Признайся
Шрифт:
Мы проехали около мили, когда отец начинает плакать. Он корчится у пассажирского окна, и все его тело начинает дрожать от сдерживаемых слез. Это причиняет беспокойство, но у меня выработался иммунитет. И похоже, я больше ненавижу то, что стал невосприимчив к его депрессии, чем саму его депрессию.
– Прости, Оуэн, - задыхается он.
– Я пытался. Я пытался, пытался, пытался…
Он рыдает так сильно, что становится все сложнее понимать его слова, но он все равно продолжает:
– Всего два месяца, это все, что мне нужно. Я пойду к врачу после этого, я обещаю.
Он продолжает плакать от
Вид его слез съедает меня. Он выглядит так, словно все еще не может забыть ту ночь, из-за которой я вынужден принимать его оправдания.
Депрессия в его голосе навевает ужас той ночи, и как бы я ни хотел ненавидеть его за слабость, я также могу похвалить его за то, что он по-прежнему жив. Если бы я был на его месте, не уверен, что у меня было бы желание жить.
Его плач мгновенно прекращается, когда огни полицейской машины заполняют автомобиль. Меня много раз останавливали и я знаю, что это, как правило, обычная вещь для автомобиля, находящегося на дороге в столь поздний час. Но состояние моего отца сейчас заставляет меня нервничать.
– Отец, позволь мне разобраться с этим, - прошу я, съезжая на обочину дороги.
– Он поймет, что ты пьян, если откроешь рот.
Он кивает и нервно смотрит на копа, приближающегося к машине.
– Где твоя страховка?
– спрашиваю отца, когда полицейский подходит к окну. Отец шарит в бардачке, пока я опускаю стекло.
Полицейский сразу кажется мне знакомым, но я не признаю его. Я не узнаю его до тех пор, пока он не наклоняется и не смотрит мне прямо в глаза. Кажется, его зовут Трей. Не могу поверить, что помню это.
Здорово. Меня остановил именно тот единственный парень, которого я когда-то ударил.
Он, кажется, не помнит меня, что хорошо.
– Права и страховка, - приказывает он сухо.
Я вытаскиваю права из кошелька, а отец протягивает мне свою страховку. Когда я передаю их Трею, он просматривает мои права в первую очередь. Он ухмыляется почти сразу.
– Оуэн Джентри?
– он стучит моими правами по машине и смеется.
– Вау. Никогда не думал, что снова услышу это имя.
Я сжимаю пальцы на руле и качаю головой.
Он помнит, все в порядке.
Не хорошо.
Трей достает фонарик и светит внутрь автомобиля, под руль, на заднее сиденье, а затем на моего отца. Отец закрывает глаза локтем.
– А вы Каллахан?
Отец кивает, но не реагирует.
Трей снова смеется.
– Ну это просто настоящий праздник!
Полагаю, Трей знает моего отца, потому что он адвокат, и я не уверен, что сейчас для нас это хорошая новость. Для адвокатов, которые защищают преступников, не редкость ненависть офицеров, арестовавших этих самых преступников.
Трей опускает фонарик и делает шаг назад.
– Выйдите из машины, сэр.
Его слова обращены ко мне, поэтому я делаю то, что он говорит. Я открываю дверь и выхожу. Почти сразу, он хватает меня за руку и тянет до тех пор, пока я не подчиняюсь и не кладу руки на капот. Он начинает осматривать меня.
– У вас с собой есть что-то, о чем мне следует знать?
Что, черт возьми? Я отрицательно качаю
головой.– Нет. Я просто отвозил отца домой.
– Вы выпивали сегодня?
Я вспоминаю напитки в баре, но это было пару часов назад. Я даже не уверен, было ли это. Ему не нравится моя нерешительность. Он разворачивает меня и светит мне прямо в глаза.
– Сколько вы выпили?
Я трясу головой, пытаясь отвернуться от слепящего света.
– Всего пару бокалов. Это было давно.
Он делает шаг назад и приказывает моему отцу выйти из машины. К счастью, отец самостоятельно открывает дверь. По крайней мере, он достаточно трезв, чтобы сделать это.
– Обойдите машину, - говорит Трей моему отцу.
Он наблюдает за тем, как мой отец выбирается со стороны пассажира и идет к месту, где стою я, для поддержки держась за автомобиль во время своего путешествия. Он явно пьян, но я, честно говоря, не уверен, что для пассажира незаконно находиться в состоянии алкогольного опьянения. Насколько известно Трею, мой отец был не за рулем.
– Я могу обыскать автомобиль?
Я смотрю на отца, ожидая от него решения, но он прислоняется к машине с закрытыми глазами. Он уже готов заснуть.
Я раздумываю, не отказаться ли от обыска, но полагаю, что это даст Трею еще больше оснований что-то подозревать.
Кроме того, мой отец знает последствия путешествий с чем угодно, что может доставить ему неприятности, так что даже если он был настолько глуп, чтобы сесть за руль после употребления алкоголя, я действительно сомневаюсь, что у него при себе имеется что-то такое, что могло бы поставить под угрозу его карьеру.
Небрежно пожимаю плечами, а потом говорю: “осматривайте”.
Я просто хочу, чтобы Трей смог по-своему отомстить. Чтобы он просто сделал это и ушел.
Трей приказывает нам стоять возле задней части автомобиля, когда наклоняется через переднее сиденье. Теперь отец напрягся и внимательно следит за ним. Он заламывает руки и его глаза полны страха. По выражению его лица мне понятно, что Трей более чем вероятно найдет что-то внутри этого автомобиля.
– Папа, - разочарованно шепчу я. Его глаза встречаются с моими, и они полны извинений.
Не могу сосчитать, сколько раз отец обещал мне, что обратится за помощью.
Думаю, он собирался слишком долго.
Отец закрывает глаза, когда Трей начинает пробираться к задним сиденьям автомобиля. Он ставит одну, две, три бутылочки таблеток на машину. Он доходит до того, чтобы открыть каждую из них и осмотреть содержимое.
– Похоже, Окси, - заявляет Трей, перекатывая таблетку между большим и указательным пальцами. Он смотрит на меня, затем на моего отца.
– У кого-то из вас есть рецепт на это?
Я смотрю на отца, бесполезно надеясь, что на то, что он принимает и в правду есть рецепт. Хотя прекрасно осознаю, что принимаю желаемое за действительное.
Трей улыбается.
Эта сволочь улыбается, как будто он только что нашел золото.
Он опирается локтями на машину и начинает убирать таблетки обратно в бутылочки, одну за другой.
– Знаете, - говорит он, не глядя ни на одного из нас, но, обращаясь к нам обоим, - Окси считается одним из запрещенных препаратов, когда получен незаконным путем.