко! – взмолилась Ника.

 Она давно сдерживала слезы, но тут не выдержала и зарыдала, бурно, горячо, как плачут только в детстве и ранней юности.

 -Давно бы так, - мягко упрекнула Аня и, нещадно скребя пол, присоединилась к "хозяйке".

 Василиса не обращала внимания на ее слезы, только раз, пройдя мимо, проворчала:

 -Слышь, Анька, кончай мокроту разводить, не разжалобишь! Три лучше, не ленись, после спасибо скажешь матри, котора с измальства к труду приучила!

 Женщина и не подозревала, что дочь давно не надеялась ее разжалобить.