Призрак Перл-Харбора. Тайная война

Брови Ясновского поползли вверх.

— Знаю, что не охоч ты до женского полу. Водку жрать и баб щупать придется Люшкову, а тебе смотреть, чтобы эта скотина раньше времени с копыт не свалилась.

— Люшкову?! — изумился Ясновский.

— На него будем ловить резидента.

— Резидента? А если Люшкова раньше шлепнут?

— Не должны! А ты тогда на кой хрен нужен?

Ротмистр замялся.

— Что не понятно, Вадим? — нахмурился Дулепов.

— Можно вопрос?

— Давай.

— С голодухи Люшков накинется и на водку, и на баб, но потом смекнет. И как тут быть?

— Резонно. И что на ум приходит?

— Так с ходу и не скажешь, больно он ушлый, на мякине не проведешь.

— Иди от жизни. Мы ищем их резидента. Так?

— Да.

— Вот пускай и помогает.

— Как? — не мог понять Ясновский.

— Скажешь, что в Харбин направили связника из Управления НКВД по Дальневосточному краю.

— Точно! Он же там служил!

— Соображай дальше, Вадим.

— Ну, вы и голова, Азолий Алексеевич. Ничего не скажешь, хитро придумано! — восхитился он.

— Что есть, то есть. Тридцать лет за красной сволотой гоняться — это тебе не геморрой в кресле высиживать, тут и задница начнет думать, — снисходительно произнес Дулепов и поторопил: — Забирай деньги и гони за Люшковым.

Ясновский замялся.

— Ты чего?

— Дело боюсь завалить, господин полковник. Вы же знаете мои отношения с Люшковым, где-нибудь не выдержу и сорвусь.

— Ох, и хитер же ты, Вадим, — от благодушного настроения Дулепова не осталось и следа, он сухо отрезал: — Выдержишь! Если надо будет — прикажу. Так не только водку жрать с ним станешь, а и в засос расцелуешься. Нам что, за красивые глазки японцы платят?

— Я думал, как лучше… — мямлил Ясновский.

— Это мое дело думать, а твое — выполнять. Вопросы есть?

— Никак нет.

— Работать вместе с Модестом! — закончил разговор Дулепов.

Ясновский суетливо сгреб со стола деньги и, выйдя из кабинета, вызвал машину.

Настроение было мерзопакостное. На дармовые деньги погулять, а при случае прикарманить «копейку» — это пожалуйста. Но не в компании с Люшковым. Тут было запросто самому пулю схлопотать. Расстроенный такой перспективой, ротмистр выглядел мрачнее тучи.

Унылый пейзаж — скошенные поля кукурузы, редкие перелески, за которыми проглядывали нищие китайские селения, и начавший накрапывать дождь вгоняли ротмистра в смертельную тоску. Дорога пошла под уклон, и впереди показались глинобитные китайские фанзы и русские мазанки. В одной из них скрывался от боевиков советской разведки Люшков. Искать ее Ясновскому не пришлось — среди жалких лачуг она выделялась высоким глиняным забором и массивными деревянными воротами. В глубине двора, за чахлым кустарником, виднелось несколько строений.

Появление ротмистра не осталось незамеченным; за забором произошло движение: в калитке приоткрылась прорезь и настороженная физиономия подозрительным взглядом прошлась по машине.

— Ротмистр Ясновский, — представился он, сунул охраннику под нос документы и грозно рявкнул: — По приказу полковника Сасо прибыл за господином Люшковым!

Это возымело действие. Охранник засуетился и загремел запором. Ротмистр вошел во двор и решительно направился к дому. Навстречу выкатился маленький, круглый, как колобок, второй цербер, судя по лоснящимся щекам и пронырливым глазкам, — старший. Документы спрашивать он не стал, догадался, что пожаловало начальство, и на сносном русском спросил:

— Госпадина приехала к госпадина Рюскова?

— Да, по приказу полковника Сасо я забираю его, — подтвердил ротмистр.

— Моя такой приказ получила. Госпадина звать Яснова?

— Да.

— Оцень карасе! Оцень карасе! — зачастил колобок и покатился к дому.

Вслед за ним ротмистр прошел в дом. В комнате царил полумрак. Середину ее занимал круглый стол, покрытый плюшевой скатертью, в углу, на шкафу, блестел надраенной медью тульский самовар, невесть как оказавшийся здесь.

— Вы ко мне? — раздался голос.

Ясновский не заметил, как вошел Люшков, и про себя отметил: «А ты сильно изменился. Видать, не сладко приходится, раз японцы тебя в такой дыре держат».

С того времени, когда они встречались в последний раз, Люшков осунулся и сдал. Залысины добрались до самого затылка, кудрявый смоляной хохолок поник, нос вытянулся и сизой сливой навис над брезгливо поджатыми губами. Прежними оставались только глаза. Из-под густых, кустистых бровей они хитрыми буравчиками сверлили Ясновского.

— К вам, к вам, Генрих Самойлович, — подтвердил ротмистр и сделал в его сторону реверанс. — Ценим и не забываем о вас.

— С чего бы это? — насторожился он.

— Ну как же, служим одному делу и…

— Ладно, ротмистр, оставьте эти сказки для дураков. Говорите прямо — зачем пожаловали? — перебил Люшков.

— Вам что, не осточертело торчать в этой дыре?

— Допустим. А вы что предлагаете?

— Харбин вас устроит?

— С чего такая милость?

— Как с чего? Взяли боевиков, тех, кто готовил на вас покушение, вышли на радиста резидентуры.

— И что — взяли? — оживился Люшков.

— К сожалению, только труп и полусгоревшие бумажки, но шифровальщики кое-что прочли. В ближайшие дни в Харбин прибывает связник НКВД. Встреча с резидентом намечена в одном из ресторанов. Требуется ваша помощь. Азолий Алексеевич и господин Сасо очень на вас надеются, — вдохновенно врал Ясновский.

— А я тут с какого бока?

— С самого нужного. Связник направлен Управлением НКВД по Дальневосточному краю, так что готовьтесь встречать сослуживца. К сожалению, точная дата и место встречи неизвестны — то ли «Новый свет», то ли «Модерн», то ли «Погребок Рагозинского».

— Век бы его не видал, — процедил Люшков.

— Ну, почему же. В тюремной камере он очень даже неплохо будет смотреться, — хохотнул ротмистр.

— Ладно, едем. Осточертело сидеть в этой норе, — согласился Люшков и ушел в спальню собираться.