Прийти, увидеть, покорить

Неожиданностью для меня оказалась идея того, чтобы пленных до допроса стоит держать отдельно друг от друга. Обычно их всех сгоняли в одно место, связывая или попарно или в одну вереницу, а уже после, по одному, приводили для разговора. О том, что они еще до допроса могут договориться, что именно рассказывать, а что нет, как-то никто не думал. Ведь охранять захваченных людей проще, когда они собраны вместе, чем распылять силы по территории. Но опять же, допрос всегда велся так, что мало кто осмеливался врать.

Также я отметил, что на слово пленным Ника не поверила и отослала в захваченную крепость Санджи. Вернувшись, парень подтвердил правдивость данных полученных от зикалурцев.

Еще я отметил тот факт, что наша группа передвигалась скрытыми тропами, обходя любые селения. Это значит, никто не знает, ни куда мы направляемся, ни сколько нас осталось, ни в каком мы состоянии. Сейчас мы бы не смогли противостоять даже небольшому отряду противника. За это я отдельно похвалил девушку, отметив как заалели ее щеки.

То что, Ника воспользовалась моим примером, и вперед выслала одного из воинов, чтобы избегать ненужных встреч, также не осталось для меня незамеченным.

В общем, девочка молодец, делала все правильно. Ну, или почти все. Я ведь до сих пор так и не понял, почему мы направляемся именно в Джарвагельман и зачем было спасать раненного зикалурца. Посмотрев в глаза девушке, именно эти два вопроса и задал. На что, пожав плечами девушка сразу же и ответила.

— Я знаю только двоих, кому ты доверяешь и кто тебе может помочь. Это Камал, но он в Бакуле, а это очень далеко. И твои дядя с тетей живущие в Джарвагельмане. Этот городок гораздо ближе, — первое объяснение было простым и логическим, поэтому я его принял и слегка кивнув головой, приготовился слушать второй ответ. Вот только молодая женщина замявшись, нахмурилась и недовольно поджала губы. Я уже было подумал, что так и не узнаю причину ее поступка, но ошибся. — Знаешь, ты не первый, кто задает мне этот вопрос. Вы не понимаете, почему я его спасла, я же не понимаю, как можно было поступить иначе. Бой был закончен, парень был ранен, он проиграл, но его можно было спасти. Я просто не понимаю, почему я его должна была его бросить умирать или убить. Это же бесчеловечно. И без него, в тот день, погибло много воинов. Да, они пересекли границу чужой территории и должны были знать, что их за это ждет, но ведь они это сделали не по собственному желанию, а по приказу. Вполне возможно, что у них просто не было другого выбора. Знаешь. Те наемники, что сопровождали жреца, сами пошли за ним, ради денег и наживы. По ним было видно, что то, что они делают, им доставляет удовольствие. Чего не скажешь об этих солдатах. Когда я вступила в бой, они даже не сразу меня атаковали. В отличие от приспешников служителя Мэндэ, эти воины не горели желанием сражаться с девушкой. Я бы даже сказала, им это было неприятно.

Рассуждения Ники меня не удивили. Как я и предполагал, женская жалость взяла свое. Как бы молодая женщина не старалась казаться сильной, хладнокровной и беспристрастной, от природы не уйдешь. Она — девушка, поэтому жестокости войны не для нее. Все правильно. Не нужно ей принимать такие решения. Для этого у нее есть я. Вот только отдать нужный приказ, раньше, чем объясню причину своего поступка, тоже не хотелось.

— Ты права. Настоящий воин не поднимет оружие на женщину. И не только из-за того, что этим он испортит свою карму, а потому что это унизит его достоинство. Но враг — это враг. И если этот враг пришел в твой дом, желая его захватить, то он должен понимать, что проиграв сражение, кроме смерти или позора, больше ничего здесь не найдет. И не важно, по своему ли желанию он пришел, или по приказу. Да и для любого воина лучше погибнуть в бою, чем быть захваченным в плен. Ведь пленного могут продать в рабство. А в этом нет никакой чести. Поэтому пленные, если появится возможность, в лучшем случае, попытаются сбежать, после чего доложат своему командованию, что они узнали, находясь на территории противника. А в худшем, они постараются очистить свою честь, отправив к богам души тех, до кого успеют добраться. И поверь мне, жалеть они, в отличие от тебя, никого не будут. Сейчас нас и так мало осталось и рисковать жизнями выживших я не хочу. Поэтому, после того как я поговорю с пленными, их казнят. Так будет лучше и для них и для нас.

Я постарался как можно спокойнее и объективнее донести необходимость моих действий, вот только, судя по недовольно прищуренным глазам, которыми Ника прожигала меня, она не считала мое решение правильным. Мой взгляд опустился ниже, на ее прикушенную от досады нижнюю губу и упрямо выдвинутый вперед подбородок. Именно благодаря им, я догадался, что молодая женщина, всеми силами, старается найти способ спасти пленных и неожиданно, даже для себя самого, захотелось узнать, что именно она придумает. Понимая, что с трудом сдерживаюсь, чтобы широко и радостно не улыбнуться в ответ на увиденные эмоции, я посмотрел в ожидании на девушку, бросающую на меня недовольные взгляды. Долго ждать не пришлось.

— Виджей, — мне понравилось, как Ника произносит мое имя. Особенно когда ее голос звучал, как сейчас, неуверенно, а не как обычно, с вызовом. В такие моменты она больше не казалась непобедимым воином. Сейчас я видел перед собой ту, кого хотелось обняв, защитить от всего мира, а еще, прижать к себе, заставив еще и еще раз выкрикивать мое имя дрожащим от страсти и удовольствия голосом. Сегодня ее поведение было понятно и объяснимо. Впервые она вела себя как обычная женщина нашего мира. Хотя, Ника никогда не будет обычной. И дело не только в цвете ее кожи и волос. Дело в ней самой. Она притягивала и манила. Особенно когда смотрела на меня своими глазами цвета спокойного моря в солнечный день, так как сейчас, с надеждой и молчаливой просьбой. В такие моменты мне хотелось исполнить любое ее желание, только бы она не отводила от меня взгляд своих ясных глаз. Вот только не всякое желание стоит исполнять, так как оно может привести к несчастью. Именно таким и было то, о чем попросила, моя воинственная наира — а если они принесут тебе присягу или дадут клятву как своему господину и главнокомандующему? Несколько дополнительных воинов способных держать оружие в руках в отряде нам бы сейчас не помешало.

Устало вздохнув, я отвел взгляд от завораживающих своей глубиной и чистотой глаз той, которую мне хотелось сделать своей. И только своей. А ведь это желание проснулась не только что, просто осознал я его не столь давно. Уже в течение многих дней я думаю, как подступиться к этой воительнице, не испугав ее и не оттолкнув от себя. Такого со мной еще никогда не было. Ведь любая женщина, которую я когда-либо хотел, была счастлива, по первому же моему требованию, одарить меня своими ласками. Любая, но не эта. Последнее заводило особенно сильно. Вот только в данный момент я ни на что не был способен. Мало того, от мысли, что все то время, что я был без сознания, Ника за мной ухаживала, как за беспомощным младенцем, становилось неуютно. Я-то хочу, чтобы она почувствовала, что именно рядом со мной можно не бояться за свою жизнь. Чтобы сама захотела принять меня, как своего мужчину и господина. Чтобы рядом со мной она захотела забыть свое боевое прошлое и стать нежной и любящей женщиной и, возможно даже, матерью наших детей. А вместо этого, ей приходится сражаться и не только чтобы защититься самой, но и спасти меня и моих людей.

Мне очень не хотелось расстраивать девушку, но ее рассуждения о судьбе пленных, опять же, показывали, насколько она далека от понимания устройства нашего мира. Из-за чего в ее действиях присутствовало множество ошибок, как в прошлом, так и в настоящем (как, например, с решением спасти и выхаживать раненного зикалурца), о том к чему это могло привести в будущем, думать не хотелось. Все это, в свою очередь, делало ее беззащитной, чем мог воспользоваться любой проныра вроде того же жреца. И именно это убеждало меня в необходимости оградить Нику от ненужных ей людей и встреч. Жаль, это не могу сделать сейчас. Вот и будет мне стимул для того, чтобы быстрее выздороветь. Правда, я и без всяких стимулов не собирался разлеживаться, особенно когда страна на пороге войны. Последнее было еще одной из причин, почему я не мог оставить в живых пленных. Это я и попытался донести до Ники.

— А ты бы приняла на службу того, кто еще не столь давно сражался под знаменем твоих врагов и к тебе на службу пришел не по своей воле и своим убеждениям, а только для того, чтобы спасти свою шкуру? Повернешься ли ты к нему спиной в ответственный момент и будешь ли чувствовать при этом себя в безопасности? Доверишь ли ему свою жизнь? Возьмешь ли в напарники? А ведь он уже давал клятву другому господину. Как оно будет держать около себя того, кто может придать тебя, если ему опять что-то будет угрожать? При этом не забывай, его семья, находится по ту сторону границы, и ее могут использовать, чтобы влиять на этого воина, даже если первоначально он ничего плохого не задумывал. Готова ли ты рискнуть жизнями тех, кто доверился тебе и за кого ты отвечаешь, чтобы спасти воинов, пришедших на твою землю, с единственным желанием, присвоить ее себе? При этом, надеюсь, ты помнишь, что пришли они к нам без объявления войны, захватывая крепости, под предводительством жрецов, обманом, а не в честном бою. А еще не забудь, кому именно они служат и что будет с нашими женщинами, когда они попадут к ним в руки. Готова ли ты рискнуть жизнью и свободой Дархи и ее, еще не рожденного ребенка, только ради того, чтобы спасти, троих тебе неизвестных мужчин, которые, в конечном счете, это не оценят, мало того, они могут оказаться причиной смерти твоей подруги?

Мне не хотелось огорчать этого упрямого, но при этом такого свободолюбивого человечка. Но и позволить ей жить своими старыми идеалами, суждениями и моральными принципами, тоже не мог. Она же видит в людях только хорошее, при этом не понимает самых простейших истин. Например таких, что ради наживы, власти и денег, люди пойдут на любую подлость. В том числе и на убийство. Особенно, если от этого зависит их собственная жизнь и свобода. Что большинству, безразлично чужое горе, а страдание соседа, кроме раздражения и призрения, ничего не вызывают.

Я уже понял, что их общество было более человеколюбивым и гуманным, чем наше. Возглавляемое женщинами и под управлением женщин, оно не знает воин, жестокостей и насилия. Точнее, не знало, пока не появились ксены и не начали убивать их. Но ксены, или как у нас их называют Мэндэ, не люди, к ним у жителей земли нет, ни любви, ни жалости, ни каких-либо других положительных чувств. И тем более, в отличие от нас, они этим тварям не поклоняются и не боготворят их. Здесь же, Нике, с ее жалостью и желанием всех спасти, не выжить. Во всяком случае, одной. Но одной ей уже не быть. И все потому, что я никогда не отпущу ее. Просто не смогу. Это же все равно, что обречь ее на неминуемую и, скорее всего, мучительную смерть. Все равно что бросить несмышленого ребенка в бурлящую от порогов реку. Самостоятельно выплыть и спастись у него нет ни единого шанса. Как и у Ники победить в схватке с целым миром.