Призрак бродит по Техасу
Шрифт:
Быть может, Диана, сиявшая почти в зените, смилостивилась и сотворила чудо. Во всяком случае, в воздухе смешались два оглушительных звука - лязг титана и звон алюминия. Мои оснащенные лезвиями руки, закинутые назад, бросили верхнюю часть моего туловища дальше вперед. Вес титановых подошв потянул меня вниз так, что я сумел приземлиться на них - почти у края эстрады. Хотя я весь звенел, а голова шла кругом, мне удалось сохранить равновесие, обернуться, вскинуть оба лезвия и встретить Ханта и Чейза, двинувшихся на меня плечом к плечу.
Тут я решительно отключил свой мозг - в первую очередь зону смелых замыслов - и положился
Мои нервы и тело теперь функционировали нормально, и я инстинктивно перешел в нападение - на этот раз осмотрительно. Хант и Чейз оказались посредственными дуэлянтами. Я оттеснил их от края, тщательно стараясь не уколоть их и не царапнуть - то ли подчиняясь профессиональному рефлексу, то ли наконец осознав, что у меня есть только один шанс выйти живым из первой и безнадежно проигранной битвы Революции Согбенных: никого не убить и даже не ранить. Тем не менее я вскричал:
– Деритесь, трусы, деритесь! Не было бы никакого Аламо, имейся там задняя дверь!
В ответ Хант и Чейз принялись фехтовать еще яростнее и хуже.
Внезапный выпад - и шпага Ханта взлетела в воздух. Затем, работая обоими клинками я быстро обезоружил и Чейза, и теперь грозил им обоим, в свою очередь оттеснив их к самому краю эстрады.
Между ними я узрел остатки моей публики, моей армии - они во все лопатки улепетывали в направлении Мекстауна, подгоняемые бичами. Мои миниатюрные ассасины, одурманенные революционной речью, как гашишем, наконец признали свое поражение. На земле там и сям валялись согбенные неподвижные тела. В эту секунду последние беглецы (трогательный арьергард из девяти мексов) остановились, чтобы поднять кулаки и крикнуть мне:
– Ole, El Esqueleto! Venganza у muerte!
Затем они опять припустили, и конные преследователи-техасцы заслонили их от меня.
Сыграл ли тут роль этот бодрящий призыв или донесшийся с грузовика голос губернатора Ламара, но во мне вновь проснулся идиотский оптимизм. Включился и мозг, полный мелодраматичных идей. Я схвачу Ламара, потребую, чтобы меня отпустили…
Я повернулся, перебирая в уме невероятные планы, - и увидел, что Рейчел-Вейчел наконец-то встала и подошла ко мне.
– Мой герой, - вскричала она, протягивая ко мне руки.
– Ах, капитан Череп, какой блистательный поединок! Не думаю, чтобы во вселенной нашелся еще человек, который…
Лицо ее сияло. Я опустил клинки - и слишком поздно заметил, что одна ее рука сжимает черный хлыст. Она слегка прикоснулась им к моей обнаженной шее, точно фея-крестная - волшебной палочкой.
Меня пронизала боль, парализовавшая тело от шеи и до подошв. Я с лязгом сел на алюминиевый пол и перегнулся бы пополам, но мои вытянутые и, увы, бесполезные руки послужили мне подпоркой. Мои глаза сначала страдальчески, а потом со жгучей ненавистью уставились на предательницу.
С грузовика на эстраду торопливо сошел Ламар в сопровождении
мэра Берлсона и профессора Фанниновича. Благообразное лицо губернатора багровело бешенством. Он схватил дочь за плечи и встряхнул ее.– Душка, я крайне на тебя сердит! Я запру тебя в спальне на двадцать лет.
– Но, папочка, я же спасла твою жизнь!
– произнесла Рейчел голосом, который поднялся на октаву и лет на двенадцать вернулся в прошлое.
– Это к делу не относится. Душка, мне стыдно за тебя. Какой скандал! Одета как мужчина! На тебе штаны, а ведь за последние двести лет ни одна Ламар не ездила на лошади иначе как боком. В любом случае просидишь в спальне десять лет.
– Папочка, ты злишься! Что тебя расстроило? Упустил президента Остина?
Но я уже не мог внимательно следить за их диалогом. Нет, не потому что у меня помутилось в голове - я был в полном сознании, хотя и не мог шевельнуться. Но рядом со мной на колени опустился Фаннинович. Лицо у него блестело, как его монокль. Он принялся ощупывать мой экзоскелет и просто ворковал от удовольствия, прослеживая проводку и обнаруживая миоэлектрические контакты с моей кожей. Он даже мял и щипал мои онемелые мышцы, негромко поахивая от удивления, что между такими крупными костями и кожей почти ничего нет. Это было отвратительно, однако я смирился (а что еще мне оставалось?) и попробовал сосредоточиться на разговоре Ламара и Рейчел-Вейчел.
Он ответил на ее вопрос с заметным раздражением:
– Нет, Остина мы не упустили. Но потом его сбежавшие дворовые мексы поймали нас в засаду. Лазернули трех техасских вольных стрелков насмерть. По мне промахнулись вот настолечко!
– Он раздвинул большой и указательный пальцы.
– А к тому времени, когда мы сбросили на них атомную мини-бомбу, они успели разбежаться, так что, думаю, накрыли мы не более пятидесяти процентов.
– Не вешай носа, папочка. Наверное, накрыли вы их больше, чем тебе кажется. И ты ведь знаешь, как у тебя шалят нервы, когда ты утомляешься и ложишься поздно, не успеваешь ни выпить, ни выкурить марихуанку.
– Не подлизывайся, душка. Пять лет и ни дня меньше. А мое слово твердо.
– Правда, папочка, тверже кремня, - покаянно согласилась эта невероятная лицемерка.
– Вот те на!
– добавила она со смешком.
– Теперь гораздо тверже. Совсем позабыла - ты же стал президентом Техаса!
– Даже это еще бабушка надвое сказала!
– произнес он сипло.
– Учредительный совет поговаривает о Берлсоне, и Ханте, и даже о Ма Хогте… Конечно, лично к вам, ребята, у меня претензий нет,
– добавил он поспешно.
– Само собой, губернатор, само собой, - успокоительно забасили голоса вокруг меня.
– И это к делу не относится, душка!
– продолжал Ламар, снова вцепляясь в плечи дочери.
– Все дело в тебе ,В том, что мне стыдно за тебя. Носишь штаны, чтобы выставлять напоказ ноги, якшаешься с грязными, вонючими, подлыми революционеришками…
– Но, папочка, я вынуждена была одеваться так, чтобы получить возможность завоевать их доверие, чтобы попытаться вызнать их революционные секреты. Я ради Техаса совершила настоящий подвиг. Действительно, пахнут они скверно, но я все терпела ради…