Призовая охота

У генерала, как я понял, даже отдельного кабинета здесь не было, потому что в кабинете стояло шесть письменных столов, за один из которых, явно как за свой, Лукьянов и уселся.

– Давай флешку, – потребовал он от меня.

Я передал флешку. Капитан Магомедов сел за другой стол – тоже, наверное, за собственный, потому что сразу стал просматривать звонки на определителе номера городского телефона. После этого он подошел, встав за спиной генерала. Я встал по другую сторону от Лукьянова, чтобы иметь возможность посмотреть на мониторе компьютера результат съемки.

Здесь, конечно, она была совсем не та, что в присланном мне видеосюжете. Ни о каком профессионализме даже заговаривать не стоило. И рука оператора подрагивала, и сама камера в какой-то момент не успевала за действием; в какой-то другой, напротив, перемещалась, обгоняя действие и выпуская из поля зрения участников, часто срезались головы. Но выигрыш был в естественности и ненарочитой случайности съемки. Меня интересовали два вопроса – насколько я узнаваем на этой съемке и насколько различим номер моей машины. И выяснилось, что номер дважды попал в объектив, и во второй раз читался хорошо. Что касается моей особы, то лицезреть себя, любимого, анфас я сумел только в самый последний момент: когда все закончилось, я увидел женщину с трубкой, посмотрел на нее, но к ней не пошел, а сел в машину, чтобы уехать. Во всех остальных эпизодах я стоял к камере спиной или вполоборота, и доказать, что это был я, имея такое достаточно скверное качество съемки, было невозможно.

– Подчистить проще простого, – сказал генерал Лукьянов. – Магомед, отвези спецам. Пусть сделают эту запись по тем же принципам, что и для первой. Лицо убрать, номер сделать неразборчивым. Я пока доставлю Саню Смерть до дома. Ему до задержания нужно со своим строительством разобраться. Думаю, пары дней хватит.

– Мне и одного дня хватит, товарищ генерал, – сказал я. – Завтра все закончу.

– Тебе-то хватит, а вот ментам, чтобы тебя найти, не хватит точно. Они у нас не такие расторопные, как их кавказские коллеги. Но мы их все равно поторопим. По крайней мере, видеозапись в Интернет выставим прямо сегодня. И пусть ищут. Оригинал записи они, естественно, не получат, потому что выставлено все будет неизвестным пользователем с неизвестного адреса. Попробуй-ка, найди среди миллионов анонимщиков того, кто обладает оригиналом...

* * *

Генерал высадил меня около ворот. В дом решил не заходить – мы все уже предварительно обговорили. Попрощались, довольные друг другом. На всякий случай генерал выделил мне еще одну трубку для связи. Она была так же, как и моя собственная, на контроле прослушивания со спутника; но главное, что «симка» была оформлена на совершенно постороннее лицо, не имевшее никакого отношения к спецслужбам, и номер был вне подозрений. Звонить по этой трубке следовало только с особыми сообщениями, а потом, когда меня арестуют, трубка должна была остаться у мамы, чтобы Лукьянов имел возможность при необходимости с ней общаться.

Когда мы приехали, мамы дома еще не было. Летом она часто задерживалась на работе, чтобы подготовиться к новому учебному году. В российских школах еще с советских времен повелось так, что ремонтом занимались не строительные организации, а учителя вместе с учениками. В сельской же школе тем более большая часть всех работ приходилась на педагогический коллектив. А домашний ремонт пришлось продолжить мне.

Я переоделся в рабочую одежду и без помех разбил наконец-то привезенные куски стены на мелкие камни, способные заменить щебень при изготовлении бетона. В отличие от традиционного способа, в здешних местах существовал свой: в приготовленную яму сначала засыпался песок, создающий эластичную подушку, потом расколотый камень, битый кирпич и другой подручный материал. Все это заливалось жидким раствором, заполнявшим неизбежные пустоты между камнями. Так получался бетонный столбик. И только поверху он выкладывался кирпичом, на который уже потом ставились балки.

Начинать замешивать раствор на ночь глядя мне не захотелось. Это можно было сделать и завтра, поскольку генерал обещал мне свободное время на следующий день и даже на два. Единственное, что мне мешало работать, – это поездка в госпиталь для предоставления возможности двум профессорам в очередной раз продемонстрировать свои познания человеческого организма. А прошедший день и без того выдался напряженным. Конечно, он не может сравниться с каждым днем, проведенным там, на Северном Кавказе, но в том-то и беда, что в боевой обстановке чувствуешь себя в ритме, из которого даже после возвращения домой выходишь не сразу. Здесь же находишься в расслабленном состоянии.

Едва я вышел из душа, как увидел у калитки старшего лейтенанта Сазонова, разговаривавшего с местным священником отцом Василием. Последний помахал мне рукой. Он был человеком еще молодым, очень энергичным и пользовался уважением в деревне и в соседнем селе, где и располагался его недавно восстановленный храм. Я остановился, не заходя в дом. Отец Василий прошел мимо, к себе, а Толик Сазонов снова завернул в наш двор. Он выглядел озабоченным и слегка растерянным.

– Ты куда-то уезжал? – спросил меня старший лейтенант. – Я заходил к тебе.

– Да, с генералом по делам ездили.

– А что за генерал? Откуда он? Видел, не ваш, не армейский...

– Спецназ внутренних войск, – сказал я обтекаемо, потому что сам толком не знал, где генерал Лукьянов служит официально. – Возглавляет Комитет взаимопомощи участников локальных военных конфликтов.

– Есть такая структура? – спросил участковый.

– Есть. Только что создана, – решительно соврал я.

– А тебя что с ним связывает, если не секрет?

– Связывает участие в локальных конфликтах, – объяснил я коротко и конкретно. – Устроит такая формулировка?

– Это-то понятно... – Формулировка Толика, видимо, не устраивала. – Тебе какая-то помощь нужна?

– Помощь всем нужна, если придется резко менять свой образ жизни.

– А что тебе нужно менять?

Я посмотрел на него с легкой усмешкой. Вероятно, она у меня получилась достаточно горькая.

– Все менять. Ты знаешь, что я сейчас официально нахожусь на излечении в госпитале?

– Я думал, в отпуске...

– В госпитале. Часть черепа сняли, заменили металлическими пластинами. Тяжело, говорят, в бою такую голову носить будет. И потому – на инвалидность. А мне не хочется. Я еще в себе силы иногда чувствую. Состояние, требующее адаптации. Вот мне и предлагают помощь – и материальную, и психологическую. Вторую, понятно, в большей степени. С первой у нас всегда больше обещаний, чем реальных выплат...

Я врал беззастенчиво, но делал это достаточно убедительно, с непременным ворчанием и недовольством, чтобы старший лейтенант поверил. Он, похоже, на сей раз воспринял мои жалобы как должное.

– А какую группу инвалидности обещают?

– Они пока ничего не обещают. Сидят два профессора, бумаги листают, охают и ахают, вслух о комиссии размышляют. Не думаю, что больше третьей дадут. Руки и ноги целы, а голова у нас – дело второстепенное.

– Так что тебе сейчас с головой-то делать?

– А что мне с ней делать? – не понял я.

– Беречь надо?

– А здоровому беречь необходимости не было? – спросил я невинно.

– Ну, пока здоров, об этом не думаешь.

– Всегда, извини уж, старался думать. И сейчас стараюсь. А ты что как загнанная лошадь? – перевел я разговор на другую тему, справедливо надеясь вытащить у участкового какие-то сведения о расправе над ментами с Северного Кавказа.

– Дел сразу навалилось... Всегда все спокойно было, а тут – сразу куча. Ментов перебили, а тут еще...