Призрак бродит по Техасу

Что поделаешь! Мужчина по самой своей природе полигамен, во всяком случае нацелен на многоженство, и женщины должны смотреть на это сквозь розовые очки. Смотрим же мы на них так - по крайней мере я смотрю, иначе мне и одной жены не потребовалось бы, не говоря уж о двух.

Русские фотографы разделались со мной только в последний день спиндлтопа и вымотали меня даже больше, чем марафонское уламывание Рейчел. Палачами они оказались куда хлеще мешковских: швыряли меня и теребили, как им вздумется, требовали от меня физически невозможного, особенно перед кинокамерами, не давали минуты передышки, чтобы поесть, облегчиться, вздремнуть - так, словно на Родине Социализма не существует никаких законов об охране труда.

В результате все мои батарейки безнадежно сели, и меня пришлось бы волочить в "Циолковский" на руках, если бы генерал Кан не принудил угрюмого интенданта подобрать для меня свежие батарейки из тех, которые используются в СССР для энергетических видов оружия. Кроме того, он вернул мне выдвижные шпаги; кинооператорам потребовались кадры, демонстрирующие, как я переколол Остина, Ламара, Ханта, Чейза, Берлсона и целый батальон вольных стрелков - естественно, статистов. С этого момента в Республике Единственной Звезды я, разумеется, персона нон грата. Их там уже не разубедишь, что я был завербован русскими, еще когда высадился в Далласе.

Фотографы использовали меня сполна: последние снимки делались перед самой посадкой на "Циолковский" в космопорту, где меня окружили восторженные мексы и индейцы кри, которые теперь обзавелись комиссаром и обнаружили, что жизнь стала несколько труднее с тех пор, как в этом новом краю Дальней Сибири к тяготам климата добавились тяготы русского главенства.

Но каким-то образом я умудрился снести самые адские выдумки фотографов и удержаться на своих экзоногах. Если уж это не завоюет мне - а тем самым и Циркумлуне - сердца простых русских, то прямо не знаю, что еще им требуется.

Во время заключительной съемки я все-таки сумел самым теплым образом попрощаться с Гучу, Эль Тасито, Карлосом Мендосой и отцом Франциском, который тайком меня благословил и шепнул, что ему было видение и его миссия теперь - обращать кри в христианство, но только молчок!

Гучу сказал:

–  А я возвращаюсь в Публикарес Избранных. Всякий раз, пообщавшись с вами, беломазыми, я замечаю, что вы все больше сходите с ума. Вали отсюда, друг, и не отсвечивай.

Старина Тас сардонически буркнул:

–  Vaya con La Muerte, El Esqueleto.

–  Ну, - отпарировал я, - прежде чем "уйти со смертью", я дам ей бой.

–  А как же иначе?
– Он пожал плечами. Мендоса потряс мою руку.

–  И за Эль Торо, - сказал он. Мы обменялись крепким рукопожатием.

В заключение меня перехватил Эльмо, который сумел не попасть ни в единый кадр и поговорить со мной так, что нас никто не слышал.

–  Устроитель, - объснил он, - вынужден прятаться от глаз человечества и обходиться без публичных восхвалений, как бы его самолюбие не жаждало хоть капельки известности. Ага, обе девочки на борту, как ты и хотел, Господь да смилуется над тобой! Вот пачка сигареток с начинкой и пузырек текилы для успокоения нервишек. Тебе это ой как понадобится! И выжми из длинноволосых за свой "дар" все, что сможешь, слышишь меня? О человеке никто не позаботится, кроме него самого. Если будешь помнить, что в денежных делах у тебя никакого соображения нет, но вслепую тебе везет, то в дураках, может, и ке останешься. И кстати - только держи язык за подбородочной скобой, - не жди, что Техас подожмет хвост. Россия обзавелась одной суперскважиной, но у Единственной Звезды их две сотни.

–  Эльмо, на чьей ты все-таки стороне?
– спросил я, не удержавшись.

–  На своей!
– Он ухмыльнулся.
– Во всяком случае, это все, в чем я признаюсь, разговаривая по душам.

Поднявшись на борт "Циолковского", я словно сразу же очутился в Циркумлуне, не считая, конечно, проклятой силы тяжести. Все было стерильно чистым. Кроме меня. Я убедился, что мой "дар" погрузили в багажный отсек со всем тщанием, последовал за ученой стюардессой-доктором в небольшой занавешенный со всех сторон альков и с наслаждением ухнул на водяной матрас.

–  Вы снимете ваш протез?
– спросила стюардесса на классическом русском.

–  Ньет, - ответил я на том же языке. Она пожала плечами.

–  Инъекции?

–  Да, - согласился я.

Когда она ушла, я отдернул занавески справа и слева. Там на таких же матрасах, но надежно пристегнутые, лежали Рейчел-Вейчел и Ла Кукарача. Обе мечтательно мне улыбнулись… и увидели друг друга.

–  У, грязный предатель, маньяк, свихнутый на двоеженстве, Синяя Борода!
– ахнула Рейчел.

–  Борода, положим, черная, - отпарировал я хладнокровно.
– А двоеженство - одна из наименее сенсационных форм брака в Мешке.

–  Лгун! Богохульник! Погубитель невинных девушек!
– поносила меня с другого бока Лапонька.
– Предупреждаю, червяк ты несчастный, не давай мне в руки острого ножа. Не то я отделю тебя от твоих органов размножения!

–  А я буду прижимать его к полу, - обещала ей Рейчел.

–  Любимые, - сказал я безмятежно, - в Цинциннати одна из вас сказала: "В небе я, может быть, стану другой." Поверьте, так оно и будет. А пока давайте смотреть на это, как на еще одни гастроли, бесконечно продливающиеся.

–  От праведного гнева я с ума сойду!
– сказала Роза.

–  Черепуша, лучше свяжи меня!
– сказала Рейчел.

–  Но ты ведь и так стянута ремнями, - напомнил я ей. Тут вернулась стюардесса.

–  Взлет через минуту. Минус пятьдесят восемь секунд. Какие-нибудь неполадки?

–  Еще бы!
– вскрикнула Роза.
– Я жена этого злодея и желаю сию же минуту покинуть ваш грязный кораблишко!

–  Его жена я, - внесла ясность Рейчел.
– И высадиться желаю я.

Я покрутил указательными пальцами у висков. Стюардесса взглянула на карточку, которую держала в руке.

–  Тут указано "сестра".
– Она погрозила мне пальцем, сурово поджимая губы.
– Вот так из-за вас, мешковцев, страдает репутация Циркумлуны. Вы некультурны. Впрочем, чего ждать от актеров? Минус сорок три.

Стюардесса удалилась.

К счастью, в тот же момент в репродукторе загремел "Танец с саблями" из балета "Гаянэ" Хачатуряна, заглушая возмущенные тирады девочек. Я легонько прижал пальцы к ушам. Инъекции начинали действовать, но я сопротивлялся им, пока длился шок от взлета и жуткие минуты семнадцати лунагравов - до самого огненного финала.

А тогда, уже теряя сознание, я ощутил восхитительное освобождение от тяжких вериг. Мои фантомные мышцы ожили. Экзоскелет превратился в помеху. Я вернулся в единственную пригодную для меня среду.

Глава 17. СТО ЛЕТ СПУСТЯ

В дальней дали Рейчел-Джейн

Поет за терновой изгородью:

"Любовь и жизнь, Вечная юность, -

Диво, диво, диво!"

Вейчел Линдсей."Тропа Санта-Фе".

Мой пра-пра-правнук только что вернулся снизу. Из чистой сентиментальности я хотел одолжить ему мой экзоскелет, но длинноволосые успели изобрести антигравный костюм - серебристый комбинезон, и только. А потому верный Титановый Старик так и остался лежать в прозрачном музейном овоиде.