Признания Мегрэ

– Они настроены против него?

– Просто они всегда знали ему цену.

– Что они имеют в виду?

– Честолюбец, не слишком разборчивый в средствах, который воспользовался страстью Кристины… Но когда она начала стареть и увядать, он завел себе молодую любовницу и не колеблясь…

– Как только протокол будет отпечатан, я вам тут же его пришлю.

– А что это изменит?

– Я держу Жоссе у себя в кабинете. Вам решать.

– Никто, слышите, никто не поверит в его невиновность. Я, конечно, прочитаю ваш протокол перед тем, как подписать ордер на арест, но считайте, что с этой минуты я принял решение.

Комелио не нравилось, когда у комиссара бывало такое выражение лица. Когда Мегрэ уже выходил, он окликнул его:

– У вас есть какой-нибудь аргумент в пользу Жоссе?

Мегрэ предпочел промолчать. Никаких аргументов у него не было, если не считать уверений фармацевта, что он не убивал свою жену.

Быть может, и в самом деле все это было очень просто и очевидно?

Когда комиссар вошел к себе в кабинет, Жанвье жестом указал ему на Жоссе, заснувшего сидя на стуле.

– Можешь идти. Скажи Лапуэнту, что я у себя.

Мегрэ уселся на свое место и стал перебирать трубки, потом выбрал одну, и, пока он зажигал ее, Жоссе открыл глаза и молча посмотрел на комиссара.

– Вы хотите еще поспать?

– Нет. Простите меня. Вы уже давно вернулись?

– Несколько минут назад.

– Видели судебного следователя?

– Я пришел от него.

– Меня собираются арестовать?

– Думаю, что да.

– Это неизбежно?

– Знаете ли вы какого-нибудь хорошего адвоката?

– Среди наших друзей есть много адвокатов, но мне кажется, я предпочел бы обратиться к человеку совсем незнакомому.

– Скажите мне, Жоссе…

Тот вздрогнул, почувствовав, что сейчас услышит что-то неприятное.

– Что?

– Куда вы спрятали нож?

Жоссе несколько мгновений колебался.

– Виноват… Нужно было об этом рассказать…

– Вы пошли на мост Мирабо, чтобы бросить нож в Сену? Не так ли?

– А его нашли?

– Пока еще нет, но завтра утром этим займутся водолазы и, конечно, найдут.

Жоссе молчал.

– Вы убили Кристину?

– Нет.

– И все же вы не поленились дойти до моста Мирабо, чтобы бросить нож в Сену?

– Мне теперь никто не поверит. Даже вы.

Словами «даже вы» он выразил свое уважение к Мегрэ.

– Скажите мне правду.

– Это случилось, когда я вошел в комнату, чтобы поставить на место чемодан… Мне сразу бросился в глаза нож.

– На нем была кровь?

– Нет. Но в эту минуту я представил себе, что мне придется говорить в полиции. Я прекрасно понимал, что моя история покажется всем неправдоподобной… Хоть я и старался не смотреть на труп, то немногое, что я увидел, заставило меня подумать о ноже… И теперь, заметив лежащий на виду у меня на столе нож, я сразу подумал, что полиция может сопоставить…

– Ну, раз на нем не было крови!

– Если бы я убил и на ноже оставалась кровь, разве я не постарался бы ее вытереть? Я раздумывал об этом не больше, чем когда складывал вещи и решился ехать на аэродром… Нож в нескольких шагах от трупа показался мне страшной уликой, и я его унес. Наверное, о нем вспомнила Карлотта? Она меня ненавидела.

– Нет, мадам Сиран.

– Это меня немного удивляет… Впрочем, в моем положении следует всего ожидать… Теперь я ни на кого не могу рассчитывать…

В кабинет вошел Лапуэнт и положил на стол комиссару отпечатанный на машинке протокол. Мегрэ протянул первый экземпляр Жоссе, а сам стал просматривать копию.

– Договоришься на завтрашнее утро с водолазом… Пусть начнет работу на рассвете, в районе моста Мирабо…

Через час фотографы могли, наконец, запечатлеть Адриена Жоссе, выходившего из кабинета комиссара. Он был в наручниках. На этом настоял Комелио. Судебный следователь предвидел, какой эффект это произведет на репортеров и фотографов.

Глава 5 Упорное молчание доктора Лиорана

Кое-какие подробности этого дела глубже других запечатлелись в памяти Мегрэ, и несколько лет спустя он с такой же остротой, как если бы это было воспоминание детства, ощущал вкус и аромат ливня, под который он попал на улице Коленкур.

Наступал вечер, и когда в половине седьмого начался дождь, ярко-красное солнце, уже садившееся за крыши домов, не спряталось за облака, небо по-прежнему пылало, словно охваченное пожаром, окна пламенели, и только одно жемчужно-серое облако со светящимися краями, слегка лишь потемнее в середине, с легкостью воздушного шара проносилось над кварталом.

Дождя не хватило на весь Париж, и мадам Мегрэ вечером сообщила мужу, что на бульваре Ришар-Ленуар тротуары остались совершенно сухими.

Дождевые капли были прозрачнее, легче, чем обычно, и вначале, разбиваясь на пыльной мостовой, оставляли на ней большие черные круги.

Подняв голову, Мегрэ увидел на подоконнике открытого окна четыре горшка с геранью, и тут в глаз ему попала такая крупная капля дождя, что комиссару даже стало больно.

Окно было открыто, значит, Аннет уже вернулась. Он вошел в дом, миновал привратницкую, напрасно поискал лифт и начал уже было подниматься по лестнице, когда позади отворилась дверь. Кто-то не очень любезно окликнул его:

– Куда вы идете?

Он оказался лицом к лицу с консьержкой, которую по рассказу Жоссе представлял себе совсем иной. Он вообразил, что она уже пожилая, неопрятная. На самом же деле это была привлекательная женщина лет тридцати, с округлыми формами.

Только голос ее, вульгарный и резкий, нарушал приятное впечатление от ее внешности.

– К мадемуазель Дюше, – вежливо ответил он.

– Она еще не вернулась.

В тот момент он подумал, почему это некоторые люди сразу, без видимой причины, начинают вести себя агрессивно. Потом он еще вспомнит об этом.

– Кажется, она возвращается в это время, не так ли?

– Она приходит и уходит, когда ей вздумается.

– Это вы звонили в редакцию?

Консьержка стояла в проеме застекленной двери, не приглашая его войти.

– Ну и что с того? – с вызовом произнесла она.

– Я из полиции.

– Понятно. Я вас узнала. И не испугалась.

– Когда мсье Дюше пришел вчера навестить дочь, он назвал вам свою фамилию?

– Он даже минут пятнадцать беседовал со мной в привратницкой.

– Значит, когда он пришел в первый раз, он не застал дочери дома? Это, наверное, было днем, после двенадцати?

– Около пяти часов.

– Это вы написали ему в Фонтенэ?

– Если бы я это и сделала, я только выполнила бы свой долг, и это никого бы не касалось. Но я тут ни при чем. Написала ему тетка этой девицы.