Призрак Перл-Харбора. Тайная война

— У нас нейтралитет. Мы не можем уподобиться им.

— Да что вы носитесь с этим нейтралитетом, как старая девственница со своей честью! Если Гитлер с Хирохито подомнут под себя Россию, то потом в свое удовольствие изнасилуют Америку. И кому тогда будет нужен ваш девственный нейтралитет?

— Но не нам же первыми начинать войну и стать агрессором?

— Для начала неплохо бы дать пинка под зад мерзавцам Курусу и Номуре. Для них это будет убедительный аргумент.

— Легко сказать. Существует определенная дипломатическая этика, — мямлил Сан.

— Этика? Порядочность? У кого? У мерзавцев? Да они вас за недоумков держат, — нагнетал обстановку Плакидин и нанес еще один удар по самолюбию Сана, бросив в лицо: — В окружении Тодзио прямо заявляют, что с вашим президентом-инвалидом расправятся за неделю!

— Чт-о-о? Мерзавцы! — задохнулся от возмущения он.

— Да-да, за неделю! А вы еще облизываете Курусу с Номурой.

— Негодяи! Подлецы! — пришел в бешенство Сан, вскочил с кресла и закружил вокруг стола.

Мудрый Лейба оказался прав. Эмоции оказались сильнее фактов. Теперь Плакидину оставалось надеяться, что также отреагирует Гопкинс. Он не стал больше накручивать Сана — это стало бы перебором. Вспышку его гнева погасило появление Айвика. Семейство Лейба ждало их к столу. Иван с Саном с трудом досидели до конца обеда и, торопливо попрощавшись с хозяевами, разъехались по домам.

После беседы с Саном Плакидин чувствовал себя как выжатый лимон и, поднявшись в квартиру, лег спать. В его положении ничего другого не оставалось, как запастись терпением и ждать.

Прошли сутки. Сан хранил молчание. Но интуиция подсказывала Ивану, что развязка должна вот-вот наступить. И она не подвела.

Грядущая война, подобно грозовой туче, набухала и свинцовым прессом давила на Вашингтон. В Белом доме нарастало тревожное ожидание.

Затерявшаяся в Тихом океане военно-морская эскадра адмирала Нагумо, рыскающие вблизи Атлантического побережья немецкие подводные лодки и участившиеся диверсии в нью-йорском порту подтверждали поступавшие по разным каналам разведанные о том, что в Берлине и Токио приступили к розыгрышу последнего акта военной драмы сорок первого года.

Для Рузвельта и Хэлла становилась все более очевидной двойная игра Курусу и Номуры. Хэлл не принял их. На японцев это подействовало, как холодный душ. Они занервничали и, опасаясь, что их хитрость разгадана, подключили все свои связи в Госдепе и Пентагоне, пытаясь понять, что за всем этим кроется. Но железная завеса секретности непреодолимой преградой стояла на их пути. В глубокой тайне Гопкинс и Хэлл готовили правительству Японии ноту протеста. Противоречивые слухи о ней все-таки просочились за стены Белого дома и дошли до Курусу.

23 ноября он направил паническую телеграмму министру иностранных дел Сигенори Того, в которой сообщал: американцы разгадали его игру. Но это не остановило японских ястребов войны, а только подхлестнуло. Морская армада адмирала Нагумо завершила маневры и взяла курс на Пёрл-Харбор.

Плакидин этого не мог знать. Фитин тоже находился в неведении. Молчал и Сан. Ивану казалось, что он намеренно избегал встречи с ним. На календаре было 24 ноября 1941 г. Еще один день войны подходил к концу. За окном сгустились вечерние сумерки. Иван уже готовился ко сну, когда в холле раздался требовательный звонок. Он с недоумением посмотрел на часы — стрелки приближались к десяти — и пошел открывать дверь.

На лестничной площадке стоял Сан. Обычно спокойный и невозмутимый, он явно находился не в своей тарелке. Борода растрепалась, галстук сбился в сторону, легкий не по сезону плащ был распахнут. Иван принял у него шляпу, помог раздеться и собрался отправиться на кухню, чтобы приготовить кофе.

— В следующий раз, время не ждет! — остановил Сан.

— Это случилось? — его волнение передалось Плакидину.

— Да!

— Насколько все серьезно?

— По пустякам я не стал бы тебя беспокоить. Это вот-вот произойдет!

— Чт-о-о? Война? — воскликнул Иван.

— Пока нет.

— Так что же?

— Президент принял решение — Японии будет заявлена нота!

— Правда?

— Я отвечаю за свои слова. Два часа назад Гарри сказал мне об этом.

— Так чего же мы стоим, проходи! — спохватился Плакидин и распахнул дверь в гостиную.

Сан, помявшись, вошел, взял графин с водой, налил в стакан, жадными глотками осушил до дна и рухнул в кресло. Непослушными пальцами он развязал галстук, швырнул на стол и в сердцах бросил:

— Вот же мерзавцы!

— Кто? — терялся в догадках Плакс.

— Оправдались твои худшие прогнозы, Иван! Негодяи и Курусу, и Номура водили нас за нос. Последние данные нашей разведки подтвердили информацию твоих источников в Токио. Эскадра адмирала Нагумо продолжает движение на юг, у границ с Бирмой происходит концентрация пехоты, подтягивается тяжелая техника.

— А что говорят сами Курусу и Номура?

— Подлецы! Их заверения ничего не стоят! Вчера, когда Хэлл припер их к стенке, они не смогли дать вразумительного ответа. У него лопнуло терпение, и он выставил их за дверь.

— Такое уже было. Побранятся и помирятся, — напомнил Иван.

— Но не сейчас, на этот раз все гораздо серьезнее.

— Да?

— В Белом доме и Госдепе пришли к выводу: дальнейшие переговоры с этими лжецами теряют всякий смысл.

— И что же Хэлл намерен делать?

— Поставить зарвавшихся японцев на место. В ближайшие дни, а возможно часы, правительству Японии будет заявлена нота протеста.

— А она не окажется очередной пустой декларацией, от которой они отмахнутся, как от назойливой мухи?

— Не думаю. Нота будет выдержана в самых резких тонах. Я хорошо знаю Хэлла, теперь он не будет миндальничать.

— Правда?! — воскликнул Плакидин. Он все еще не верил, что задуманная в Москве операция удалась.

— Вот увидишь, — просто сказал Сан.

— А что в ней? Что?

— Деталей не знаю, но в общих чертах содержание сводится к тому, что Япония должна безоговорочно остановить продвижение своих военно-морских сил на юг, прекратить военные действия в Китае и в ближайшие месяцы вывести из него не только армию, а и силы полиции.