Приют одинокого слона, или Чешские каникулы

После обеденного перерыва пытка продолжилась.

– Гена, ты не мог бы помолчать?
– сдерживаясь из последних сил, спросил Макс, когда они дошли до Карлова моста.

– Конечно, - кивнул Генка и продолжил болтать.

– Тебя же русским языком попросили, заткнись!
– заорала Лора. На них начали оглядываться.
– Да затрахал ты всех своими...

– Ларчик, - нисколько не смутился Генка.
– Дай-ка я тебе кое-что на ушко скажу.

Он подошел к ней и действительно что-то прошептал ей на ухо. Лора побагровела.

– Слушай, скажи, куда ехать, я поймаю такси. И ключи дай от дома. Хватит с меня экскурсий.

– Извини, голубка, не могу. Это же не мой дом, как я тебе ключи дам. К тому же сейчас будет самое интересное - Старый Город.

Лора плелась сзади, глотая злые слезы.

– Что он тебе сказал?
– тихо спросил Макс, обнимая ее за плечи.

– Ничего, - прошептала она, глядя себе под ноги.

И тут случилось что-то странное.

– Слушай, Генка, это ведь Петршин?
– спросил Вадим, показывая на гору, которая возвышалась ниже по течению на другом берегу Влтавы.

– Да, Петршин, - ответил Генка совсем другим голосом, хриплым и напряженным.
– А что?

– Скажи, а туда можно подняться? Туда, где крепостная стена?

– А кто тебе не дает? Хочешь - на фуникулере, хочешь - пешком. Только без меня, - отрезал он и замолчал.

Совсем замолчал. Он шел впереди, сворачивал из одной узкой, мощеной булыжником улочки в другую и не говорил ни слова.

– Ген, а что это?
– робко пискнула Лида, показывая на нечто круглое, обнесенное решеткой.
– Колодец?

Генка словно не слышал ее, хмуро глядя в никуда.

– Это фонтан, - тихо ответил Вадим.
– Если не ошибаюсь, шестнадцатого века. А площадь называется Мале намнести. Вот тот дом - «У белого льва», видите, на нем домовой знак.

Незаметно для себя он начал рассказывать, вспоминая все, что знал. Недаром столько лет его любимыми книгами были два старых путеводителя по Праге. Генка продолжал молчать, его лицо не выражало абсолютно ничего. И только когда они стояли перед Орлоем - курантами на Старомнестской ратуше - оно дрогнуло.

Качал головой турок, строго смотрели вниз Скупость и Тщеславие, шествовали друг за другом, появляясь в окошках, апостолы, пел петух, но Генка смотрел, не отрываясь на Смерть. Фигурка скелета дергала за веревку колокольчика, другой рукой поднимая песочные часы. Вадим повернулся и увидел, что у Генки на глаза навернулись слезы.

– Что-то в глаз попало, - быстро сказал он, отворачиваясь.

* * *

«Я начал с того, что хотел описать свой поход на Петршин, но слишком увлекся воспоминаниями. Так вот, Петршин для меня всегда был символом исполнившейся мечты. Вадим говорил, что его мать считала так: мечта сбываться не должна, именно поэтому он и занялся тем, что никогда его особенно не интересовало. Вадик был близок мне, он словно был моим двойником, бывает же так! “Сходные вещи сближать привыкли великие боги”. А если проще, то два сапога пара, или рыбак рыбака видит издалека.

Так вот, я пять лет смотрел на эту чертову гору издали. Что в ней было такого? Поднимись пешком или в вагончике фуникулера, погуляй в парке, полюбуйся городом с вышки. А еще лучше - с девушкой. Тогда я встречался с Юлей из параллельного класса. Но она была особой прагматичной, и романтического в ней не было ни на… halir. Как смешно выглядят чешские слова, написанные по-русски. Почему-то эту мелкую монетку называют “геллером”. И буквы у нас нет для фрикативного h, которое рождается где-то в глубине горла. Черт знает о чем я пишу!

Я смотрел на крепостную стену, - она называется Hladnб, Голодная - которая летом почти терялась в зелени, смотрел на сторожевые башни - и тихо млел. Мне казалось, что там спит главная тайна, прикоснуться к которой я недостоин. Я могу лишь ходить по камням Старомнестской площади, где когда-то сжигали на костре еретиков, могу смотреть, как звонит в колокольчик Смерть на Орлое, могу слушать шепот теней старого еврейского кладбища, где когда-то Лев Бенцалель создал Голема. Но все равно я чужой здесь.

И я был прав! В последний день перед отъездом из Праги я все-таки пошел туда. Вблизи Голодная стена оказалась обычным каменным забором, пусть и очень старым, а в сторожевых башнях стояли баки с мусором и хранился садовый инвентарь. Просто фуникулер. Просто парк. Просто розы. Как будто раковина, в сердцевине которой скрывалась жемчужина, захлопнулась и превратилась в грязный бурый камень. Я постарался забыть об этом. Так, словно никогда там не был...»

* * *

26 декабря 1999 года

Накануне они больше никуда не пошли. Генка самым коротким путем вывел их к станции метро с забавным названием «Мустек».

– Здесь когда-то был мостик через маленькую речушку, - сказал Вадим, когда они спустились в подземный переход.
– Вон там его остатки, - и он показал на огороженный перильцами и подсвеченный кусок каменной кладки.

– Может, уже хватит?
– тихо и зло спросил Генка.

Вадим уставился на него с недоумением, но объяснений не последовало. Он пожал плечами, переглянулся с Оксаной и промолчал.