Призрак Великой Смуты (CИ)

Кемаль-паше при этом и в голову не приходило то, что со стороны других народов именно турки казались вероломными и лживыми кровавыми маньяками. Все история Османской империи – это нескончаемая череда грабежей, резни и насилия над своими подданными. Об этом хорошо знали греки, армяне и другие народы, населявшие территории Турции.

«И опять в этом контрнаступлении русских отметился полковник Бережной – этот их новый Суворов», – подумал Кемаль-паша.

Как всякий турок, Кемаль-паша уважал силу и одобрял действия полковника Бережного на Украине, Молдавии и в Грузии. Но, как считал турецкий генерал, этот человек был непозволительно мягок. Если бы что-то подобное произошло на территории Османской империи, например, в Сирии, Палестине, Армении, Ираке или Аравии, то он, Мустафа Кемаль, прошелся бы огнем и мечом по землям бунтовщиков, не щадя никого из этих нечестивцев.

Когда поезд остановился на Центральном вокзале Софии, Кемаль-паша бросил взгляд в окно и щелкнул крышкой серебряных карманных часов с дарственной надписью от генерала Лиман фон Сандерса – главного военного советника Германии в Османской империи. По требованию этого генерала его, Кемаль-пашу, назначили командующим 19-й пехотной дивизией в самый критический момент Галиполийской битвы. Произошло это 25 апреля 1915 года. Этот день Кемаль-паша считал своим «Тулоном». Именно тогда взошла его счастливая звезда, которая вела генерала от победы к победе.

Взглянув на время, Кемаль-паша удовлетворенно кивнул. Экспресс шел строго по расписанию, и можно было надеяться на то, что к десяти часам утра он будет в Стамбуле. Зевнув, Кемаль-паша начал готовиться ко сну, при этом не обратил внимания на то, что вместе с прочими пассажирами в его вагон сели четыре человека, внешне выглядящих как добропорядочные и респектабельные европейские бизнесмены-коммивояжеры. Некто свыше, тот кто решает все, уже взял калам, чтобы вычеркнуть имя Мустафы Кемаль-паши из списка живых.

Как и было обещано, команда Камо была сформирована из самых опытных и решительных дашнакских боевиков и была снабжена всем необходимым для выполнения своего опасного задания. Одеты они были по последней европейской моде, при них были чемоданы с образцами товаров и документы, которые были даже лучше, чем настоящие. А самое главное, их снабдили точной информацией о том, какого числа, в каком поезде, и в каком купе поедет в Стамбул человек, которого следовала отправить прямиком в ад. А еще у них имелось переданное через посланца майора Османова компактное автоматическое оружие, в котором любой, кто хоть немного был знаком с оружием Второй мировой войны, сразу бы узнал слегка переделанный британский пистолет-пулемет Sten Мк II.

Вопросы у них вызывал только предложенный им метод ликвидации Кемаль-паши. Им хотелось бы, чтобы акция была проведена по возможности открыто и шумно, например, при помощи взрыва брошенной в купе бомбы или выпущенной в упор обоймы из браунинга, чтобы потом всему свету объявить о казни врага армянского народа, палача и душегуба, убийцы женщин, детей и стариков.

Но авторитет Камо у дашнаков был непререкаемым, и если он сказал «так надо», то это означало, что так все и будет. Ко всему прочему, именно такой «тихий» способ ликвидации турецкого генерала давал им реальный шанс сделать свое дело и суметь уйти живыми и невредимыми. Дашнакские боевики хотя и были готовы совершить акт самопожертвования, но их «кодекс» бусидо не предусматривал последующего вслед за этим самоубийства.

Показав проводнику билеты и сунув ему в ладонь небольшой «бакшиш», чтобы их не беспокоили по пустякам до самой турецкой границы, армянские боевики заняли пустующее купе, расположенное через одно от генеральского. Они начали готовиться к акции, то есть попросту ждать того момента, когда поезд подойдет к пограничной станции. А пока они постараются выяснить, кто является их соседями, и один ли генерал едет в своем купе или в сопровождении адъютанта.

Когда около пяти утра поезд подошел к пограничной станции Капитан-Андреево на болгарской стороне, все уже было готово к началу акции. Боевики предъявили болгарским пограничникам свои документы, которые, как уже было сказано, оказались даже лучше настоящих. Потом на станции Калькуле их паспорта проверили уже турецкие пограничники. Никто из них не обнаружил ничего подозрительного в поведении четырех респектабельных господ, разговаривающих по-турецки с явно выраженным немецким акцентом.

Проверка документов закончилась, паровоз дал протяжный гудок, лязгнули сцепки, экспресс дернулся и тронулся с места. Теперь до самого Стамбула поезд должен был идти без остановок. Пришло время действовать.

Боевики натянули на руки тонкие лайковые перчатки. Убедившись, что коридор вагона пуст, Камо оставил одного человека с автоматом в коридоре контролировать обстановку, а сам достал из кармана универсальный вагонный ключ и с двумя своими подручными тихо вошел в купе, где на нижней полке негромко похрапывал спящий Кемаль-паша.

Генерал, видимо почувствовав неладное, вздрогнул и открыл глаза. Он увидел незнакомцев и сунул было руку под подушку, чтобы достать спрятанный там браунинг. Но было уже поздно. Два армянских боевика схватили его за руки, а Камо быстрым и резким движением вогнал иглу шприц-тубы в бедро генерала и сжал пальцы. Через несколько секунд Кемаль-паша обмяк, глаза его закатились, а дыхание, поначалу шумное, неожиданно прекратилось.

Яд подействовал именно так, как говорил майор Османов. Минуту спустя Камо мог констатировать, что его пациент необратимо мертв, и только архангел Азраил на Страшном суде сможет вернуть его к жизни. Осмотрев все вокруг и убедившись, что они не оставили следов своего пребывания, Камо и его спутники покинули купе. Камо закрыл дверь универсальным ключом и тщательно протер носовым платком ручку двери.

Дело было сделано. Теперь, по прибытии на место, им нужно будет раствориться в толкотне Стамбульского вокзала «Сиркеджи» раньше, чем будет обнаружен труп генерала и по этому поводу поднимется тревога. У группы Камо было еще несколько заданий в турецкой столице. Кемаль-паша был не единственным турком, который представлял опасность для молодой советской республики.

27 марта 1918 года. Севастополь. Графская пристань.

Юзбаши Гасан-бей. Эмиссар главы турецкого правительства Мехмед-Ферид-паши.

Через несколько дней после свержения власти младотурок меня вызвал к себе глава нового правительства Османской империи Мехмед-Ферид-паша, и предложил мне отправиться в Крым, чтобы встретиться там с представителем Советского правительства бинбаши Мехмед-беем. О том, что он в настоящее время находится в Севастополе, сообщил мне Саид-эффенди.

– Прошу запомнить, уважаемый Гасан-бей, – сказал мне на прощание Мехмед-Ферид-паша, – речь идет о судьбе нашей империи. Русского фронта больше нет. Все аскеры разбежались по домам, и если русским вздумается начать продвижение вглубь Анатолии, то они будут маршировать по нашим дорогам не снимая ружей с плеч. Им никто не сможет оказать сопротивление. Поэтому я прошу вас сделать все возможное и невозможное для того, чтобы как можно быстрее заключить мирный договор с Россией. Обещайте что угодно, соглашайтесь на все их просьбы. В конце концов, все, что мы потеряем сейчас, можно будет потом вернуть. Через десять лет, через двадцать, через полвека, наконец.

С помощью Саида-эффенди я согласовал с командованием русского Черноморского флота о моем предстоящем прибытии в Севастополь. Туда я с небольшой делегацией, состоящей из нескольких дипломатов, военных и минимальной охраной отправился на крейсере «Гамидие» – одном из немногих наших надводных кораблей, которые еще были на ходу. Но все равно крейсер с большим трудом давал пятнадцать узлов, хотя, как мне сказал один из его офицеров, были времена, когда «Гамидие» мог разогнаться и до двадцати узлов.