Приворотное зелье на единственную
Шрифт:
– - Да это же инцест, кровосмешение, - покрываясь холодным потом, подумал Михаил.
– Кошмар. И это так спокойно все говорится! Да они ненормальные! Вот реальное всему объяснение. Нет, бежать, бежать прочь от этого семейства!
А Снежена говорила о своей любви к Эдуарду. Звучали такие омерзительные подробности! Гера нахмурился, стал доставать какое-то лекарство. Желудок Михаила стал подниматься к горлу. Но дальнейшие слова тещи его добили, он не знал, что Снежена несла полную чушь, выдавая желаемое за действительное.
– - Кристина, сперматозоиды настоящего Облонского, моего папы, сохранены. Ты должна родить. Сделаем искусственное
И Кристина согласилась. Её уже на кладбище мучило желание принять дозу. Ради этого снадобья Криста соглашалась на все. Вот и сейчас она нетерпеливо кивала головой на все слова Снежены.
– - Да, мамочка. Я все сделаю, как ты скажешь. А за это Гера нам опять даст свого чудодейственного лекарства. Мне будет так хорошо....Гера, ты обещаешь?
– - Да, - кивнул длиннорукий Герасим, возясь уже со шприцем.
– - Да они обе под кайфом, и Снежена, и Кристина, - подумал, морщась от отвращения, Годеонов.
– Неужели то, что сказала Снежена, правда. Про Кристину. Про Эдуарда. Теперь я понимаю, зачем был нужен муж Снежене Облонской, почему нельзя было разойтись...
Его, как и зятя мучила тошнота от услышанных слов.
– - Только, мамочка, - сказала Криста, - Михаил пусть останется при мне. Я его не отпускаю. Не пойдет он к своей Любке.
– - Хорошо, - согласилась Снежена.
– Твой мужлан будет прикрытием, как был долгие годы Годеонов. Все думали, он муж. А настоящим моим мужем был мой папа, князь Эдуард Облонский. Да и Родион не вечен. Может умереть. Кто-то должен вести бизнес, сохранять богатство дома Облонских. Я надеюсь, дочь, ты сможешь родить нескольких детей. Мальчика и девочку. Они продолжат род Облонских.
У Михаила холодело внутри. Он глянул на тестя. Тот сидел побелевший, не в силах вымолвить слово. Мужчина резко затормозил машину.
– - Все, - сказал он тестю, глубоко вдыхая.
– Разбирайся сам со своими чистокровными сумасшедшими. Я ухожу, - его тошнило, тошнило в прямом смысле.
– Я ухожу прямо сейчас. И мне все равно, что вы оставите меня без денег. Да я лучше умру, чем вернусь в это сумасшедшее гнездо.
– - Да как ты смеешь, плебей!
– высокомерно отозвалась Снежена.
– Помни, перед тобой Облонские.
– - Да плевать на вас всех!
Михаил схватил свою сумочку-барсетку, вышел, хлопнул дверцей машины и быстро пошел прочь. Он проголосовал на первую встречную машину, она остановилась, и он уехал. Остолбеневший Годеонов остался в машине.
– - Верните мне его, - вдруг дико завизжала Кристина.
– Верните. Я не буду без него рожать. Папа! Я хочу Мишку. Мишка должен быть моим! Верни мне Мишку.
Она обращалась к Годеонову. Но Годеонов молчал. Молчал потому, что открылась страшная правда. Правда была в том, что его жена родила дочь от собственного отца. Годеонов не сразу в это поверил. Но от безумной жены с её патологической привязанностью к старому грешнику Эдуарду можно ожидать всего. Желудок Родиона Прокопьевича свернулся и стал подниматься к горлу. Надо встать и уйти. Уйти, как это сделал Мишка. Неожиданно в висок ему уперся холодный ствол.
– - Не вздумай уйти, раб. Немедленно садись за руль, - произнес голос жены, в руках она держала небольшой дамский пистолет.
– Успокойся, Кристина. Мы вернем непокорного раба. Рабы от Облонских не уходят.
– - Нет,
лучше убей, - ответил муж.– Хватит с меня. Наркоманки проклятые. Сами ведите машину.
Кристина продолжала бесноваться.
– - Верните, верните мне Михаила. Это мой раб! Мой Мишка. Не дам его Любке. Мой! Мой! Мой!
– её рев перерастал в знакомый вой Снежены в периоды обострения болезни.
– Мама! Я хочу Мишку!
– - Да ведь у Кристины та же болезнь, - понял Родион Прокопьевич.
– Она тоже шизофреничка, как и её мать. Как я раньше этого не видел. Надо их всех отправить в клинику. Но почему бездействует Гера?
– - Я сяду за руль, - словно в ответ пророкотал голос Геры.
Герасим быстро вышел, сел на место водителя. Машина резко тронулась с места.
– - Плебеи от нас еще не уходили, Криста, - заметила Снежена.
– Сейчас мы догоним твоего Михаила, он вернется. А потом сразу едем в банк спермы. И через девять месяцев в доме опять появится Эдуард Облонский.
Шоссе было свободно. Лишь военный "Урал" ехал по встречной полосе. Годеонов заметил, что рука жены ослабла, Снежена о чем-то задумалась, на минуту притупилась её бдительность. Родион Прокопьевич решил выхватить пистолет. Резко выбросил свою руку и сжал запястье жены. Но Снежена в последний момент успела нажать курок. Пуля угодила в голову Герасима и снесла часть лица. Он упал на руль, и машина на полной скорости понеслась навстречу "Уралу".
Молоденький солдат водитель пытался предотвратить аварию, резко свернул в кювет. "Урал" сильно тряхнуло. Солдат и генерал Рычагов, который находился тоже в кабине "Урала", остались живы. Солдат вытащил из "Урала" генерала, у которого была повреждена нога, и бросился к другой машине. Размазывая слезы по щекам, молоденький парнишка вытаскивал из горящей машины Годеонова, ему помог Рычагов, хотя у самого сильно болела нога. Родион Прокопьевич не чувствовал ни боли, ни ног, они его не слушались. Солдат оттащил Родиона Прокопьевича на траву, оставил его там, и бросился опять к горящей машине. Вытащил с помощью генерала Геру. Но Рычагов вдруг пошатнулся, еще раз подвернул поврежденную ногу, опустился на траву. Солдатик хотел бежать за женщинами. Годеонов закричал, отчаянно жестикулируя руками
– - Не беги. Не смей. Машина может взорваться. Там, в машине, остальные все и так мертвые. Пусть они сгорят.
В его мозгу отчетливо звенела мысль:
– - Еще погибнет парнишка. Чья-то мать будут плакать, чья-то живая невеста станет вдовой. А мои сумасшедшие убьют меня. И Михаила тоже. Нет, пусть они умрут. Прости меня, Господи, что вмешиваюсь в твои дела.
– - А вдруг там живые?
– заплакал напуганный солдатик.
– Машина же может взорваться. Еще можно успеть!
– - Нет, - твердо ответил Годеонов.
– Там все мертвые. Прикажите своему подчиненному не рисковать, - повернулся к Рычагову Родион Прокопьевич.
– Подумайте о его жизни.
В это время машина вспыхнула факелом. Солдат отскочил.
– - Вот и все, - с облегчением подумал Родион Прокопьевич, на душе стало пусто-пусто и легко.
– Господь Бог сам решил, кому жить, кому умирать.
Из подъехавшей машины выскочил один из досужих журналистов.
– - Кто в машине?
– бросился он к лежащему Годеонову, не забывая снимать происходящее на камеру.
– - Там моя семья, - ответил Родион Прокопьевич.
– Семья, которой больше нет.
Годеонов отвернулся.