Признайся
Шрифт:
Какая девчонка не заслуживает палатки в своей комнате?
– Хочу ее вот здесь, - она указала на место рядом со своей кроватью, откидывая оттуда коврик для йоги.
Я осмотрел комнату в попытке выяснить о ней как можно больше, не задавая никаких вопросов. На стенах не было ни одной фотографии, впрочем, как и на комоде, а дверь в гардероб оказалась закрыта.
Выглядело все так, словно решив покинуть Портленд, она не захотела обременять себя какими-либо вещами. Мне стало интересно, почему так? Неужели, она не собиралась оставаться здесь навсегда?
Я помог распаковать палатку.
– Возьми две подушки с моей кровати, - попросила она.
– Нам нужно полежать внутри пару минут, прежде чем уйти.
Я взял две подушки и опустился на колени перед палаткой. Подтолкнув, она уложила их. Я отодвинул створку в сторону и залез внутрь. Мне пришлось устроиться рядом, хотя все чего я хотел, это оказаться сейчас на ней. Я был слишком большим для этой палатки, так что мои ноги торчали из нее, так же, как и ее.
– Боюсь, ты купила палатку для мультяшных персонажей.
Она покачала головой и приподнялась на локтях.
– Я ее не покупала. И это детская палатка, Оуэн. Конечно, нам она маловата.
Ее глаза проследили молнию, свисающую с верха палатки.
– Смотри, - она взялась за бегунок и начала застегивать.
Сверху опустилась сетка, и Оберн продолжила застегивать ее по сторонам до тех пор, пока между нами не образовался сетчатый экран. Положив голову на руку, она улыбнулась мне.
– Мы словно на исповеди.
Я перевернулся и, положив голову на руку, посмотрел на нее.
– Кто из нас исповедуется?
Она нахмурилась и указала на меня пальцем.
– По-моему, мир заслуживает несколько твоих признаний.
Я поднял руку и прикоснулся к ее пальцу через сетку. Она раскрыла ладонь и прикоснулась к моей руке.
– Так мы можем задержаться здесь на всю ночь, Оберн. У меня много признаний.
Я мог рассказать, как впервые встретил ее. Мог заставить понять, откуда у меня такое непреодолимое желание ее защищать.
Вот только есть секреты, которые я унесу с собой в могилу, и этот, определенно, один из них.
Вместо этого, я решил признаться в другом. Секрет, который значил для меня не очень много. Я поделился с ней кое-чем допустимым.
– В моем телефоне всего три номера. Отца, Харрисона и моего кузена Райли, но мы не общались уже полгода.
Она молчала.
Не знала, что сказать? У кого вообще в телефоне записано всего три номера? У того, у кого есть проблемы, очевидно.
– Почему у тебя так мало номеров?
Мне нравились ее глаза. Они очень открыты, и сейчас в них читалась боль из-за меня.
Она осознала, что была не единственным одиноким человеком в Далласе.
– После того, как я окончил школу, я, вроде как, пошел своим путем. Сфокусировался только на рисовании и не на чем более. Потом потерял многие контакты, когда в прошлом году сменил телефон, тогда я и понял, что не хочу ни с кем разговаривать. Бабушка с дедушкой умерли несколько
лет назад. У меня остался только один кузен, но, как я уже говорил, мы практически не общаемся. Мне не нужны ничьи номера, кроме Харрисона и отца.Ее пальчики поглаживали мою ладонь. Она следила за своими руками, не глядя на меня.
– Дай мне, пожалуйста, свой телефон.
Я вытащил его из кармана и передал ей, просунув под перегородку. Она сама может убедиться в моей правдивости. Всего три номера.
Ее пальцы скользили по экрану в течение некоторого времени, потом она вернула мне телефон.
– Вот. Теперь их четыре.
Опустив взгляд на экран, я прочитал ее имя. И засмеялся над тем, как она себя записала.
Оберн Мейсон-самое-лучшее-среднее-имя Рид.
Засунув телефон обратно в карман, я снова прикоснулся к ее ладони сквозь сетку.
– Твоя очередь, - обратился к ней я.
Она покачала головой.
– Тебе еще есть, чем со мной поделиться. Продолжай.
Я вздохнул и перекатился на спину.
Пока мне не хотелось признаваться в чем-либо, но боюсь, если мы еще хоть на немного задержимся в этой палатке, я признаюсь во всем, и даже в том, что ей не понравится.
Но может, так оно будет лучше.
Возможно, если я расскажу ей все, она сможет принять правду и поверить, что когда я вернусь, все будет по-другому. Возможно, если я поделюсь с ней, мы сможем сохранить наши отношения и после понедельника.
– Ты о той ночи, когда я не появился?
Я замолчал, чувствуя, с какой скоростью колотится сердце в груди. Я с трудом мог думать о чем-либо. Мне следовало признаться ей, но я не знал, как это сделать. Не важно, как я преподнесу эту информацию, она воспримет все не очень хорошо, и я прекрасно понимаю почему.
Но я устал скрывать от нее правду.
Я снова перевернулся на бок и посмотрел на нее. Я уже открыл рот, приготовившись признаться, как меня прервал стук в ее дверь.
Замешательство на ее лице натолкнуло на мысли, что гостей она не ждала.
– Пойду посмотрю кто это. Подожди здесь.
Она быстро вылезла из палатки, а я перевернулся на спину и выдохнул. Через несколько секунд она вернулась в комнату и присела перед палаткой.
– Оуэн.
Ее голос был полон отчаяния, и я приподнялся на локтях, когда она просунула голову внутрь палатки. Ее глаза полны беспокойства.
– Мне нужно открыть дверь, но, прошу тебя, не выходи из моей комнаты, пожалуйста? Я тебе все объясню, как только она уйдет. Обещаю.
Я кивнул, возненавидев страх в ее голосе. Как и тот факт, что она решила скрыть меня от кого бы там ни было.
Она вышла из комнаты и закрыла за собой дверь. Я опустился обратно на подушку, приготовившись услышать одно из ее признаний, то, которым она еще не готова со мной поделиться.
Услышав, как открылась входная дверь, первое, на что обратил внимание, был детский голос.
– Мамочка, смотри! Смотри, что бабушка Лидия мне купила.
А затем раздался ее ответ.
– Ух ты! Именно такой, какой ты и хотел.
Он только что назвал ее «мамочкой»?
По полу зашуршали шаги. И женский голос произнес: