Приз (Рулевой - 3)

– При случае проверь серийный номер, - прошептал он.
– Нам удалось отыскать твой старый орден. Только смотри не закладывай его больше, иначе генерал Запт тебя убьет. Весь его штат с неделю разыскивал твою побрякушку. Ну, коммандер, вот, пожалуй, и все. Я слишком долго мешал вам с Анной Романовой остаться наедине. Явись завтра в отдел кадров Адмиралтейства, чтобы уладить все формальности. После этого вернешься к своей прежней работе в ИЗО.

– Есть, ваше высочество, - лихо отсалютовал Брим. Повернувшись на каблуках, он вернулся к инженерному столу - все под те же оглушительные аплодисменты. Как ни странно, потом он никак не мог вспомнить завершающей части вечера. Он смотрел в глаза Анны Романовой и слышал только одно - стук собственного сердца.

***

В огромном фойе Брима и Романову окружило самое блестящее общество - их снова приглашали куда-то, и это не считая письменных приглашений, которые они уже получили. Потратив три четверти метацикла на улыбки и рукопожатия, они наконец добрались до шикарного маленького глайдера, который Романова держала в Авалоне для личных целей. Он был слегка присыпан снегом. Брим открыл Анне водительскую дверцу, но она сказала мягко, поблескивая карими глазами в свете уличных огней:

– Веди ты, Вилф. Долгий получился вечер.

– Да.
– Он обвел ее вокруг машины и открыл ей пассажирскую дверцу. Когда она скользнула внутрь, юбка ее задралась значительно выше колен. Он попытался сделать вид, что не заметил, но безнадежно опоздал.

– Нравится?
– спросила Анна с провокационной улыбкой, окинув себя критическим взглядом перед тем, как оправить платье.

– У тебя красивые ноги, - покраснев до ушей, ответил Брим.
– Извини, что так уставился.

– Я очень надеялась, что ты это заметишь, - сказала она, глядя ему прямо в глаза, и захлопнула дверцу.

Когда Брим шел к месту водителя, сердце у него билось значительно сильнее, чем раньше. Она никогда еще так себя не вела! "Впрочем, и я тоже", - подумал Брим, стряхивая снег с ветрового стекла. За последние месяцы эта красивая женщина, сильная и хрупкая одновременно, стала для него какой-то навязчивой идеей. Она никогда не оставляла его мыслей надолго. В конце концов он перестал обманывать себя: он влюблен - и, возможно, впервые в жизни. Марго с самого начала была для него только несбыточной мечтой. А его короткий, бурный роман с Клавдией Вальмонт ничем не отличался от прочих романов военного времени: только страсть и ничего, кроме страсти. В то время никто не загадывал больше чем на пару дней вперед. С обеими своими возлюбленными он вел себя, как и на войне: живи настоящим - и наплевать на последствия.

Но Анна Романова - это совсем другая история. Она настоящая. И Брим, хоть и не видел для себя особых шансов, все-таки рассчитывал прожить как минимум несколько лет. К несчастью, более или менее "нормальные" отношения были ему в новинку. И последствия, столь презираемые им прежде, из-за этого приобрели первостепенное значение. Что, если он и теперь неверно ее понял? Начнешь приставать к такой женщине в неподходящее время, и она мигом пошлет тебя подальше - и что тогда? В мучительной нерешительности Брим сел на место водителя.

– Куда ехать, Анна?
– спросил он, глядя вперед, потому что не смел посмотреть на нее.
– Мы получили столько приглашений, что и за месяц не разгребешься - как всегда, впрочем.

В ее голосе, когда она наконец ответила, неожиданно прозвучала меланхолия.

– Даже не знаю, Вилф. Каждое из них кажется чем-то вроде повестки особенно для свежеиспеченного лейтенанта-коммандера.

– Будь моя воля, - грустно молвил Брим, - я бы лучше остался с тобой здесь, на стоянке. В этом году мы провели уйму времени вместе - но спорить могу, что наедине мы пробыли каких-то полметацикла.

Она кивнула, глядя в запорошенное снегом окно, как разъезжаются запоздавшие гости и мерцают огни за пеленой снегопада.

– Неужели они все живут в таком темпе?
– задумчиво произнесла она и повернулась к Бриму.
– Ты правда хочешь посидеть со мной на стоянке, вместо того чтобы ехать куда-то?

– Да. Хочу.

– Несмотря на то что для вашей карьеры полезно как можно больше бывать в свете, коммандер?

– Ты, Анна, давно уже стала самым важным для меня.

Внимательно изучив его лицо в темноте, она как будто пришла к какому-то решению.

– Вилф, - без дальнейших предисловий сказала она.
– Я хочу тебя с той самой ночи в "Шеррингтоне" - когда я оробела, как дура, и не позволила тебе меня поцеловать. И я думаю, что ты тоже меня хочешь. Но с тех пор мне никак не удается заинтересовать тебя снова. Даже когда я задираю юбку выше некуда. Она резким движением села поглубже, приподняв бедра.
– Ну, - сказала она, на этот раз задрав юбку до самой талии, - если уж и это тебя не проймет, то я сдаюсь.
– Под платьем у нее не было белья, и темный треугольник волос четко выделялся на молочно-белой коже. Вдоль левого бедра тянулся коричневый шрам.

У Брима перехватило горло.

– В-великая Вселенная, Анна, - прошептал он хрипло, обнимая ее, - каким же я был дураком!

– Это я была дурой.
– Она прерывисто вздохнула, когда его холодная рука осторожно коснулась ее между ног, - но я так боялась тебя потерять, что...

Не дав ей договорить, он накрыл ее дрожащие губы своими, и они задохнулись в долгом поцелуе, пока он торопливо стаскивал с себя брюки. Он каким-то образом оказался на месте Анны, а она - у него на коленях, и ее карие глаза смотрели ему в самую душу - как год назад на Лайсе.

– Ты скоро поймешь, что не первый, - задумчиво шепнула она, - но до тебя я никого не любила, правда.

Брим хотел ответить, но она приложила палец к его губам.

– После. Теперь только это...
– Она направила его и опустилась пониже, охватив его кольцом влажной, набухшей плоти.
– Сделай это, Вилф, - выдохнула она.
– Скорее!

***

Она осталась у него на коленях, лаская его губами и языком, и после того, как их судорожные вздохи утихли. Наконец она глубоко вздохнула, положила руки ему на плечи, покрытые флотским плащом, и заглянула в глаза.

– Вилф Брим, я боюсь, что влюбилась в тебя по уши, и теперь не знаю, как с этим быть.

– Ты серьезно?
– нахмурился он.
– Ты правда в меня влюблена?

Она тихо засмеялась, оглядывая свою пришедшую в беспорядок одежду.

– Не думаешь ли ты, что я всем и каждому показываюсь в таком виде?
– Она закатала безнадежно испорченную юбку еще выше.
– Я говорю и о шраме. Это он причина хромоты, в которой я никогда не сознаюсь.

– Это прекрасный шрам, - прошептал Брим, - и в чем бы он там ни провинился, он делает твою походку невероятно сексуальной. Видишь ли, Анна, вздохнул он, лаская ее твердые соски, торчащие из выреза открытого, без бретелек, платья, - я ведь тоже в тебя влюблен. Причем давно уже.