Признак высшего ведьмовства
Шрифт:
Но не это важно. Важно другое – Дарья не может, как ни старается, разглядеть лица хитроумной незнакомки. Оно не скрыто вуалью, не защищено магическим заклятием типа «веер», но черты его неуловимы, как неуловимо бывает содержание наших снов в момент пробуждения.
– Неужели это я?! – шепчет Дарья. – Но почему? Я ничего не понимаю. Я…
И в этот момент она понимает, что магия ритуала Песочных Часов перестала ей повиноваться.
– Нет! – вскрикивает Дарья. – Я успею!
И переворачивает колбу с песком Времени.
Но не тут-то было. Песок, вместо того чтобы послушно заструиться лентой, дорожкой,
Она не знает, сколько времени продолжается это жуткое бытие, потому что времени здесь нет. Собственно, нет и самого здесь. Дарья выкрикивает самые мощные заклинания, призывает духов-повелителей времени, но, похоже, коварные духи решили поглумиться над Госпожой Ведьм. Или… У них тоже нет сил справиться с такой ситуацией.
Дарья готова впасть в отчаяние, но тут…
Она слышит пение. Мужской голос, приятный до невозможности, весьма умело и талантливо напевает знаменитую песенку адвоката Билли Флинна из мюзикла «Чикаго». С игривыми словами последнего куплета перед ошарашенной Дарьей предстает безликий маг времени – тот самый, что прислал ей в качестве «жениховского артефакта» изумительной красоты брошь.
– Привет, Рокси! – говорит маг Дарье.
– Я не Рокси! – ощетинивается девушка.
– О да! – Маг смеется суперсексапильным смехом Ричарда Гира. – Ты не Рокси Харт и не Вельма Кел-ли, ты не певичка из кабаре. Но ведь и я не адвокат, спасающий негодяек от положенной им виселицы.
– Зачем ты здесь?
– Я буду петь тебе. Сольные номера. Из старого мюзикла «Чикаго». Это мой любимый мюзикл! – И маг, мерзавец, и впрямь начал мурлыкать себе под нос тюремное танго со словами: «Он сам нарвался, он сам попался». – Детка, у тебя клинический случай. На сей раз нарвалась ты. Ты попалась и влипла. В пре-не-прият-ну-ю историю. Пара-ра-ра-ра-рам парам-пампам!
– Я не понимаю, – говорит Дарья надменным голосом и держит поистине королевскую осанку. – В чем дело?
– А дело в том, пам-пара, что ты пошла, пам-пара, на преступление и обман. И для тебя, пам-пара, нет ничего…
– Прекрати, – роняет Дарья. Ее переполняет гнев – на весь белый свет и на себя самое. Вот она, ведьмовская самонадеянность, которая сыграла с нею злую шутку! – Что тебе нужно?
– А вот это, Госпожа Ведьм, – расшаркивается маг времени, – правильный и благоразумный вопрос.
– Надеюсь, ты дашь такой же благоразумный ответ. – Голос Дарьи морозен. Все-таки она не та ведьма, чтобы ею помыкали какие-то неизвестные маги.
– Мой ответ ты знаешь, Госпожа Ведьм. Я хочу быть твоим Герцогом. И ты, кажется, почти мне это пообещала.
– А что будет, если я тебе откажу? – поинтересовалась Дарья. – Ты доложишь о том, что Госпожа Ведьм совершила запрещенный ритуал Песочных Часов? Но кому ты доложишь? Особому отделу Ложи Магистриан-магон? Они не касаются дел ведьм. И отнесутся к твоему доносу безо всякого интереса. Пустишь эту информацию в Общую Ведьмовскую Сеть? Даже если ей и поверят и осудят меня, то необходимо долгое разбирательство, а всякие разбирательства, касающиеся
нарушения заповедей Ремесла, разбираются под моим личным патронажем. Ты полагаешь, я стану судить саму себя?– О нет, – холодно усмехнулся маг времени. – На подобное ты не способна. Судить самих себя могут лишь люди, а ты – ведьма.
– Допустим. Так что же мне грозит? Разоблачение? Даже в случае успеха ты ничего не добьешься. За нарушение заповеди Ремесла меня низложат с должности. И тогда тебе не светит быть Герцогом Ведьмы.
– Ты рассудила здраво. Но не уловила одного маленького нюанса…
– А именно?
– Тебе неизвестно, кто устанавливал законы Ремесла, связанные с вторжением в поток времени. Ты не знаешь, кто хранит целостность этих законов и следит за их исполнением.
– Это… ты?
– Верно. И миссия карать нарушителей тоже возложена на меня. Ты права – о твоем преступлении бессмысленно сообщать ложе или Общей Ведьмовской Сети, они даже не предполагают, что существуют такие преступления. Наказание будет исходить от меня, и мне решать – согласно твоему ответу на мое предложение, – каким будет это наказание.
– И каким же, если я откажу тебе?
– Я оставлю тебя в этом безвременье и беспространстве. Просто уйду. И ни одно твое заклятие не поможет тебе вернуться в обычную жизнь. Ты застынешь в этом отсутствии всего, как муха в янтаре. Только, в отличие от мухи, ты не сможешь умереть. Потому что смерть – подарок времени, а здесь времени нет.
Дарья Белинская долго, как ей показалось, целую вечность, молчала. Затем произнесла предательски дрожащим голосом:
– Я хочу видеть твое лицо и знать твое имя. – Нет.
– Почему? Должна же я хотя бы увидеть лицо того, за кого собираюсь замуж.
– Значит, ты согласна стать моей женой и даровать мне титул Герцога Ведьмы?
– Согласна. Ты не оставил мне выбора.
– Поверь, ты не пожалеешь об этом. Вместе мы составим силу, с которой будут вынуждены считаться все вокруг! Что же касается моего имени и лица… Ты увидишь их после брачной церемонии.
– Оригинальный свадебный подарок… Теперь ты меня выпустишь?
– Итак, даешь ли ты слово стать моей женой?
– Даю! – отчаянно выкрикнула Дарья.
– Тогда… Ты свободна. Иди. Возвращайся. Хотя нет, постой…
– Что еще?
– У нас только что совершилась помолвка. Это тебе.
Безымянный палец Госпожи Ведьм сжало, будто ледяным обручем.
– И прощальный поцелуй, моя девочка…
Невидимые губы властно прижались к губам Дарьи. Она ответила – из соображений самосохранения, – и у нее было такое ощущение, что она целует остывающую звезду.
– Вот теперь иди, – властно сказал маг времени, оторвавшись от губ девушки. – И помни обо мне.
«Несомненно», – подумала Дарья.
И маг исчез. А песчинки, светящиеся во тьме, как искры гигантского костра, успокоились, остыли и медленной струйкой выложили в нигде и никуда тонкую стрелку-тропку, по которой Дарья смогла бы вернуться в свое время. Сама собой вспыхнула пурпурная свеча, разогнала мрак, стоявший перед глазами юной ведьмы… И Дарья наконец смогла сделать шаг вперед…
… Она снова была в своих покоях – теперешних. Тишина и полутьма. Вот теперь Дарья почувствовала себя настоящей преступницей – эти мирные стены словно осуждали и упрекали ее.