Приют ветеранов

— То, что сделано — в отношении клиники, — совершалось вроде без каких-либо нарушений.

— Ну что же, это приятно, разумеется, весьма приятно…

Мерцалов говорил как-то рассеянно, явно думая при этом о чем-то другом. Потом словно спохватился:

— Ладно, продолжайте работать. Раз переговоры о санатории еще не закончены, да и монтаж оборудования в клинике не завершен, я полагаю, Берфитт снова появится у нас в самом скором будущем. Постарайтесь не пропустить этого. И если что-нибудь забрезжит, докладывайте немедленно. А пока что пусть они работают беспрепятственно и не ощущают внимания с нашей стороны; чем спокойнее они будут себя чувствовать, тем быстрее начнут небрежничать, делать ошибки. Наше дело — не упустить этих ошибок. Не знаю, но мне кажется, тут варится какая-то каша. Неясно только, из какой именно крупы. Но не исключено, что расхлебывать ее придется нам. Все. Свободны.

И, не дожидаясь, пока Грибовский выйдет из кабинета, Мерцалов потянулся к телефону, чтобы заниматься другими делами.

Милов сидел напротив начальника полиции, но уже не в том кабинете, где его принимали во время первого посещения департамента; здесь была скорее камера для допросов — со скудной мебелью и ярким светом. Да и начальник не улыбался более, демонстрируя прекрасные зубы; был он хмур, и давешнее его дружелюбие сменилось, похоже, откровенной враждебностью.

— Повторяю, господин Милф: мы ожидаем с вашей стороны полной откровенности. Вы же все-таки наш коллега и должны пойти нам навстречу.

— С удовольствием и совершенно откровенно отвечу на любой ваш вопрос.

— Какую задачу вы решали здесь, в Ксении? В частности, в Майруби?

— Я уже говорил: оказался здесь по чистой случайности. Никаких задач не решал, и никто их передо мной не ставил. Я нахожусь в отставке, в Африку приехал как турист…

— Все это вы уже говорили, действительно, и мы терпеливо слушали. Нам не хотелось бы применять иные методы…

— Господин генерал, а в чем, собственно, я обвиняюсь?

— Обвинения очень серьезны. И прежде чем выдвигать их, мне хотелось дать вам шанс — представить вашу версию событий.

— Повторяю: я готов отвечать на всякий разумный вопрос.

— Вот и чудесно. Скажите: какова ваша роль в тех событиях в Раинде, о которых вы же сами нас и проинформировали?

— Я невольно оказался в позиции наблюдателя. И счел своим долгом сообщить вам о случившемся.

— Почему нам, а не властям Раинды? Не было ли все это лишь поводом для того, чтобы оказаться в Майруби, где вы должны выполнить некое задание?

— Я въехал в Ксению именно для того, чтобы поставить вас в известность. Майруби просто оказался по дороге; именно такой маршрут был намечен нами заранее.

— Нами? То есть вами — и еще кем?

— Если вас так интересует — женщиной, с которой я совершал совместную поездку.

— С той самой, что час назад улетела в Америку?

— Да Что же тут такого?

— Женщина является представителем американской разведки?

— Чушь!

— Мистер Милф, у нас есть серьезные основания предполагать это. Вы выполняли какое-то задание американской разведки?

— Я не работаю на американскую разведку,

— Однако некоторое время назад выполняли. Не так ли?

Кажется, они собрали на меня неплохое досье, невольно подумал Милов, прежде чем ответить:

— Я выполнял поручение частной организации, а не разведки.

— Организации, тем не менее тесно связанной с CIC.

— Возможно, она и связана, но меня об этом не информировали.

— Ах, мистер Милф, мистер Милф!.. Скажите, пожалуйста: это они поручили вам совершить убийство?

— Какое еще убийство? — спросил Милов, хотя уже понял, что именно собираются на него навесить.

— Убийство дрессировщика в цирке нынче вечером. Вы ведь не станете отрицать, что убили его?

— Разумеется, буду. Поскольку я его не убивал. И в мыслях не было.

— Ваши слова, мистер Милф, звучат крайне неубедительно. И мы не можем заставить себя поверить вам, несмотря на наше искреннее желание поступить так. Все указывает на то, что вы по какой-то причине убили укротителя носорогов, а потом и человека, который, вероятно, был свидетелем преступления. Два убийства — вероятно, в Америке или у вас в России это и пустяк, но у нас в Ксении — тяжкое преступление. Я вынужден констатировать, что вы еще не готовы к чистосердечному разговору. Единственное, что мне остается, — дать вам время для того, чтобы вы трезво обдумали свое положение…

Что делать, подумал Милов, на его месте и я говорил и поступал бы скорее всего точно гак же. Действительно, ситуация складывается такая, что есть о чем поразмыслить.

И он сказал:

— В самом деле, мне нужно подумать. Начальник полиции нажал кнопку, вызывая конвой.

* * *

Докинг чувствовал себя скверно. После первых суток, проведенных в ксенийской столице, он склонялся к выводу, что прилетел сюда напрасно. Несмотря на то, что здесь, казалось бы, есть на кого опереться, не удалось собрать совершенно никакой информации о Берфитте. Да, он прилетел, это не подлежало сомнению: имя его значилось в списках пассажиров московского рейса, но дальше зияла пустота. Сошел с самолета — и исчез. Куда и каким образом — не помогли установить никакие розыски, невзирая на доброжелательность местных властей, их готовность помочь.

Пришлось нажать на многие рычаги, проделать кучу работы, чтобы убедиться в том, что Берфитт — или человек с другим именем, но обладавший соответствовавшей внешностью — не покидал аэропорта ни в автобусе, ни на такси. Благодаря хорошо поставленной работе полицейского участка в аэропорту (что вовсе не удивило Докинга, поскольку он знал, что ее помогали наладить британские специалисты) выяснили номера большинства машин, пользовавшихся в тот день аэропортовской стоянкой. Установить их владельцев было уже делом техники, хотя и потребовало немалого времени и сил. Но все полученные данные свидетельствовали почти с абсолютной достоверностью о том, что ни в одной из этих машин Берфитт аэропорта не покидал. Он просто растворился.

Придя к столь неутешительному выводу, Докинг все же не опустил рук. Оставались еще и другие возможности. Например, Берфитт здесь пересел на самолет какой-то другой линии: Майруби мог служить лишь пересадочным пунктом. Проверка показала, что человек с таким именем не улетал; Докинг, однако, не сомневался в том, что разыскиваемый имел в своем распоряжении более одного паспорта. Британский сыщик связался с коллегами, несшими службу во многих пунктах, куда отправлялись самолеты; особое внимание он уделил аэродромам в Индии и Пакистане: появлявшаяся в СМИ информация, полагал он, должна же иметь под собой какую-то почву. Ему обещали внимательно проверить и в случае обнаружения следа незамедлительно сообщить. Пришлось довольствоваться этим.

И, наконец, Берфитт мог исчезнуть, воспользовавшись каким-то частным самолетиком или даже вертолетом. Чартерный рейс — такая вероятность не исключалась. Пришлось просеивать все данные через мелкое сито. После шести часов напряженной работы удалось выяснить, и куда летали, и кого везли, но все впустую: Берфиттом даже и не пахло.

Один из этих рейсов остался, правда, не выясненным до конца. Маленький вертолет типа «газель», поднявшись с площадки в аэропорту, взял курс на запад и — это было неоспоримо установлено — пересек границу Раинды. Дальнейших сведений о нем, естественно, не поступало. Впору было звонить в Лондон и запрашивать данные спутниковой разведки. Докинг, однако же, не стал даже пытаться совершать такой демарш: он знал, что при существующем порядке ему предоставят данные хорошо еще если через неделю, когда они будут вызывать разве что исторический интерес. Он попытался связаться с полицией Раинды, но, как он и предполагал, эта затея ни к чему не привела: после очередной вспышки этнических беспорядков полиции было не до поисков какого-то вертолета. Итак, машина с таким бортовым номером в Ксении не зарегистрирована; что же касается Раинды, то там не смогли дать сколько-нибудь определенного ответа. Докинг подозревал, что их полицейский банк данных изрядно пострадал во время последних событий и использовать его просто невозможно.