Призрак бродит по Техасу

Естественно, мне они виделись перевернутыми, но я помнил их наизусть.

Ибо это было факсимиле предварительной заявки Николая Ни-мцовича Низарда на Уранинитовый Шурф, а также три свидетельства о передаче собственности. Все заверенные Циркумлуной.

Отец не доверил мне оригинал заявки, а, воспользовавшись идеей, почерпнутой скорее всего из какой-нибудь шпионской мелодрамы, распорядился вытатуировать факсимильную копию у меня на груди и животе особым составом, включающим азотистое серебро, для того чтобы она оставалась невидимой, пока я не подставлю грудь и живот под яркий солнечный свет или ультрафиолетовую лампу, под воздействием чего нитрат серебра проявится темными линиями, и заявка четко и навсегда запечатлеется на моей коже.

Мне-таки пришлось попотеть, чтобы она не проявилась преждевременно - особенно в патио Ламара. Но теперь мои усилия были полностью вознаграждены.

Я растолковал капитану Тайманову суть этого документа и приложений к нему.

Он был изумлен не менее своих солдат и сказал мне, что вне всяких сомнений я получу значительную денежную компенсацию, но у него нет права выдать ее мне немедленно. Надо будет снестись с генералом Каном, а может быть, и с Новой Москвой. Он налил мне еще водки, угостил еще одной сигаретой, а сам вылез из-за стола, чтобы рассмотреть татуировку поближе.

Я изящно прихлебывал белое пламя и смаковал истинный дух Земли - аромат тлеющего табака.

Тайманов ткнул мохнатым пальцем с ороговевшим ногтем в самую нижнюю печать - разделенную на четверти мандалу с шестеренкой, камертоном, колбой и атомом.

–  А это что?
– осведомился он.

–  Большая печать Циркумлуны, - объяснил я, - подтверждающая подлинность всего вышесказанного. Видите ли, я упустил сказать вам, что вдобавок к моему революционному статусу, я еще и циркумлунец из Мешка, прибывший на Терру под эгидой…

Рык Тайманова заглушил мою речь. Вне себя от ярости он отдал какой-то приказ, и только тогда я сообразил, что от успеха и водки забыл про осторожность.

Не успел я хотя бы увеличить мощность моего экзо, как со всех сторон в меня вцепились бесцеремонные руки. Жесткое ребро ладони умело рубануло меня по шее между шлемом и плечевым поясом, парализовав нервную систему, хотя, к счастью, и не перебив позвоночник, как я было вообразил. Затем Тайманов, скалясь, словно озверевший медведь, достал кусачки с деревянными ручками и перекусил все проводки между батарейками и моторчиками.

Меня подхватили на руки и унесли через улицу в старинную тюрьму Амарильо-Кучильо, а там сняли с меня экзо и сунули мне под нос два извлеченных из моей сумки молниевых пистолета как доказательство, что я по меньшей мере профессиональный убийца. При этом меня так встряхивали, что я не сомневался, что шею мне все-таки незамедлительно сломают.

После чего меня приторочили к столу - предосторожность совершенно излишняя, - и страховидный черношерстный полковник Болбочан, куривший ядовитейшую толстенную сигарету, принялся допрашивать меня про адский план Циркумлуны захватить Россию и (хотя этому он, видимо, особого значения не придавал) всю остальную Терру. Он требовал, чтобы я признался, как мне удалось тайком выбраться из "Циолковского", какие конкретные инструкции по устройству диверсий и террористических акций были мне даны

и какие еще дьявольские замыслы лелеет экипаж "Циола".

Насколько я понял, прикованные к земле медведи-русские не могли просто взять космолет штурмом, однако воспрепятствовали его взлету.

Тщетно я твердил, что сошел с "Циола" в Далласе, после чего всецело посвятил себя разжиганию бунтов, выгодных для России. Тщетно я заверял полковника, что русские циркумлунцы - люди очень милые, что они не составляют там и половины населения и не только не питают черных замыслов против земной России, но даже особого интереса к ней не испытывают. Тщетно я втолковывал ему, что я живу не в Циркумлуне, а в люмпенпролетарском Мешке и вообще безобидный актер.

Едва выяснилось, что отвечаю я не так, как требуется Болбочану, меня начали систематически избивать резиновыми дубинками. Не-выносимейшее унижение и мучительнейшая боль! После событий в патио Ламара меня терзал страх, что стоит мне еще раз на Терре лишиться своего экзо, как я тут же сойду с ума, но физические муки, которые я испытывал, заставили меня забыть этот страх. Непрерывно оглушаемый ударами, я был не в состоянии сочинить историю, которая хотя бы на время удовлетворила полковника. А боль не давала мне извлечь утешение из философской мысли, что Смерть обязана ознакомиться со страданиями.

От меня вдруг потребовали назвать имена сообщников - тех, кто затаился на борту "Циола", тех, кто прокрался на Землю вместе со мной, а главное, совсем уж гнусных тварей - земных коллаборационистов, сотрудничающих с русско-циркумлунекими дьяволами.

Промолчать мне помогли лишь еще не выбитые из меня остатки логического мышления: если я выдам Мендосу и остальных членов нашей труппы, мне это ничуточки не поможет. Тем не менее я вскоре назвал их всех, только бы приостановить пытку, но тут Черный Бол-бочан вдруг замолол чушь о "лунных чудовищах", которыми спутниковые русские планируют наводнить Сибирь. Может, я - лунное чудовище?

Когда же он обрушил на меня град еще более нелепых вопросов о "марсианских жуках", якобы способных сожрать всю растительность Терры, в помещение влетел галопом седошерстный генерал Кан и поднял ладонь - распоряжаясь, наверное, чтобы были применены другие, более утонченные пытки.

Но я так и не узнал, какие именно, ибо в тот миг меня изнутри обволокла бархатная чернота и погрузила в неизмеримые глубины.

Глава 15. СМЕРТЬ С ПАУКАМИ

Торжествуя победу, весь мир поправши,

На добыче, скошенной будто трава,

Как бог себя на своем алтаре заклавший,

Смерть лежит, мертва.

Алджернон Чарлз Суинберн. "Забытый сад".

Когда я пришел в сознание, а вернее, когда сознание пришло ко мне - чего лично мне совсем не хотелось, - выяснилось, что я лежу в гробу, который заколачивают.

Стук молотков пробудил все привычные боли, а также и совсем новые. Из новых же мучительней всего был леденящий холод.

Я решил, что стучат десять молотков, и шляпки гвоздей жмутся друг к другу, как жемчужины на нитке.

Я знал, что все еще нахожусь на Терре, ибо Сила Тяжести пребывала со мной и в гробу. Меня глубоко возмутило, что Сила Тяжести действует даже в гробу, это же нечестно! Уж, казалось бы, смерть принесет освобождение от этой пакости, так нет же! Но чего и ждать от безжалостной и беспощадной Терры?

Я приказал глазам открыться, чтобы узреть непроницаемый мрак вокруг. Что он непроницаем, я был уверен - ни проблеска света не просачивалось сквозь мои сомкнутые веки.