Призовая охота

– Что еще?

– Вчера в Москве пытались гей-парад провести. Наши поехали против них выступать. Отец Василий поехал, парни молодые. «Голубых» побили, многих задержали. И с той, и с другой стороны. Отца Василия задержали и двоих наших парней.

– Батюшка тоже бил?

– Нет, его задержали как одного из выступавших против гей-парада. А парни, говорят, кулаками поработали.

– Я тоже собирался поехать, да в госпитале задержался, – признался я, этим легким откровением отводя подозрения от участия в другом происшествии. – Тоже задержали бы. Я бы в переулке не отсиживался – благо есть куда пинать...

– Они же больные... – слабо возразил старший лейтенант.

– А ты представь, чтобы выходили на парад больные раком и звали других тоже раком переболеть. Это нормально? Больных лечить надо, а не пропагандировать их болезнь.

– Во всей Европе это считается нормальным, – участковый явно говорил с чужого голоса, интонацией показывая свою неуверенность.

– А мне плевать на Европу. Там всегда одни «гнилушки» жили. Почему мы тоже загнивать должны? А мы не хотим. У нас народ другой. И не будем на Европу равняться. Татарское иго триста лет длилось. А потом Петр учредил европейское иго – и до сих пор избавиться не можем. А что у тебя с теми?.. Которых тут перебили? Поймали кого?

Я спрашивал намеренно наивно, понимая ситуацию не хуже мента, но делал вид, что ничего в ситуации не соображаю.

– Похоже, накроются мои капитанские погоны, – вздохнул Сазонов. – Там полный «висяк». Даже версии у следствия нет. Никаких мотивов. Предполагают только, что была какая-то разборка между группами. Может, одни кавказцы с другими кавказцами что-то не поделили. Патроны, кстати, у пистолета, из которого стреляли, – как у твоего «Грача».

– Что, экспертизу проводили? – выдал я новый наивный вопрос.

– Пули на экспертизу отправят из морга. Гильзы подобрали на месте убийства. Гильзы «девять на девятнадцать».

– Такие у многих пистолетов.

– У каких? – проявил свою боевую несостоятельность мент.

– У «беретты-92» и «беретты-96», у разных «Глоков» и еще у целой кучи.

– У «стечкина» тоже?

– Нет. Там «девять на восемнадцать», – снова я проявил свое знание оружия.

– А то тут один из следователей предположение выдвигал... Говорил, что Кадыров своим самым верным сподвижникам дарит «стечкины» с позолоченным корпусом.

– Слышал я такое. Даже не про позолоченный корпус, а про золотой. Но по мне лучше простой вороненый. И лучше металлический, чем пластмассовый, как у «Глока».

– А чем пластмассовый хуже? – Теперь уже мент проявил настоящую ментовскую наивность.

Я ответил кратко и емко, со знанием дела:

– Пистолет легкий, а патрон сильный. Ствол после выстрела швыряет в сторону. Ко второму выстрелу приходится готовиться заново. В бою это неудобно. Кроме того, в бою «стечкин» можно использовать вместо дубины. Дашь по голове, мало никому не покажется. А «Глоком» бить – все равно что мух отгонять...

Толик вздохнул:

– Убивают друг друга, а я виноват, что на моем участке... Ну, ладно, поехали наши в Москве «голубых» гонять. Это на мне не сильно бы сказалось. Не по деревне с кольями гоняли. Наше начальство на это смотрит почти как ты с отцом Василием. А массовое убийство на моем участке – все, прощай повышение в звании! Если бы еще по горячим следам поймать кого-то... А так – все!

– А ты-то тут при чем? – сделал я вид, что не понимаю. – Следственный комитет пусть занимается. Для участкового слишком серьезный случай. Это тебе не пару галош украли...

– Все равно в одну кучу свалят, – вздохнул старший лейтенант и двинулся к калитке, в которую входила мама – его, кстати, бывшая учительница и, кажется, даже классный руководитель.

Поздоровавшись, они разошлись без расспросов. Вопрос в маминых глазах относился ко мне. Но я ничего говорить не стал, а просто прошел в дом. Мама двинулась следом за мной.

* * *

– Ты с отцом Василием не виделся? – спросила она.

– Издали. Поприветствовали друг друга. А ты виделась?

– Только что разговаривала.

– Знаешь уже, что произошло?

– Знаю. Неприятности. Думаю, если бы ты там был, все обошлось бы.

Она мне словно претензию высказывала, что я не принял участия в драке.

– Если бы я там был, все было бы гораздо хуже. Сдерживать я никого не стал бы, а в остальном...

– Что в остальном?

– Меня, мама, не учили драться.

– Не поняла...

– Меня учили убивать. И последствия могли бы быть более тяжелыми. В том числе и для ментов, которые батюшку и твоих мальчишек задерживали. Я не стал бы смотреть, как их в машину сажают...

Она, кажется, поняла и оценила. И от этого почувствовала себя не совсем уютно, постаравшись сразу перевести разговор на другую тему.

– И еще батюшка сказал, что рядом с деревней перебили каких-то полицейских с Кавказа.

Мама, как учительница, всегда старалась говорить правильно и терпеть не могла таких общеупотребимых сейчас выражений, как «менты». Когда я произнес это слово, она даже поморщилась.

– Да, Сазонов даже мой пистолет посмотрел. Проверил наличие патронов. Ментов расстреляли из пистолета такого же калибра.

– Тебя, надеюсь, он не подозревает?

– У него работа такая – всех подозревать. Для любого мента все люди – это только преступники, настоящие или потенциальные. Иначе они людей рассматривать не могут. Они даже на жертв преступлений так смотрят.

– Это ты перебарщиваешь. Толик всегда был хорошим мальчишкой.

– Он уже давно не мальчишка, а профессиональный мент, который расстраивается, что из-за этого четверного убийства, если не поймают убийцу или убийц, ему не дадут уже обещанного звания капитана. И потому готов обвинить любого. А я не перебарщиваю, я перестраховываюсь, потому что у меня и без вашего участкового своих проблем хватает.

Мама почувствовала мой тон.

– Что-то случилось?

– Случится вот-вот...

– Что?

– Ты сильно не расстраивайся, но завтра или послезавтра меня могут арестовать. Но это на несколько дней. Надолго мы не расстанемся.

– За что?

– За другое убийство. По подозрению...

Мама молча ждала продолжения и подробностей.

– На МКАДе перебили несколько молодых наглых чеченцев...

– Я считаю это нормальным, – сказала мама. – Слышала по радио про эту историю. Молодые наглецы получили достойный отпор, и все. Если бы их раньше так останавливали, у нас преступность была бы намного ниже. Ты какое отношение имеешь к этому делу?