Призрак другой женщины
Шрифт:
– Расскажи мне, чем так опасен отец Макара? Что в нем такого? Нормальный с виду мужик, всегда здоровается, – начала она вспоминать их редкие встречи. – Интересный даже. И бабка хотела, чтобы мы породнились. Вечно ко мне с Макаром приставала. Если бы она знала о его отце что-то гадкое, разве стала бы…
– А она и не знала! Не знала она!!! Он пасть свою только недавно и раскрыл! – закудахтал Витька, запахивая куртку и напяливая на голову заячий треух, который не захотел менять ни на какие обновки. – Как начало вокруг все это твориться, так он и пасть открыл.
– Так, стоп! Ты же говорил, что папаша
– Родители твои давно погибли, а он вот вспомнил вдруг что-то недавно. – Он сдвинул треух на затылок и почесал вспотевший лоб. – Бабы из магазина на железке рассказали, что он заходил за водкой, был уже готовый и орал на весь магазин, что не просто так все это происходит. Что бабке твоей кто-то мстит. И сынка, мол, со снохой сожгли тоже из мести. Недавно это, Кать, недавно. Если бы он раньше крякал, бабка-то твоя ему быстро б рот заткнула. И ты права, ни за что Макарку бы тебе не прочила в женихи. А так…
А так Катерина просидела полночи в стареньком кресле, слушая странный шелестящий шорох за окном, очень похожий на чьи-то легкие шаги, и все думала и думала. Думала и думала.
А что, если и правда все страшное, что теперь навалилось, как-то связано с прошлым ее бабуси?! Она же непростым человеком была. Очень непростым. И если напрячь память, то можно вспомнить несколько весьма странных, если не сказать загадочных, эпизодов. Люди в их доме появлялись и исчезали, вместе с ними появлялись и исчезали какие-то свертки, баулы, сумки, чемоданы. Появлялись деньги, и неплохие деньги. Велись странные разговоры, очень сильно напоминавшие Кате заговоры. А однажды, это она тоже вдруг вспомнила, ей показалось, что бабка прячет на чердаке что-то, похожее на ружье. Но стоило ей спросить, как она тут же получила подзатыльник и совет не соваться.
Она и не совалась. И жила вполне спокойно. До тех пор, пока бабка неожиданно не умерла странной неосторожной смертью. А что, если она не сама упала на рельсы?! Что, если ей помогли упасть и удариться?! Эксперт, с которым Катя разговаривала, утверждал, что женщина была старой, утратившей осторожность, поэтому и поскользнулась, поэтому и упала, сломав височную кость. Но Катя совершенно отчетливо рассмотрела на виске у мертвой бабки две обширные гематомы. Решила тогда, что они при падении образовались, а сейчас вдруг задумалась. А что, если ее убили?!
– Опять никого!
Витька вошел с грохотом. Гремел он нарочно, чтобы бояться меньше. Морда была бледной до синевы, и губы тряслись. Он швырнул треух в угол кухни, куртку аккуратно повесил за дверью в коридорчике. Там же оставил обувь. Вошел, потрогал бок чайника, обжегся – Катя его только вскипятила – и полез за чашками.
– Я не буду, – запротестовала она.
Но Витька тут же решительно отрезал, что чай пить одному так же противно, как и водку. Удовольствия никакого от процесса.
– Опять никого, – продолжил он, набивая рот шоколадными коржиками, которые Катя от тоски напекла днем. – Я вокруг дома собакой ходил, никого!
– А шаги слышны? – уточнила она, хотя и сама их слышала через открытую форточку кухни.
– Ну!
– Кто-то нас отсюда выживает, Витя, – оборвала она его вздохи решительно. – Посуди сам: некто проявляет
жуткий интерес к этому дому и тут же погибает страшной смертью.– Ну!
– Причем показательно погибает. Как будто для того, чтобы другим неповадно было с покупательским интересом сюда соваться. Так?
– Ну!
– Что ну-то?! Покупателей больше нет, но мы-то с тобой остались! Вот нас и надо отсюда выдавить.
– А чего не убить?! – просипел с раздутыми от коржика щеками Витька. И глаза его наполнились мутной слезой. – Нас ведь тоже, Кать… Могут!!!
– Если бы могли, вернее, если бы хотели, убили бы давно. А так просто запугивают. Зачем?
Она встала из-за стола, походила по кухне, остановилась у диванчика, где красивый парень с печальным понимающим взглядом проспал до утра. Зачем-то погладила старую растрескавшуюся кожу, как будто она могла хранить тепло его сильного гибкого тела. Вздохнула, обернулась к Витьке, который наблюдал за ней с пониманием и осуждением одновременно. Коржики он съел почти все и был теперь сыт и не так напуган. Но осторожности все равно не утратил, поэтому и глядел на нее с осуждением.
«Зачем он тебе, девонька? – угадала в его глазах Катя. – Не нужен! Он красивый и опасный. Умный и ненадежный. А уж постоянства в нем… До следующего уголовного дела с такой же вот красоткой в роли свидетельницы».
Но при этом и жалел ее Витька. «Бедная ты, бедная, – говорили его заслезившиеся глаза. – Ни отца то у тебя, ни матери. Голову приклонить не к кому. Бабка, пригревшая в детстве, и та померла. Кто поможет-то?! Кто обережет?»
И ей вдруг тоже стало себя жаль. Просто до слез жалко.
Ведь и правда никого у нее нет, никого! Одна отдушина была – работа, и с той уволили. Обещали взять обратно после отпуска, а теперь, после смерти Стахова, да еще такой ужасной, в ее сторону вряд ли посмотрят. Отмахнутся, как от мухи заразной.
– Нас пугают, Витя, чтобы мы убрались из дома. Что-то в этом доме… Что-то в нем. В нем все дело.
– Что?!
– И убили бы нас давно, тут ты прав, но не трогают, а почему?
– Почему?
– Жалеют? Наверное, жалеют. Не боятся же нас с тобой!
– Кто мы, чтобы нас бояться? – кивнул Витька и задумался, подперев ощетинившийся отросшей бородкой подбородок. Потом вдруг съежился и взглянул на нее странно после десятиминутных размышлений. – Я надеюсь, на меня-то ты не думаешь?!
– Насчет чего?
– Что я как-то замешан?! – всполошился он еще сильнее.
– Да иди ты! – отмахнулась от него Катя и вернулась за стол. – Ты мне лучше скажи, кем была моя бабка?
– Василиса Степановна? – уточнил для чего-то Витька и недоуменно вытаращился. – Как – кем? Дальнобоев кормила, ночлежку содержала в обход налогов там всяких.
– И не трогал ее никто?
– Крышевал ее кто-то, поэтому и не трогали ее. Мутно все было, Кать. Мало кто что понимал. А если честно, то порядочный народ дом этот обходил и объезжал стороной. – Витька виновато шмыгнул носом. – Я тогда учителем работал и…
– Сторонился?
– Да.
– Боялся, что запачкаешься?
– Нет, боялся, что прибьют.
– Ладно, это понятно. – Катя не обиделась ничуть, репутацию бабкиного постоялого двора она знала. – Кем была бабка раньше?
– Когда раньше?