Приворотное зелье на единственную

– - Много долгов?
– спросила женщина, Лодзинскому она поверила.

– - Да, - ответил адвокат.

– - Всем сегодня от меня нужны деньги, - пробурчала Люба.
– Но их у меня нет. Подавайте в суд. Будут высчитывать из моей учительской зарплаты, из декретного отпуска. К смерти расплачусь.

– - Может у вас есть собственность, что-то можно продать?
– участливо спросил адвокат.
– Выход всегда можно найти.

Но женщина не верила его участливому тону. Слишком часто участливый тон Лодзинского завершался большими неприятностями.

– - Квартира есть у меня. Но тогда я буду жить на улице. Я этого не хочу и не могу позволить. У меня будет ребенок.

Женщина промолчала кое о чем: ни к чему упоминать о втором жилье - пустой родительской квартире.

– - Неужели вы больше ничего не получили от Иннокентия, что подлежало бы продаже?

– не отступал Лодзинский.

– - Ничего. Если только себя, - горько ответила она. - Корова с теленком ценится дороже...

Лодзинский повернулся.

– - Я зайду после, когда у вас будет хорошее настроение, - сказал он.
– Тогда все и обсудим.

– - До свидания.

Люба стояла у двери и смотрела вслед. Один негодяй дал отсрочку. Другой сидел в комнате. Как-то надо избавиться и от него.

– - А ну иди сюда, - приказал из комнаты Махнов.
– Если тебе дорог твой недоносок. Не вздумай бежать. Столкну с лестницы.

Люба прошла в комнату. В ней резкой волной поднялась злость. На всех: на исчезнувшего и не подающего никаких вестей Михаила, на умершего Кешку, на этих двух господ, что хотят урвать с неё деньги. Махнов толкнул Любу в кресло. Она инстинктивно обхватила живот руками, сумела не упасть.

– - Значит так, - Махнов навис над ней.
– Ты продаешь квартиру и деньги отдаешь мне. Иначе твой ублюдок не увидит свет.

– - Отойдите от меня, - с силой оттолкнула его женщина.
– И не смей называть моего ребенка ублюдком. Это ты ублюдок.

Махнов упал.

– - Ах ты, подстилка Мишкина!
– заорал он, вставая.

Люба схватила тяжелую китайскую вазу и запустила в Махнова. Тот увернулся. Раздался звон разбитого фарфора. Неизвестно, чем бы все кончилось, но Люба забыла запереть дверь, а Лодзинский вовсе не собирался уходить. Его длинный нос чувствовал: здесь что-то не то. Люба чем-то испугана и что-то скрывает. Максим Викторович появился в квартире в тот момент, когда Махнов толкнул Любу. И Лодзинский испугался, на минуту, но испугался: и за себя, и за Любу, что она упадет. Это был давний детский испуг. Никто не знал, что в тот момент, когда беременную женщину толкнул Махнов, перед Лодзинским пронеслось другое видение из его далекого детства. Пьяный отец бьет в большой живот матери, та падает. А потом он идет к кричащему от страха маленькому мальчишке - Максиму. Сейчас мальчику будет очень плохо. Перед отцом встала бледная от страха старшая сестра Наташа, отец отшвырнул её с дороги, как щенка. Наташа вылетела из окна, но поднявшаяся мама, (а у неё такой же большой живот, как у этой женщины, сидящей в кресле и побелевшей от страха) оттолкнула отца от мальчика. Отец упал, потом встал и с силой ударил маму. Она упала, потеряв сознание. И тут появился старший брат с охотничьим ружьем в руках. Максиму было шесть лет. Наташе - десять. Брату - четырнадцать. Брат выстрелил из охотничьего ружья в отца. Отца не стало. Маленький Максим не мог понять, почему от них увезли брата, в чем он виноват. Ведь он всех спас от озверевшего отца. Но справедливости не было. Мама родила мертвого мальчика. В колонию попал брат. Наташа в результате падения из окна стала горбатой. А Максим через много лет поступил в юридический, он мечтал вернуть старшего брата, который не вылезал из тюрем. Брата вскоре убили. А Максим стал служить богатым людям, позабыв свои детские мечты о справедливости. Лодзинский был нехорошим человеком. Но всю жизнь перед ним было видение: отец бьет беременную мать, обнимает старшая сестра, укрывая маленького брата худеньким тельцем, стреляет в озверевшего отца старший брат. В тот момент, когда вставший Махнов снова поднял руку на беременную женщину, Лодзинский сразу понял, что Махнову будет плохо. Очень плохо. Он резко выкинул руку вперед, нанося сильный удар, и Махнов упал со сломанным носом. Пришедший в ярость Лодзинский ударил его несколько раз ногами, только вид застывшей испуганной женщины остановил его, он набрал какой-то номер по мобильнику, отдал несколько приказаний. Через несколько минут Махнова увезли какие-то люди. Ушел и сам Лодзинский.

Двое суток после этого Любаша боялась выйти из дома, решила никому не открывать дверь. На третьи сутки она пошла в магазин и тут же увидела во дворе Лодзинского. Он шел к Любе. Она вернулась и впустила адвоката.

– - Мне нужен Иннокентий, - сказал он.

– Я ищу его.

– - Какой Иннокентий?
– удивилась Люба.
– Вы хотели сказать Михаил? Но я уже говорила, что я не знаю, где он. Я ничего не знаю.

Лодзинский о чем-то думал. Потом сказал.

– - Но ты беременна.

– - Мишка не знает об этом.

– - Какой Мишка?

– - Мой Миша. Отец ребенка.

– - Так ты не знаешь...

– - Да, я не знаю, где Михаил. И никогда не знала, - сердито говорила Люба.
– Я видела его последний раз по телевизору, когда вся семья Годеонова была на открытии собачьего приюта...

– - Во главе со старым Облонским: - для чего-то уточнил Лодзинский.

– - Не знаю, не интересовалась.

– - А к тебе насчет наследства юристы приходили от Облонских....

– - Я не была замужем за Михаилом, - прервала его Люба.
– Мне не положено никакого наследства. Я и не претендую.

– - Да Бог с ним, с этим Михаилом, - прервал Лодзинский.- Мне Кешка остался должен. Его должок я хочу вернуть.

– - Ах, вы об этом. Сколько?
– спросила Люба.

Услышав ответ, зло спросила:

– - Квартиру тоже прикажешь продавать, как Махнов. А сама на улицу! Нет у меня таких денег.

– - Не знаю, - задумчиво ответил Лодзинский, что на него было непохоже.
– Не надо продавать квартиру.

Этот негодяй был в противоречивых чувствах. Так удачно придумал с долгом Кешки. Но Люба была беременна. Где-то в глубине души жил в господине адвокате испуганный мальчик, у которого на глазах негодяй-отец избивал беременную мать. Этот испуганный мальчик не давал обобрать беременную женщину. И впервые в Людзинском шевельнулась совесть. Но ненадолго. Кешка хотел переиграть его. Объявил себя мертвым, а сам приготовился хапнуть наследство Облонских. Не выйдет. Максим получит свое. Как? Он пока еще не знает. Но наследство существует. Это точно. Сейчас хотя бы кусочек тяпнуть небольшой.

Люба, не дождавшись ответа, заговорила сама.

– - У меня есть дорогая машина, - сказала Люба.
– Я её продам. Больше ничего нет у меня.

– - Машина откуда?
– удивился Лодзинский.

– - Купила на Кешкины деньги, - для чего-то соврала Люба.
– Доллары все равно обесценивались.

В тот же день она показала Лодзинскому BMW. У адвоката загорелись глаза.

– - Я забираю машину. Будем считать, что часть долга Пикунова ты мне вернула.

Люба, через день подписав у нотариуса документы на куплю продажу, не удержалась и спросила:

– - Почему, Максим Викторович, вы помогли мне с Махновым? Припугнули его. Я ведь знаю вас, вы родную мать продадите.

– - Мать не продам, - ответил негодяй.
– Вы не правы, Люба.

Больше он ничего не стал говорить. Никто не должен знать про испуганного мальчика, живущего в душе негодяя-адвоката. Люба отдала BMW Лодзинскому. Только теперь она не знала, на что будет жить с ребеночком тот год, что не будет работать. Да, она так и так планировала продать машину, рассчитывала на эти деньги. Миша бы понял, когда вернулся бы. Если он, в самом деле, жив. А родительскую квартиру нельзя трогать. Миша вернется, её продадут, чтобы вернуть долг Облонским, то есть теперь Годеонову. Ладно, выкрутиться Люба. Вера поможет. Она уже говорила об этом.

Через день Любу разыскала горбатая сестра Максима Лодзинского.

– - Меня зовут Наташа, - представилась женщина.

Наташа принесла за BMW деньги женщине, большую сумму, но не всю. Долго извинялась:

– - Простите Бога ради, что не пришел брат, - говорила Наташа.
– Он срочно уехал вместе с мамой. У нас мама больна. Просил вас принять назад эти деньги. Я знаю, вы не верите, что мой Максимка может совершить благородный поступок. Но послушайте, что я вам расскажу. Вы поверите.

И Наташа рассказала историю своей семьи. Люба слушала и ужасалась. Женщина поверила горбатой сестре адвоката, что в нем заговорила совесть. Наташа оставила деньги, правда, их там было чуточку поменьше, и ушла. Люба не знала, что горбатая женщина села на ближайший поезд, идущий в восточном направлении, и уехала. Дома Максим Лодзинский застал плачущую мать.

– - Твоя блаженная сестра все-таки уехала от нас, - сказала она сыну.

– - Не надо было мне рассказывать вчера про долг Кешки Пикунова, - задумчиво сказал Лодзинский. - А куда поехала Наташа?