Приворотное зелье на единственную

В душе взрослого человека рождались неизведанные ранее чувства. И эти чувства вызвала к жизни маленькая девочка, что бессознательно улыбалась своему дедушке.

– - Ну мне-то дайте посмотреть Мишкину дочь, - раздался бас наконец-то вошедшей Изабеллы. - Я раньше вас узнала о Любе. Это я увидела её у больницы. Любаш, скажи, чтобы мне дали девочку подержать чуть-чуть. Я добрая, я не испугаю. И руки я помыла.

– - Сейчас, так и дал я тебе Нюсю, - неожиданно вредным тоном отозвался поглупевший Родион Прокопьевич.
– Дед для этого у девочки есть. Он сам будет держать свою внучку. Нечего ребенка по всем рукам таскать. Еще сглазите.

Женщины переглянулись. Иза хотела обидеться, но глянула на выражение лица Годеонова, засмеялась и сказала:

– - Зато меня Любка в крестные позовет. Так, Любаш?

Женщина смущенно молчала. У Нюси собирались быть крестными и Вероника, и Майка, и Нана, и Андриана, и соседка Нина просилась - словом, все. Но Люба решила не крестить девочку без Михаила. Он и выберет крестную.

– - Поняла, поняла, - добродушно улыбнулась Иза.
– Уже есть крестная. Ладно. Позовешь, когда вторую дочь родишь.

– - Хорошо, - улыбнулась Любаша.

Договорившись с Годеоновым о завтрашней встрече в банке, Изабелла Юрьевна уехала. Годеонов продолжал ворковать с ребенком:

– - Моя наследница, моя внучка. Красавица... Ой, Лиза, что-то по мне потекло, тепло стало... и мокро.

– - Ну, дед, - засмеялась Лиза, - это внучка тебя окрестила.

Годеонов не понял:

– - Описалась Нюся, - виновато пояснила Люба.
– Давайте я перепеленаю её.

Родион Прокопьевич засмеялся.

– - Породнились, выходит, - и нехотя отдал ребенка матери.

Он совсем забыл про больные ноги.

– - Вот сейчас переоденем старого и малого, - подвела итог Лиза.
– Я - Родю, Люба - Нюсю.

– - Лиза, а девочка на меня похожа? Правда ведь!
– не успокаивался Родион Прокопьевич.
– Ну скажи, хоть чуть, чуть похожа. Люба, тогда ты скажи.

– - Волосы у вас у обоих темные, - пожалела дедушку Люба.
– Нюся, когда родилась, была еще темнее.

Она помнила, что во время свадьбы Михаила и Кристы волосы Родиона Прокопьевича были еще черны, как смоль. Это сейчас они побелели.

Остаток дня был сумбурным, бестолковым, но всем было хорошо. Лиза и Люба с помощью Тимофея установили кроватку, раскладывали вещи, Родион Прокопьевич сидел на первом этаже и караулил сон девочки, пока устраивали Любу в новой комнате. Потом разобрали привезенные Годеоновым пакеты. Тут и выяснилось, из-за чего спорили Иза и Годеонов. Они не только купили ванночку с кроваткой, но от души набрали детских вещей: и пеленок, и ползунков, и платьев, и игрушек, даже два одеяла купили и детскую подушку. Оказывается, вкусы шефа и его главного экономиста по поводу расцветок сильно разнились. Люба молчала, Лиза смеялась, глядя на количество покупок, довольный Годеонов сидел на диване и сиял. Рядом, тут же на диване, агукала маленькая девочка, а жирный Буржуй устроился на больных ногах мужчины. Годеонов, шутя, заметил: "Лечит", - когда кот замурлыкал и стал своими сильными лапами царапать больную ногу, словно делал массаж.

Так маленькая Нюся приобрела любящих дедушку и бабушку.

Умерший муж и сбежавший любовник.

Старый маразматик Эдуард Облонский благополучно отбыл на тот свет. Но осталось его ненормальное семейство, которое считало себя цветом человечества и поэтому в качестве размножения выбрало инцест, чтобы не разбавлять свою благородную кровь. Шизофреники! Михаила тошнило от этой новости.

– - Все, - сказал Михаил тестю.
– Разбирайся сам со своими сумасшедшими. Я ухожу. И мне все равно, что вы оставите меня без денег. Да я лучше умру, чем вернусь в это сумасшедшее вырождающееся гнездо.

Мужчина остановил машину, схватил свою сумочку-барсетку, вышел, хлопнул дверцей машины и побежал прочь. Он проголосовал на первую встречную машину, она остановилась, и Михаил уехал. Он быстро проделал нужные ему дела в городе, добрался до городского вокзала, купил билет и в ночь покинул П-в. Михаил уехал к старому знакомому, купил фальшивый паспорт и стал отзываться на другое имя. Михаил долгие месяцы ничего не знал о гибели семейства старого Облонского, о том, что Годеонову угрожала опасность стать инвалидом, а про пожар и Лизу он до сих пор ничего не знал.

А теперь Михаил ехал назад, в П-в, где не был больше года. В поезде он занял верхнюю полку, притворился спящим, а в памяти прокручивались события прошлого лета.

Мужчина с отвращением вспоминал день похорон старого Облонского. До сих пор тошнота подступала к горлу. Снежена родила дочь от своего отца, от Эдуарда; Кристина, то ли дочка, то ли внучка, тоже собралась производить наследника от старого князя. Это ненормально, это больные люди. Михаила вновь, как тогда, передернуло от брезгливости: ведь он иногда спал с Кристиной, обнимал её, вернулся к ней, узнав о беременности жены, а оказывается, жена Михаила ждала дите от своего отца-деда. Кошмар! Полоумная семейка! Как Бог такое терпит? За что он Мишку туда запихнул? Мужчину вновь затошнило, он усилием воли подавил спазмы и продолжал размышлять. Кристина не доносила своего уродца, сама природа была против... Но шизофреничке Снежене и её безумной дочери было мало этого предупреждения свыше...

Воображение опять нарисовало день похорон старого Облонского.

В тот летний день, когда похоронили старого безумного князя, Михаил, сидя за рулем Гериной машины, равнодушно выслушал все очередные унижения и оскорбления, потому что знал: он довезет безумцев до их дома и расстанется с этим семейством навсегда. Но, услышав слова тещи об очередном наследнике с чистой кровью, не смог оставаться с ними рядом, дышать одним воздухом, его здоровая человеческая натура взбунтовалась, мужчина решительно остановил машину, схватил свою сумочку с документами и выскочил из машины. Пусть вырождаются, пусть умирают, правильно говорила про них Лиза. А Годеонов, если хочет, пусть остается с этими ненормальными. Хотя и тот был шокирован. Его выражение лица было довольно красноречиво. Похоже, и для него слова Снежены были новостью.

Михаил проголосовал на первую попавшуюся машину. Остановил молоденький парнишка, хотел подработать. Он лихо, с превышением скорости, чему Михаил был рад, довез мужчину до города. Михаил полез за деньгами, чтобы расплатиться, и обнаружил, что прихватил не свою сумочку. Михаил вспомнил: свою барсетку он и не брал, она с документами осталась дома у Годеонова. Эта была точно такая же, но принадлежала Герасиму. Сумочка была набита битком долларами.

– - Ясненько, понятненько, - констатировал сам себе мужчина.
– Гера не стесняется, ворует денежки Облонских, а убытками, как всегда будет заниматься Годеонов. По-честному, эти деньги надо бы отдать Годеонову. Но сейчас неподходящий момент. А денежки эти мне очень кстати.

Михаил так и вынужден был дать парнишке сто долларов к его радости. Михаил подумал всего секунду, сунул парнишке еще сто долларов и попросил отвезти сначала домой к Годеонову, а потом на вокзал. Дома он благополучно забрал свои документы. Кроме денег в сумке Герасима обнаружились его паспорт и новая кредитка в конверте с пин-кодом. Михаил, увидев рядом с вокзалом банкомат, ради интереса пошел и попробовал снять сто тысяч. На счету еще осталась огромнейшая сумма.

– - Так, - подумал мужчина.
– Вот ты, Гера, и поможешь мне уехать. Исчезнуть с горизонта Облонских.